§2. Понятие, признаки, и виды правовой презумпции

Общая характеристика презумпции. В основе любой презумпции лежит связь между исходным и презюмируемым фактами. Суть самой презумпции заключается в следствии из такой закономерности, когда при установлении факта исходного предполагается наличие факта презюмируемого.

Упрощенно, презумпцию можно определить как «предположение, признаваемое истинным, пока не доказано обратное»^[29], однако понимание презумпции только как предположения не дает полного представления о ее сущности. Во-первых, наука использует массу терминов, по сути являющихся разновидностями предположения, например, версия, гипотеза и др. Во-вторых, грамматическое толкование норм, содержащих слова «доказывается», «предполагается», «считается» и др., зачастую приводит к наделению презумпций несвойственными ей признаками и к отрицанию того, что ей присуще. Так, В.М. Савицкий, говоря об условности отнесения презумпции невиновности к презумпциям вообще, в качестве основной причины «ущербности» презумпции невиновности называет императивность презюмируемого факта. «Презумпция невиновности имеет характер утверждения, ‑ пишет он, ‑ поскольку это особого рода презумпция, которая лишь традиционно, по инерции, а может быть по причине отсутствия более точного слова именуется презумпцией»^[30].

На самом деле, как указывает М.С. Строгович, «презумпция есть предположение в особом, условном смысле этого понятия, и само слово «предположение» не вполне точно выражает понятие презумпции: презюмируемый факт предполагается в том смысле, что он считается, признается имевшим место, если есть налицо предусматриваемое презумпцией основание»^[31]. Следовательно, по способу регулирующего воздействия презумпция представляет собой юридическую обязанность признать презюмируемый факт установленным (существующим).

Обязанность признать, разумеется, не следует понимать как обязанность поверить.

Исходный факт – это факт, с наличием которого связано начало действия конкретной презумпции. Если им оказывается факт доказанный, то сторона, в чью пользу действует презумпция, не доказывает наличие презюмируемого факта, но обязана доказывать факт исходный^[33]. Однако в большинстве случаев исходный факт по той или иной причине не требует процессуального доказывания. Иное закономерно приводило бы к ограничению роли презумпций только рамками правоприменительной деятельности (так как в этом случае факт-основание мог бы быть установлен только в результате доказывания). Так, исходным фактом для презумпции законности правового акта является факт издания компетентным субъектом правового акта (например, требование сотрудника милиции предъявить документы, удостоверяющие личность). Установление данного факта осуществляется гражданином вне процессуальных рамок доказывания.

Презюмируемый факт – обстоятельство, которое должен признать субъект, вовлеченный в сферу действия презумпции, в качестве одного из исходных правовых условий своей дальнейшей деятельности (например, законность изданного правового акта; невиновность лица, в отношении которого возбуждено дело об административном правонарушении; знание гражданином, совершившим административный проступок, норм административного законодательства и т.д.).

В случае неистинности презюмируемого факта, его признание и дальнейшее использование создает угрозу неправильного разрешения конкретной юридической ситуации. Поскольку презумпция не должна восприниматься как догма в гносеологическом отношении, гарантом от ее необоснованного применения, по общему правилу, является обязательная возможность ее опровержения Возможность опровержения презумпции традиционно связывается наукой с вероятностной природой рассматриваемой категории. Указывается, что «если бы презумпция не допускала исключений, она не была бы презумпцией. Ее смысл в том, что она обнимает собой большинство однородных явлений, но никак не все»^[34]. Презумпция как бы условно принимается за истину, однако эта условность, связанная с возможностью опровержения в каждом конкретном случае, вовсе не означает условности презюмируемого факта. Так, при презумпции смерти последняя предполагается вполне реальной так же, как и иные связанные с ней последствия.

Опровержение презумпции связано с деятельностью далеко не каждого субъекта, подчиненного ее действию. Презумпция невиновности обвиняемого опровергается только судом. Перечень же субъектов, на которых она распространяет свое воздействие, гораздо шире.

Презумпцию не следует понимать как утверждение. Это, прежде всего, правило. Поэтому опровергать можно лишь его применимость к определенной ситуации, что не ведет к отрицанию презумпции вообще. Опровергаемая в конкретном случае, она сохраняет свое значение как общее правило для аналогичных ситуаций. В этом свете вызывает сомнение вывод Е.Ю. Веденеева о том, что материально-правовую презумпцию «всегда можно опровергнуть, доказав отсутствие фактов, при наличии которых применяется презумпция»^[35].

Наконец, презумпцию не следует понимать как факт (например, общеизвестный факт^[36]).

Правовая презумпция как юридическая категория. Ценность правовой презумпции, по общему мнению, выражается в ее связи с законом и, таким образом, в способности реально воздействовать на общественные отношения. Однако и сегодня не решен вопрос о том, какую разновидность презумпций следует называть правовыми. Остается непонятным, представляет ли презумпция чисто правовую категорию или же область ее применения гораздо шире сферы права^[38], каким собственно смыслом наделяется презумпция в связи с добавлением характеристики «правовая».

Исходным в решении данного вопроса является общепризнаваемое в юридической науке первоначальное деление всех презумпций на естественные (фактические, общечеловеческие и т. д.) и легальные (законные, формальные и т. д.). Основной отличительный критерий легальной презумпции ‑ ее закрепленность правовыми нормами и соответственно обязательный характер^[39].

Существуют два подхода к определению правовой презумпции. Первый сформировался исторически и стихийно. Его сторонники обычно не рассматривают данный вопрос специально, но занимают достаточно четкую позицию, называя презумпцию «юридическим предположением»^[41], «правовым предположением»^[42], «правовым термином»^[43] и т.п. Презумпция в этом случае ‑ категория изначально правовая, правовая презумпция – одна из ее разновидностей, соответствующим образом закрепленная в нормах права (т.е. законная, легальная и др.).

Второй, относительно новый и наиболее формально-определенный подход связан с широким определением сферы презумпций. Его представители (В.И. Каминская^[44], В.К. Бабаев^[45], А.А. Крымов^[46] и др.) рассматривают презумпцию как категорию универсальную, используемую в различных областях человеческой деятельности. При таком подходе правовая презумпция ‑ частная разновидность презумпции, характеризующаяся своим действием в сфере права, предопределенностью задачами правового регулирования, прямым или косвенным закреплением в нормах права^[47].

Сравнительный анализ подтверждает уязвимость широкого подхода. Так, вполне последовательной в соответствии с ним выглядит мысль В.И. Каминской о том, что «правильность отнесения фактических презумпций к числу правовых презумпций (к числу действующих в сфере права – Н.Ц.) является более чем сомнительной»^[48]. Аргументируя, она указывает, что «презумпции основаны на общей логике и никакой особой правовой спецификой не обладают»^[49]. Фактически, признавая правовыми лишь презумпции легальные (закрепленные в нормах права), В.И.

Основная особенность и основной, на наш взгляд, недостаток широкого подхода заключается в том, что он рассматривает презумпцию, в первую очередь, как логический прием. Действительно, с этих позиций презумпция – явление универсальное. Однако в других областях такая взаимосвязь фактов или вообще не рассматривается в силу своей естественности, или, подвергаясь научному осмыслению, приобретает характер использования закономерности, правила и т.д. Очевидно, что презумпция ‑ нечто большее, чем просто логический прием. В реальности среди презумпций есть такие, которые носят искусственный характер (например, презумпция невиновности, презумпция второстепенности дороги и т.д.). Как подчеркивал И.Г. Оршанский, некоторые «…презумпции поражают своей невероятностью, натянутостью»^[52]. Это указывает на то, что естественность связи, отражаемой презумпцией, является важным, но отнюдь не абсолютным определяющим фактором ее природы. Презумпция может использоваться и в качестве особого приема целенаправленного регулирования общественных отношений. Возможность и необходимость существования презумпций, таким образом, предопределяются не только «обобщениями жизненной практики», но и нуждами правового регулирования (в том числе и правоприменительной деятельности).

Среди существенных признаков любой презумпции следует признать способность применяться в правовом регулировании общественных отношений. Оказавшись извлеченной из правового контекста, презумпция перестает быть презумпцией. Прав, на наш взгляд, В.А. Ойгензихт, указывающий, что «презумпция» ‑ название, характеризующее правовой аспект предположения^[53]. Данный вывод подтверждают и результаты проведенных социологических исследований. Так, только 10,0% опрошенных граждан и 4,4% опрошенных правоприменителей видят в презумпции универсальный термин русского языка. 20,3% граждан вообще не знакомы с этим термином, 2,8% ‑ затруднились ответить. Большинство же опрошенных (66,9% граждан и 95,6% сотрудников милиции) воспринимают презумпцию как юридическую категорию. При таком подходе сам термин «презумпция» говорит о причастности к праву, а термин «правовая» указывает на ее видовую принадлежность. Правовая презумпция, следовательно, ‑ есть презумпция, закрепленная в нормах права, т.е. законная, легальная.

Первое, что бросается в глаза при анализе работ, посвященных данной категории, ‑ это значительное разнообразие мнений относительно перечня конкретных правовых презумпций. Так М.С. Строгович выделяет три правовые презумпции в области уголовного процесса (презумпцию знания закона; презумпцию истинности вступившего в законную силу судебного приговора или решения и презумпцию невиновности)^[54], И.Л. Петрухин ‑ четыре правовые презумпции (презумпцию знания закона; презумпцию истинности вступившего в законную силу судебного приговора или решения; презумпцию невиновности и презумпцию непонимания малолетним преступности своих действий и невозможности управлять своим поведением)^[55], В.К. Бабаев же указывает четыре только общеотраслевые презумпции (презумпцию добропорядочности (в рамках уголовного процесса – презумпция невиновности обвиняемого); презумпцию знания закона; презумпцию истинности государственно-правового акта; презумпцию истинности судебного приговора (решения), вступившего в законную силу)^[56]. Ю.Г. Зуев насчитывает более десяти правовых презумпций, закрепленных уголовным кодексом Российской Федерации^[57]. В гражданском праве и процессе вопрос о примерной численности правовых презумпций даже не ставится. В.А. Ойгензихт, например, выделяет более двух десятков презумпций^[58]. Современные ученые успешно и убедительно вычленяют новые правовые презумпции из довольно традиционных, имеющих, казалось бы, далекое отношение к презумпциям правовых норм. Так, например, Ю.Г. Зуев выделяет правовую презумпцию «утраты общественной опасности совершенного правонарушения и личности преступника по истечении длительных сроков с момента совершения деяния (ст. 78, 83 УК РФ)»^[59]. Принимая во внимание подтверждаемый опытом вывод З.М. Черниловского о том, что «не существует и двух книг с одинаковым перечнем презумпций»^[60], складывается впечатление, что презумпция ‑ явление массовое, и «поштучное» восприятие данной категории не обеспечивает ее понимания. Вместе с тем в правовой литературе нет ничего, что указывало бы на существование логически завершенной системы правовых презумпций.

Особенности природы правовой презумпции предопределяют одно из ее важнейших значений: обязывая субъекта признать бездоказательно тот или иной презюмируемый факт при установлении (доказывании) факта исходного, правовая презумпция, по мнению некоторых авторов, способна ограничивать действие принципа свободной оценки доказательств^[61] и, таким образом, может угрожать процессу установления материальной истины. Так, в научной литературе встречаются идеи о том, что «правовая презумпция – правило, предопределяющее отношение правоприменителя к факту или событию»^[62]; «юридическая презумпция обязывает судью при наличности известных данных к определенному формальному умозаключению»^[63] (очевидно, действие презумпции распространяется не только на судью) и др. Сказанное объясняет отрицательное отношение М.С. Строговича к данной категории, видящего положительную черту правовых презумпций в «их малочисленности»^[64]. Учитывая опасную близость правовой презумпции с формальным доказательством, очевидно, что принцип оценивания доказательств по внутреннему убеждению не имел бы столь серьезного значения в случае массовости правовых презумпций. Таким образом, правовая презумпция может существовать в праве лишь как явление единичное, характеризующееся особым способом регулирования общественных отношений.

Наконец, остается спорным вопрос и о форме закрепления правовой презумпции. Согласно традиционной точке зрения правовая презумпция может иметь «прямое или косвенное» закрепление^[65].

Прямое закрепление предполагает введение в правовую ткань формулы, типичной для презумпции (при установлении (в условиях) А предполагается наличие Б, пока иное не будет доказано в установленном порядке.). При этом термин «предполагается» не является абсолютно необходимым, как из этого исходит В.К. Бабаев, характеризуя презумпцию невиновности^[66]. В силу предположительной природы правовой презумпции могут быть использованы термины «признается», «считается» и т.д.

Косвенным, по общему правилу, признается такое закрепление, когда презумпция выступает в качестве мотива к созданию конкретной нормы. Так, зачастую в качестве примера правовой презумпции предлагается основанная на данных науки презумпция непонимания малолетним противоправности своих действий и (или) невозможности ими управлять^[67]. Можно, конечно, предполагать, что в основе нормы, устанавливающей минимальный возраст привлечения к юридической ответственности, действительно лежит презумпция, однако, по справедливому замечанию М.С. Строговича, «законодатель мог руководствоваться как этим мотивом, так и иным, мог исходить из одного или другого предположения, мог вообще не исходить не из какого предположения, а руководствоваться лишь соображениями политической целесообразности, рассчитывать на определенный эффект издаваемого закона и др. Но если даже законодатель действительно исходил из определенного предположения о связи фактов, формулируя в законе правовую норму, это относится к законодателю, а не к суду, применяющему эту норму; когда норма уже создана, предположение, послужившее мотивом к ее созданию, если оно и было, не имеет значения ни для суда, ни для тех лиц, которых норма касается и для которых она влечет определенные следствия: для них значение имеет не предположение, послужившее основанием для создания нормы, а сама норма»^[68].

При признании возможности косвенного закрепления правовая презумпция приобретает форму не только обязанности, но и права, и запрета, а их общее число вообще сложно определить. Для процесса правового регулирования значимость такой презумпции оказывается почти ничтожной, поскольку последняя в этом случае выступает только как одно из средств (к тому же, весьма ненадежных) толкования правовой нормы. Однако совершенно очевидно, что та же правовая презумпция невиновности существует совершенно для иных нужд. Наконец, неодинаковость степени очевидности такого закрепления приводит к выделению в науке косвенных, скрытых^[69] презумпций и т.д. В результате далеко не всегда можно с уверенностью сказать, содержит ли правовая норма презумпцию или нет^[70].

Общеизвестно, что законодатель, создавая ту или иную норму, не изобретает ее, а только формулирует, поскольку разумное правило может быть заимствовано лишь из самого существа вещей, исходя из «естественного порядка вещей». Каждая из существующих правовых норм, так или иначе, мотивом своего создания имеет какое-либо обобщение. А это значит, что в соответствии с идеей косвенного закрепления большинство правовых норм, если не все, может быть признано правовыми презумпциями. Так, применительно к административной деятельности милиции можно было бы выделять правовую презумпцию правдивости показаний сотрудника милиции (ст. 26 Закона о милиции^[71]); презумпцию неспособности сотрудника милиции справиться с группой вооруженных преступников без применения огнестрельного оружия (ст. 15 Закона о милиции), презумпцию способности сотрудника милиции справиться с малолетним без применения специальных средств (ст. 14 Закона о милиции), презумпцию, согласно которой лицо, задерживаемое сотрудником милиции с обнаженным огнестрельным оружием, пытающееся приблизиться к сотруднику милиции, сократив при этом указанное им расстояние, прикоснуться к его оружию, предполагается стремящимся совершить нападение на сотрудника милиции, опасное для его жизни и здоровья, и (или) завладеть его оружием, если иное не установлено (ст. 16 Закона о милиции) и др. Более того, согласно такому подходу одна правовая норма может содержать несколько правовых презумпций. Например, Ю.Г. Зуев в одной только статье 21 УК России выделяет одновременно презумпции вменяемости и невменяемости^[72]. Аналогично А.А. Крымов утверждает, что в УПК РСФСР одновременно закреплены две взаимоисключающие правовые презумпции – презумпция добропорядочности и презумпция «недобропорядочности и некомпетентности субъектов уголовного процесса»^[73]. Таким образом, признание возможности косвенного закрепления правовой презумпции приводит, с одной стороны, приводит к обезличиванию и потере индивидуальности последней, с другой же ‑ к ошибочному выводу о массовости правовых презумпций.

Приведенные аргументы позволяют сделать важный вывод: презумпция тогда должна считаться правовой, когда предположение относится к содержанию самой нормы, а не только является мотивом ее создания^[74]. Иными словами, правовой презумпции нет там, где «ничто не предполагается, не презюмируется, а лишь устанавливается»^[75]. Единственно оправданным является прямой способ закрепления правовой презумпции.

Не могут рассматриваться в качестве форм прямого закрепления лишь упоминание в норме термина «презумпция»^[76] или частичное закрепление, когда элементы презумпции содержатся в разных нормах. Такие категории не воспринимаются как презумпции и, соответственно, не могут эффективно регулировать соответствующие общественные отношения. Ярчайшим примером служит правовая презумпция законности правового акта. Выступая важнейшим условием осуществления государственного управления, данная презумпция признается учеными и учитывается законодателем. Вместе с тем она не имеет соответствующего правового закрепления, а разбросанные по различным нормам и нормативным актам ее составляющие не воспринимаются в качестве компонентов единого целого. Такая презумпция и существует, и не существует. Существует, по мнению ученых и законодателя, и остается вопросом для правоприменителя и тем более для рядовых граждан.

Однако наличие правовой презумпции в праве, видимо, не следует связывать исключительно с законодательным закреплением ее формулы. Иногда презумпция признается и активно используется в качестве правовой (то есть реально действует именно как норма права, а не как вывод из индуктивного обобщения), не имея при этом в силу каких-то причин необходимого нормативного оформления. Такие случаи, на наш взгляд, не отрицают вышеизложенного, а лишь позволяют констатировать необходимость скорейшего законодательного устранения данного пробела.

Анализ современного законодательства приводит к выводу о ничтожном количестве соответствующим образом закрепленных правовых презумпций. Применительно к производству по делам об административных правонарушениях в качестве таковой можно назвать, например, правовую презумпцию второстепенности дороги, закрепленную п. 13.13 Правил дорожного движения Российской Федерации^[77]. Но этот же анализ говорит о том, что в правотворческом процессе и правоприменительной деятельности в качестве таковых используются презумпции, пока, к сожалению, официально не закрепленные. Речь, в частности, идет о правовой презумпции законности правового акта, правовой презумпции знания закона.

Фактическая и правовая презумпции. Раскрыть содержание правовой презумпции легче всего на основе ее сравнения с презумпцией фактической.

Современная правовая наука чаще всего исходит из идеи незначительности фактических презумпций^[78]. В качестве аргументов обычно указывается, что последние, по общему правилу, в нормах не закреплены и не имеют в силу этого юридического значения^[79]. Более того, встречаются мнения, что «само допущение не предусмотренных законом презумпций расширяет сферу усмотрения судьи и облегчает обход закона…»^[80]. Развивая данную мысль, М.С. Строгович приходит к очень категоричному выводу: «Никаких естественных презумпций как правил, которыми руководствуется суд при установлении фактических обстоятельств дела, не существует, права на существование в уголовном процессе они не имеют»^[81].

Любая презумпция предстает перед субъектом права как обязанность признать презюмируемый факт. Только в одних случаях такая необходимость обеспечивается обязательной силой нормативного предписания (правовая презумпция), в других же ‑ здравым смыслом и профессиональным опытом компетентного субъекта^[82] (фактическая презумпция). Фактическая презумпция обязательна для правоприменителя, поскольку последний признает ее обязательность «по убеждению совести»^[83]. Иногда, в качестве фактических презумпций в юридической литературе приводятся предположения о том, что «днем светло, что люди обычно душевно здоровы (презумпция вменяемости), что люди способны видеть, слышать, говорить (презумпция способности), вода течет вниз, а при дожде дорога мокрая и т.д.»^[84]. Следует уточнить, что сама формула «при дожде дорога обычно мокрая» ‑ есть не презумпция, а общеизвестный факт. Презумпцией будет являться предположение, основанное на данной взаимосвязи – «во время дождя дорога предполагается мокрой, пока иное не будет установлено». Фактическими являются презумпции: а) «человек, находящейся в милицейской форме и предъявивший милицейское удостоверение, признается сотрудником милиции, пока иное не будет установлено»; б) «лицо, совершившее административный проступок и достигшее шестнадцатилетнего возраста, предполагается вменяемым, пока иное не будет установлено»; в) «показания свидетеля по делу об административном правонарушении признаются достоверными, пока иное не установлено» и т.д. Очевидно, что во всех случаях презюмируемый факт не требует специального доказывания, если нет достаточных оснований для сомнения в его истинности^[85].

Происхождение фактической презумпции связано с «обычным» порядком отношений предметов и явлений материального мира. В литературе указывается, что презумпции как предположения основаны на эмпирическом знании и выступают, «как правило, результатом долгосрочных наблюдений устойчивых, многократно повторяющихся явлений, событий или фактов»^[86]. Методом образования презумпций принято считать неполную индукцию^[87]. Причем презумпция не находится в абсолютной зависимости только от эмпирических обобщений. В юридической литературе признается существование презумпций, основанных не на эмпирических выводах, а на выводах из комплекса сопоставлений и суждений, из логических и теоретических обобщений^[88]. Так, фактическая презумпция, послужившая одним из мотивов к созданию п. 6 ст. 35 КоАП РСФСР, связывающая факт опьянения лица, совершившего административное правонарушение, и его вменяемость^[89], основана, в первую очередь, не на «обобщениях житейской практики», а на данных судебной психиатрии^[90].

Презумпцию понимают как юридический вывод из многократно повторяющихся и поэтому устойчивых явлений реальной действительности^[91]; как предположение о существовании какого-либо факта при доказанности других фактов в силу существования между ними проверенной и подтвержденной практикой причинной связи^[92]; как положение, которым какой-либо порядок явлений в области отношений, возникающих из поведения, признается обычным, постоянным, нормальным и не требующим, в силу этого специальных доказательств^[93] и т.д.

Таким образом, фактическая презумпция не есть специально установленный прием регулирования общественных отношений. В отличие от правовой презумпции, создание и содержание которой в значительной мере зависят от воли законодателя, естественная презумпция существует лишь тогда, когда представляет собой вывод из индуктивного обобщения. Именно поэтому фактические презумпции, в отличие от правовых, «не нуждаются в специальном правовом закреплении, так как являются результатом практической деятельности, жизненного опыта нормального человека»^[94].

Основу фактической презумпции составляет естественная связь между исходным и презюмируемым (предполагаемым) фактами.

Вопрос о юридической силе естественных презумпций очень сложен. Различия в естественности и устойчивости отражаемых ими связей определяют неоднозначность его решения. С одной стороны, весьма нежесткими представляются такие фактические презумпции, как а) показания потерпевшего предполагаются несколько преувеличенными, пока иное не установлено; б) опытный правонарушитель предполагается умело скрывающим следы административного проступка, пока иное не установлено; в) родственники правонарушителя предполагаются желающими помочь ему избежать заслуженной ответственности, пока иное не установлено; и т.д. С другой же ‑ презумптивным по существу и весьма устойчивым является, например, правило, согласно которому обвиняемый, сознательно воздействовавший опасными предметами на жизненно важные органы потерпевшего (например, нанося неоднократные удары топором по голове), предполагается желавшим его смерти, пока иное не доказано^[95]. Очевидно, на использование такой презумпции ориентирует и судебная практика: «При решении вопроса о направленности умысла виновного, следует исходить из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений (например, ранение жизненно важных органов человека)…»^[96].

Важнейшей характеристикой природы фактической презумпции служить высокая вероятность истинности презюмируемого факта. С точки зрения этимологической, фактическая презумпция ‑ это «наиболее вероятный вывод»^[97]. Основываясь на естественных закономерностях, такие презумпции в большинстве случаев оказываются истинными, и всегда их истинность представляется более вероятной, чем их ложность^[98]. Именно поэтому презюмируемое положения принимается за истину без специального доказывания, поскольку, как справедливо указывал Д.И. Мейер, «все, что случается естественно и обыкновенно, предполагается истинным, и напротив, необыкновенное и неестественное, не будучи доказано, не считается истинным»^[99].

Однако фактическая презумпция ‑ обобщение не достоверное, а вероятное. Природа любой презумпции допускает возможность ее неистинности в конкретном случае. В этом проявляется ее предположительный характер. В результате остается до конца не решенным вопрос о том, можно ли основывать правоприменительное решение на презюмируемом факте, который не безусловно истинен, а всего лишь высоко вероятен^[100].

Существенным признаком презумпции является возможность ее опровержения. Опровергнутая в конкретном случае, она остается неизменной для всех иных подобных ситуаций. В качестве исключения теорией обычно рассматривается лишь долговременное несоответствие презумпции конкретным жизненным фактам. Считается, что в таком случае она перестает быть презумпцией, поскольку утрачивает одну из важных черт ‑ фиксирование повторяемости жизненных процессов^[101].

Вопрос о значении фактической презумпций не нашел в литературе достаточного освещения. Признается ее способность эффективно и обоснованно разрешать в процессе правового регулирования ситуации, связанные с неопределенностью. Однако чаще всего это незаслуженно, на наш взгляд, сводится лишь к роли презумпции в области доказывания. Признается, что основанная на глубочайшем изучении и обобщении следственной и судебной практики презумпция, вводя объективные критерии в процесс доказывания и т.д., позволяет реально и оправданно ограничить сферу субъективного усмотрения подчиненного ей субъекта^[102]. Поэтому, как указывает А. Боннер, «отступление без достаточных оснований от закрепленных в законе презумпций, как правило, ведет к судебным ошибкам и грубому нарушению прав лиц, участвующих в деле»^[103].

Особенности природы фактической презумпции делают ее весьма значимой, а зачастую и незаменимой в процессе познания обстоятельств юридического дела, а также в иных сферах правового регулирования.

Естественность фактических презумпций чаще всего делает их невидимыми для исследователя. Однако на самом деле их значение более весомо, чем значение правовых презумпций. Прекрасно характеризует значение фактических презумпций Р. Гарро: «Нельзя упускать из виду, что если бы все обстоятельства, все элементы процесса подлежали установлению при помощи прямых доказательств, вся жизнь превратилась бы в непрерывный процесс беспрестанного разрешения вопросов, наиболее простых и незначительных. Это было бы равносильно попытке на место всех жизненных знаний поставить tabula rasa и каждый раз сызнова начинать работу, уже проделанную до нас людьми, нам предшествовавшими. Но тут выступают презумпции: они являются результатом отраженных знаний, повторявшихся наблюдений, из которых конструируется интеллектуальное наследие, передаваемое последующим поколениям через большие отрезки времени и пространства, и, таким образом, в действии презумпций и построенных на них выводов достоверность основывается на коллективном, универсальном и традиционном опыте…»^[104].

Следует признать проявлением действия фактических презумпций и «косвенное закрепление правовых презумпций». Как точно отметил В.К. Бабаев, «презумпции выступают логической основой юридических норм»^[105]. При этом речь идет прежде всего о фактических презумпциях, поскольку согласно избранному подходу правовые презумпции уже сами по себе представляют самостоятельные нормы права. Аналогичной точки зрения придерживается С.Е. Кухаренок, указывающий, что презумпция доверия учредителя в институте доверительного управления имуществом является фактической, так как предположение «не излагается непосредственно в норме, а закреплено косвенно и выводится путем умозаключений»^[106].

Фактические презумпции лежат практически в каждой следственной версии^[107]. Наконец, характер фактических презумпций имеют и общие предположения, составляющие основу всего процесса правового регулирования. К таким, например, следует относить презумпцию единообразия человеческой психики, представлений, образа мыслей и поведения^[108]. Говоря упрощенно, это ‑ правило, согласно которому все люди предполагаются одинаково понимающими правовые нормы. Очевидно, что только в подобных условиях право может существовать как регулятор общественных отношений. Сюда же можно включать презумпцию добропорядочности, презумпцию достаточности и достоверности наших знаний о мире, презумпцию правосубъектности лиц и организаций и др.

Соотношение фактической и правовой презумпций во многом характеризуется критериями их разграничения. Вряд ли будет обоснованным при решении данного вопроса ограничиваться исключительно критерием формальной закрепленности правовой презумпции. Существует разница между фактической презумпцией и официально не закрепленной правовой презумпцией.

Критерием такого разграничения, хотя и довольно условным, может служить вероятность истинности презюмируемого факта. Условность выражается в том, что правовой характер презумпции отнюдь не исключает высокой вероятности презюмируемого факта. В связи с этим вряд ли для определения правовых презумпций может быть использован термин «квази-презумпция»^[109]. Во-первых, презумпция характеризуется отнюдь не только своей логической природой, но и совокупностью юридических свойств. Во-вторых, например, правовая презумпция законности правового акта несет значительную вероятность презюмируемого факта. Другое дело, что в отличие от фактической, правовая презумпция может существовать и без этого признака.

Фактическая презумпция – «результат аналогии, применяемой на основе многократного восприятия однородных фактов или повторяющихся событий»^[110]. Естественность связи – абсолютное условие ее существования. Поэтому такие фактические презумпции, как, например, прикоснувшийся ко льду предполагается ощущающим холод, пока иное не доказано; потерявший много крови предполагается неспособным оказывать сопротивление, пока иное не доказано; факт привлечения лица к административной ответственности предполагается оказывающим воспитательное воздействие на других лиц, пока иное не доказано, и иные из-за естественности отражаемой связи не требуют правового закрепления.

Сила же правовых презумпций гарантируется уже не просто, а иногда и совсем не «естественным порядком», а в первую очередь, обязательной силой правового акта. Правовая презумпция – это норма, и ее необходимость определяется, прежде всего, нуждами правового регулирования. «Правовые презумпции представляют собой один из множества инструментов, при помощи которых законодатель осуществляет стоящие перед ним цели»^[111]. «Законные презумпции, ‑ указывал И.Г. Оршанский, ‑ в различные эпохи появляются, исчезают и уступают место другим, обыкновенно противоположным предположениям»^[112]. Последнее объясняет тот факт, что среди правовых встречаются презумпции, неестественные по методу своего образования (т.е. вообще не презумпции в гносеологическом смысле – например, правовая презумпция невиновности, правовая презумпция второстепенности дороги и др.). Очевидно, что оправданность их существования объясняется лишь особенностями юридических свойств данных категорий, их способностью регулировать сложные общественные отношения. Поэтому при определении правовой презумпции (в отличие от фактической), на наш взгляд, следует исходить из приоритета ее юридических признаков.

Наиболее же стабильным критерием разграничения представляется наличие жесткого порядка процессуального опровержения правовой презумпции. Формой ее опровержения всегда является правоприменительный акт компетентного субъекта. Важность и значимость фактической презумпции не определяют, в отличие от правовой презумпции, единства форм ее опровержения. Для опровержения фактической презумпции достаточно лишь наличия оснований сомневаться в истинности презюмируемого факта применительно к конкретному случаю. Для некоторых общественных отношений таких гарантий оказывается явно недостаточно, поскольку иногда требуется придать порядку опровержения конкретной презумпции нормативно закрепленный характер. Последнее же возможно только в отношении правовой презумпции^[113].

Виды презумпций. В зависимости от признаков все презумпции могут быть поделены на виды. Их характеристика также позволяет пролить свет на юридические свойства правовой презумпции.

Помимо первоначального деления всех презумпций на правовые и фактические, классическим представляется их разделение на опровержимые (лат. praesumptiones juris ‑ оспоримые, условные) и неопровержимые (лат. praesumptiones juris et de jure ‑ неоспоримые, безусловные). Опровержимая презумпция, являясь приблизительным обобщением, обязательно предполагает исключения. Она не объявляет выставленное в ней положение непререкаемой истиной. Неопровержимая же презумпция распространяет свое действие на все случаи жизни, невзирая на то, что в числе обобщаемых ею случаев неизбежно должны найти место такие, которые заведомо не соответствуют тому, что в ней сказано^[114]. Правило, закрепленное неопровержимой презумпцией, признается истинным и опровержению не подлежит^[115].

Допустимость подобной классификации в юридической науке вызывает серьезные споры. Небезынтересно, что в зарубежном праве упоминается и категория «почти неопровержимые презумпции»^[116]. Идея присутствия в праве неоспоримых презумпций прослеживается в работах М. Гурвича, В.К. Бабаева, Я.Б. Левенталя, В.И. Каминской, А. Штейнберга, А.А. Крымова, Ю.Г. Зуева^[117] и др. Указывается, что закон просто не устанавливает возможности опровержения таких презумпций^[118].

Иной взгляд, основанный на отрицании возможности неопровержимости правовых презумпций, получил свое развитие в работах П.И. Кудрявцева, О.С. Иоффе, К.С. Юдельсона, Я.Л. Штутина, В.А. Ойгензихта, А. Боннера^[119] и др. Сторонники данной точки зрения указывают, что презумпция ‑ обобщение не достоверное, а высоко вероятное. Наличие же в праве принципа объективной истины уже изначально делает опровержимость правовой презумпции ее существенным признаком. Следовательно, принципиальная неопровержимость чужда природе любой презумпции вообще и правовой в частности, а «там, где усматривается наличие неопровержимой презумпции, ‑ это либо неосновательно, либо нет вообще никакой презумпции, а имеется лишь мотив включения определенного положения в правовую норму или наличие установленного факта»^[120].

По нашему мнению, решение спора кроется в разграничении фактической и правовой презумпций. В отличие от правовой презумпции, фактическая опровержима во всех случаях. Возможность ее опровержения обязательна в силу природы данной презумпции и не может быть «не установлена правовыми нормами», поскольку она (фактическая презумпция) не формулируется законодателем. Вместе с тем в качестве неопровержимой вполне может выступать правовая презумпция, если законодатель посчитает необходимым сделать ее таковой^[121]. Так, неопровержимой является правовая презумпция знания закона.

Представляет интерес деление презумпций на материально-правовые и процессуальные.

Исторически презумпция развивалась как институт процессуальный. Признанию материально-правового значения презумпции предшествовал значительный период развития представлений о ее природе. Однако, хотя такое признание и состоялось, многие авторы, характеризуя презумпцию, фактически не выходят за рамки анализа ее процессуальных признаков. Презумпцию называют нормой доказательственного права^[122], ее основное предназначение видят в распределении бремени доказывания^[123], ее необходимость объясняют стремлением законодателя облегчить правоприменителям процедуру доказывания, позволяя считать определенные обстоятельства достоверными без доказывания^[124], и т. д.

Главная трудность классификации презумпций на материально-правовые и процессуальные заключается в отыскании ее обоснованных критериев^[125]. Попытка решения данной проблемы предпринималась еще в дореволюционной правовой науке. Так, утверждалось, что опровержимые презумпции должны быть отнесены к процессуальным нормам, а неопровержимые ‑ к нормам материального права (И.Е. Энгельман)^[126]. Х. Буркхард предложил относить к процессуальным лишь те презумпции, которые имеют своим содержанием признание какого-либо обстоятельства^[127]. Позднее обе идеи получили развитие в работе В.И. Каминской^[128]. Однако вряд ли предложенные критерии отражают специфику процессуального и материального. Не случайно, такая позиция неоднократно и справедливо подвергалась критике в отечественной литературе^[129].

Более удачна позиция В.К. Бабаева, предлагающего «исходить, прежде всего, из оснований разграничения отраслей права на материальные и процессуальные, из служебной роли презумпций»^[130]. Особенностью процессуальных презумпций в этом случае является то, что «они носят общий процедурный характер»^[131]. Такие презумпции направлены на регулирование порядка применения норм материального права. В свою очередь, материально-правовая презумпция служит «первичным регулятором общественных отношений» и, таким образом, содержит правило, которое составляет основание для разрешения дела по существу^[132].

О том, что представляет собой материально–правовая или процессуальная презумпция, в юридической литературе нет единого мнения. Я.Л. Штутин, например, утверждает, что «в гражданском праве нет ни одного предположения, которое имело бы только материально-правовое или только процессуальное значение»^[133]. В.А. Ойгензихт указывает, что процессуальная норма может вытекать из «норм материального права, даже из той, в которой заложена материально-правовая презумпция… но в этом случае это не тождественные, а различные презумпции, это не разные аспекты одной презумпции, а разные стороны одной нормы, вызвавшей к жизни две разных презумпции»^[134]. Данную мысль разделяет и Е.Ю. Веденеев, предлагающий подобное правовое предположение называть «комплексной презумпцией»^[135]. Очевидно, что подобная точка зрения, чрезмерно усложняя сферу правовых презумпций и делая ее малопонятной, не соответствует базовому подходу к определению правовой презумпции (правовая презумпция ‑ закрепленная в норме права формула).

Относительно характера соотношения материально–правового и процессуального значения презумпции предпочтительней утверждение В.К. Бабаева, о том, что «нет предположений, которые, имея материально-правовое, не имели бы процессуального значения, но есть предположения, имеющие только процессуальное значение»^[136].

Процессуальное значение презумпции в юридической литературе обычно не вызывает возражений. Его удачно охарактеризовал В.Д. Арсеньев: факты, презюмируемые в материальном праве, не подлежат доказыванию в процессе^[137]. Считается, что любая презумпция оказывает влияние на распределение бремени доказывания. Следует, однако, заметить, что распределение onus probandi (бремени доказывания) – не сама правовая презумпция, а вывод из нее, причем не всегда очевидный и не всегда обязательный. Процессуальное значение любой правовой презумпции, вероятно, заключается в разрешении ситуации недоказанности (если и пока иное не доказано, признается презюмируемый факт), что на самом деле не указывает на носителя бремени доказывания. Прав, на наш взгляд, М. Гурвич, полагающий, что презумпция «облегчает обязанность доказывания или, точнее, заменяет ее возможностью сослаться на факт – основание… Поэтому не лишено основания суждение о том, что презумпция есть, хотя и условный, но все же способ освобождения от доказывания (А.Ф. Клейнман)»^[138].

Материально-правовой аспект презумпции нуждается разъяснения. Нередко в качестве юридических фактов, вызывающих, изменяющих или прекращающих материальное правоотношение, выступают факты, установление которых требует определенного единообразия, а в ряде случаев и юридической квалификации, такие, как законность, обоснованность, доказанность, компетентность и др. Благодаря действию материально-правовых презумпций участники такого правоотношения в соответствующих случаях обязаны признать презюмируемый факт (законность, обоснованность и др.) и соответственно строить свое дальнейшее поведение. Этим обеспечивается упорядоченность общественных отношений. Презумпция в данном случае выступает как предположение о юридическом факте^[139]. Названное свойство позволяет материально-правовым презумпциям регулировать весьма сложные группы общественных отношений.

По сфере действия выделяются общеотраслевые, отраслевые и межотраслевые презумпции^[140]. Видимо, следует признать некоторую условность приведенной классификации. К какой группе, например, относится фактическая презумпция «во время дождя дорога предполагается мокрой, если иное не установлено»? Очевидно, что подобное деление в большей степени ориентировано на правовые презумпции. При этом стремление выделить межотраслевые презумпции выглядит излишним по причине теснейшей взаимосвязи отраслей современного права. Продолжающийся процесс дифференциации его системы приводит к тому, что правовые презумпции одной отрасли начинают реально действовать в иных, смежных отраслях. Так, предусмотренная ст. 1.5 проекта КоАП России отраслевая презумпция невиновности лица, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, не будет ограничиваться только сферой административных правоотношений. Кроме того, признание процессуального значения любой правовой презумпции автоматически делает, например, гражданско-правовую презумпцию значимой в рамках гражданско-процессуального права. Целесообразнее было бы выделение общеотраслевых и отраслевых презумпций.

В отличие от отраслевых правовых презумпций, общеотраслевые распространяют свое действие на все отрасли современного права, преломляясь в соответствии со спецификой конкретной отрасли, и, безусловно, требуя конституционного закрепления. К таким следует отнести презумпцию знания закона и презумпцию законности правового акта. Обе правовые презумпции признаются и используются в качестве таковых, не имея в настоящее время соответствующего нормативно-правового оформления.

Вышесказанное позволяет утверждать, что:

1. Презумпция – категория юридическая. Существенным признаком любой презумпции является ее способность выступать регулятором общественных отношений. В зависимости от наличия законодательного закрепления выделяют презумпции фактические и правовые.

2. Существенные признаки любой презумпции могут быть сведены к двум основным группам:

а) характеризующие ее логическую природу: естественность отражаемой связи, высокая вероятность истинности презюмируемого факта, условность принятия его за истину, принципиальная возможность процессуального опровержения;

б) характеризующие ее юридическое значение: императивный характер (презумпция ‑ это обязанность), способность специфически и весьма успешно регулировать особые группы общественных отношений, связанных с ситуацией неопределенности.

При определении правовой презумпции следует исходить из приоритета ее юридических признаков. Степень вероятности презюмируемого факта является важнейшим фактором решения вопроса о необходимости и обоснованности введения той или иной правовой презумпции. Однако, в отличие от фактической презумпции, правовая презумпция может и не отражать обычный, естественный порядок вещей и отношений (например, правовая презумпция невиновности).

3. По способу регулирующего воздействия любая презумпция представляет собой юридическую обязанность субъекта права признать презюмируемый факт как одно из исходных правовых условий своей деятельности при установлении исходного факта, пока иное не будет установлено. При этом фактическая презумпция обязательна, поскольку выступает в качестве веления здравого смысла и опыта субъекта правоотношения. Правовая презумпция обязательна в силу нормативного предписания.

4. Если фактическая презумпция существует потому, что представляет собой вывод из индуктивного обобщения, то правовая презумпция существует для того, чтобы эффективно регулировать общественные отношения.

5. Признание самостоятельной регулирующей роли правовой презумпции требует отказа от идеи ее косвенного закрепления. Единственно оправдан прямой способ закрепления правовой презумпции (в виде соответствующей обязанности, непосредственно закрепленной в норме права).

6. Важнейшей характеристикой правовой презумпции, ее отличительной особенностью и гарантом действенности является наличие жесткого порядка процессуального опровержения (в форме правоприменительного решения). Однако, в отличие от фактической презумпции, правовая в исключительных случаях может быть неопровержимой (например, презумпция знания закона).

7. Как средство регулирования общественных отношений правовая презумпция может успешно применяться во всех отраслях современного права, в том числе и в сфере правового регулирования административной деятельности милиции.

Таким образом, правовую презумпцию можно определить как закрепленную в норме права юридическую обязанность признать определенный (презюмируемый) факт при наличии факта исходного, пока иное не будет установлено правоприменительным решением компетентного субъекта.