§ 2. Разработка УК Нью-Йорка 1881 г. и его влияние на кодификацию уголовного права в других штатах

Одна из основных особенностей американского кодификационного движения XIX в. заключалась в неравномерности динамики его развития. Насколько быстро идея кодификации захватывала внимание американского юридического сообщества, настолько же быстро она утрачивала свою популярность.

Основное внимание при этом следует обратить на опыт кодификации уголовного права в Нью-Йорке, поскольку во многом именно принятый здесь в 1881 г. уголовный кодекс знаменовал собой становление нового этапа в истории американского кодификационного движения, и именно он имел определяющее значение для дальнейших успехов кодификации уголовного права в других штатах. Необходимость продолжения кодификационных работ предопределялась здесь тем, что, несмотря на успех Пересмотренных статутов 1830 г., действовавшее в Нью-Йорке право нуждалось в дальнейшем пересмотре и реформировании.

В условиях, когда подобные сложности обнаруживались практически во всех областях действовавшего в Нью-Йорке права, идея о необходимости продолжения работ по его пересмотру не только не угасала, но, напротив, набирала дополнительную популярность. По этой причине, начиная с 1840-х гг., все большее количество нью-йоркских юристов стали высказывались в пользу проведения не частичной (partial), а общей (general) кодификации, которая на этот раз должна была распространиться как на область законодательства, так и на область common law в полном объеме^[166]. Под давлением заинтересованных в продолжении правовой реформы юристов идея кодификации вновь получила отражение на законодательном уровне, и соответствующие изменения были внесены в саму конституцию штата.

Согласно ей на легислатуру возлагалась прямая обязанность организовать деятельность кодификационной комиссии, в задачу которой входило «сведение в писаный и систематизированный кодекс всего права этого штата, или того его объема и той его части, которые названная комиссия сочтет практичными и целесообразными» .

Функционирование такой комиссии было налажено уже в 1847 г., однако деятельность ее первого состава оказалась крайне неэффективной, поскольку ее членам не удалось выработать единой позиции по вопросу кодификации права.

Основная заслуга Филда заключалась в том, что он попытался довести развитие идеи кодификации американского права до ее логического завершения. Он прямо заявлял о том, что Нью-Йорку и другим штатам требовалась не очередная ревизия статутов, а кодификация common law . В подтверждение своих слов Филд, являвшийся в первую очередь ^{[167] [168] [169] практикующим юристом, а не теоретиком права, разработал детальную концепцию кодификации действовавшего в Нью-Йорке права и приложил немало усилий для ее воплощения на практике. При этом, признав недостаточность очередной ревизии законодательства, Филд не выступил в пользу проведения радикальных преобразований в области права. По его мнению, опыт ранних сторонников кодификационного движения, в особенности Уильяма Сэмпсона и других его радикальных представителей, продемонстрировал бесперспективность идей, касавшихся отмены common law и создания нового правопорядка, основанного на абстрактной модели кодификации права. Поэтому в его задачи, как члена кодификационной комиссии, входили лишь «переработка действовавших статутов», «улучшение [их] языка» и «устранение нелепых формулировок», но никак не}

173

создание новых законов .

В соответствии с представлениями Филда целью кодификации было вовсе не уничтожение или изменение фундаментальных принципов common law, а всего лишь приведение его в соответствие с потребностями современного американского общества путем его обновления и систематизации. Филд соглашался с тем, что common law, будучи правом традиционным, не всегда успевало за стремительным развитием постоянно усложнявшихся общественных отношений, однако это вовсе не умаляло других его достоинств. Благодаря кодификации common law могло просто стать более восприимчивым к частым и резким изменениям социальной, экономической и политической среды. Кроме того, право следовало упростить таким образом, чтобы оно стало более понятным не только самим юристам, но и обычным гражданам . Поэтому кодекс являлся «необходимым дополнением писаной конституции для свободного народа», ^{[170] [171] поскольку только заранее зная свои права, граждане могли в полной мере считаться свободными .}

Уже первые подготовленные комиссией Филда кодексы в полной мере воплотили в себе основные элементы разработанной им концепции кодификации. Так, например, Процессуальный кодекс Нью-Йорка, ставший первым из плеяды составленных Филдом актов, по утверждению ведущего американского историка права Лоуренса Фридмэна, представлял собой «кодекс во французском значении, а не [очередной] статут»^{[172] [173] [174]. В противовес традиционному англо-американскому способу изложения нормативного материала, данный кодекс состоял из небольших, лаконичных и «скелетообразных» статей, располагавшихся в тексте в соответствии с законами юридической логики и принципами научной классификации. Процессуальный кодекс оперировал общими принципами и категориями, опуская при этом излишне повторявшиеся фразы, многочисленные синонимы и не несущие нагрузки термины. Существенные изменения данный кодекс вносил и в содержание различных институтов гражданского процессуального права Нью-Йорка, которые ранее практически исключительно регулировались нормами common law.}

Аналогичную работу возглавленная Филдом кодификационная комиссия провела и в отношении других областей права. В силу значительности объема предстоявшей работы задачу по подготовке гражданского и политического кодексов взял на себя сам Филд, а разработкой уголовного кодекса занялись другие члены комиссии. При этом Филд лично контролировал процесс составления уголовного кодекса и редактировал его окончательную версию, которая впоследствии и была представлена на рассмотрение законодательного собрания Нью-Йорка .

Предложенный комиссией Филда проект уголовного кодекса представлял собой документ нового типа. Несмотря на то, что попытки принятия подобных кодексов ранее уже предпринимались отдельными штатами, ни один из них не был сопоставим с УК Нью-Йорка ни по содержанию, ни по духу. Данный кодекс состоял из более чем семисот статей и являлся наиболее детальным и проработанным уголовным законом из числа тех, что когда-либо были приняты в США. В кодексе прямо указывалось на то, что каждая из его статей посвящена тому или иному аспекту материального уголовного права штата, в то время как нормы уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права намеренно исключались из его содержания. В отличие от Пересмотренных статутов Нью-Йорка 1830 г., которые хотя и включали в себя часть принципов, сформулированных в ходе судебной практики, но официальным собранием норм common law штата не являлись, новый уголовный кодекс решал вопрос о его сущности более решительным образом. В разделе, озаглавленном как «Отмена преступлений по common law», четко говорилось о том, что «ни одно действие или бездействие, совершенное с момента вступления настоящего кодекса в законную силу, не может быть признано преступным или наказуемым, за исключением тех случаев, которые предписаны или

179

установлены настоящим кодексом» .

Для выполнения данной задачи новый уголовный кодекс четко закреплял критерии преступности деяния, выделял и описывал различные ^{[175] [176] категории преступлений (фелонии, мисдиминоры) и фиксировал соответствующие наказания за их совершение.}

При всем этом, по свидетельству самих членов комиссии, к составлению нового уголовного кодекса они подошли «с величайшей осторожностью» . Основной их задачей было «воспроизведение» уже существовавшего права посредством «устранения недостатков и исправления ошибок в действовавших дефинициях преступлений», а вовсе не создание новой системы уголовного права . Поэтому, несмотря на принципиально иную форму, в которую облачались многие уголовно-правовые нормы, УК Нью-Йорка не привносил значительных изменений в само содержание уголовного права штата, что в конечном итоге делало его гораздо менее амбициозным, чем другие проекты Филда, такие как гражданский или процессуальный кодексы . По мнению разработчиков, ценность предлагаемого ими уголовного кодекса заключалась в том, что он был нацелен на закрепление «всех разновидностей действий и бездействий, которые подлежат уголовному наказанию». Неслучайно, что в ходе ^{[177] [178] [179] составления данного документа члены комиссии неоднократно подчеркивали свою убежденность в том, что «до тех пор, пока преступность действий основывается на неточных дефинициях или противоречащих друг другу источниках common law, уголовное право остается пропитанным}

183

неопределенностью» .

Вместе с тем умеренность подхода Филда к составлению УК Нью- Йорка не помогла избежать целого ряда сложностей, которые возникли в ходе его принятия. По окончании кодификационных работ подготовленные комиссией Филда кодексы неоднократно передавались на рассмотрение законодательного собрания Нью-Йорка, но раз за разом отправлялись им на дальнейшую доработку. Даже в тех случаях, когда отдельные версии кодексов принимались легислатурой штата, их вступление в законную силу не было гарантировано. Так, одобренный в конечном итоге гражданский кодекс попросту не был подписан губернатором штата на том основании, что он якобы обладал «антинаучной структурой» и «неточно излагал существующее право» . Аналогичная судьба постигла в 1879 г. и УК Нью- Йорка. Несмотря на одобрение законодательного собрания и положительные экспертные заключения целого ряда правоведов, УК Нью-Йорка был оставлен губернатором без рассмотрения.

Очевидно, что истинной причиной такого положения дел было вовсе не качество разработанных кодексов, а то влияние, которое консервативно настроенные юристы оказывали на принятие властями штата данных решений. Со временем в Нью-Йорке наряду с идеей кодификации значительной популярностью также стали пользоваться идеи о недопустимости проведения на его территории столь объемной и, одновременно, столь поспешной кодификации . Попытки опровергнуть ^{[180] [181] [182] необходимость принятия разработанных кодексов привели к формированию в Нью-Йорке целого «антикодификационного движения»[183] [184] [185]. Его лидером стал один из наиболее влиятельных представителей юридического сообщества Нью-Йорка того времени, Джеймс Кулидж Картер (James Coolidge Carter, 1827-1905). Как и многие другие лидеры оппозиции, Картер приветствовал решение губернатора Нью-Йорка не подписывать принятые легислатурой штата кодексы. Вместе с тем он был убежден, что кодификация все еще представляла большую опасность для правовой системы Нью-Йорка и поэтому от юристов требовалось принять более решительные действия,}

187

направленные на ее недопущение .

С учетом обоснованности аргументов, которые Филд и другие сторонники кодификации выдвигали в пользу ее проведения, Картер более не имел возможности попросту объявить данную идею несостоятельной, и вместо этого он должен был дискредитировать ее на доктринальном уровне. Целесообразно изложить представленные им аргументы в развернутом виде, т.к. в течение долгого времени они действительно играли решающую роль в сдерживании попыток кодификации уголовного права Нью-Йорка.

Так, указывая на эволюционный характер развития common law, Картер подчеркнул особую роль обычая в американском праве, который придавал ему необходимую преемственность развития. Судьи обладали возможностью принимать решения на основе «социальных стандартов справедливости», являвшихся результатом тщательного анализа ими различных проявлений «разума, морали, а также интеллектуальной и этической культуры времени» . По этой причине кодекс, как, впрочем, и законодательство в целом, были способны причинить больше вреда, чем пользы. Едва ли кодекс, за короткий срок написанный небольшой группой юристов, мог сравниться с традиционным правом, развивавшимся столетиями и вобравшим в себя всю мудрость народа. Картер полагал, что common law развивалось по мере интеллектуального роста общества и изменялось в соответствии с его текущими потребностями. Кодификация же являлась своеобразным «прыжком в темноту». Применение судьями определенного набора норм ко всем будущим делам, суть и обстоятельства которых никому не могли быть заранее известны, противоречило самой природе права. В действительности же право представляло собой «науку, основанную на наблюдении фактов, а не на выдумках, закрепленных в законодательстве, которое как раз и

189

является противоречащим науке методом» .

Кроме того, нежелательность кодификации Картер обосновывал еще и тем, что в большинстве случаев законодатель не обладал достаточными способностями для выполнения подобных заданий. Легислатуры штатов состояли преимущественно из людей, не обладавших юридическим образованием и «не имевших какой-либо квалификации для того, чтобы заниматься улучшением ... этой науки»^{[186] [187]}. По этим причинам Картер самым негативным образом относился к идее хоть сколько-нибудь серьезного вмешательства законодателя в процесс формирования права, тем более таким «непродуманным и пагубным» для него способом, как кодификация^[188].

В ответ на позицию Картера Филд предпринял попытку доказать необоснованность подобной критики. По его утверждению, элементы кодификации были представлены в праве штатов с давних времен, а принимавшиеся штатами законы постоянно изменяли, дополняли и отменяли нормы common law. Точно так же как нормы, сложившиеся в ходе судебной практики, могли становиться нормами законов, нормы законов могли быть объединены в более объемный по своему содержанию кодекс. Поэтому кодификация common law являлась вовсе не революционной, а консервативной практикой, нацеленной на сохранение лучших правовых традиций прошлого. В связи с этим, кодекс был не вреден, а, напротив, полезен. Он должен был обеспечивать стабильность права и препятствовать его неконтролируемому росту. Вследствие этого отпадала бы и сама необходимость особо критиковавшегося Картером постоянного вмешательства законодателя в область права^{[189] [190].}

По мнению Филда, законодатель был более чем способен воплотить проект полноценной кодификации на практике. Делая выбор между правотворчеством судей и правотворчеством законодателей, Филд отдавал безусловное предпочтение правотворчеству последних. В отличие от судей, принимавших решения единолично, законодательные собрания, состоявшие из множества представителей народа, принимали решения коллективно. Поэтому если и говорить о деспотизме суверена, то следовало говорить лишь о деспотизме единовластного судьи.

Филд также ставил вопрос о том, «что делает судей и юристов экспертами» в определении вопросов морали, нравственности, традиций и обычаев. По его мнению, законодатели были точно такими же представителями народа, как и судьи. В таком случае их способности «находить» право, согласно представлениям Картера, едва ли можно было отрицать . Кроме того, весь процесс подготовки кодексов, как правило, был сосредоточен в руках юристов, наиболее квалифицированных для выполнения подобного задания, таких как сами Филд или Картер. Роль же законодательного собрания сводилась лишь к утверждению результатов работы, проведенной экспертами.

Вследствие этого, результаты развернувшихся между Филдом и Картером дебатов были весьма неоднозначны. Очевидным в данной ситуации было лишь то, что правом на существование обладал как консервативный, так и реформистский взгляд на проблему кодификации. Однако последнее слово все равно оставалось за более влиятельным Картером, который подвел итог своих размышлений следующими словами: «Я закрываю тему кодификации, будучи убежденным в том, что [она] полностью несовместима с фундаментальными принципами права»^[191]. Данная мысль весьма удачно суммировала общий смысл представлений Картера о праве и в целом соответствовала взглядам большинства консервативных американских юристов того времени.

Вместе с тем оппозиция Картера против кодификации все же не была абсолютной. Несмотря на его неоднократные заявления о том, что кодификация противоречила самой сущности права, он и его сторонники говорили преимущественно о недопустимости кодификации гражданского права, причем именно в том виде, в котором она должна была пройти в Нью- Йорке. Главным образом представленный комиссией Филда гражданский кодекс вызывал неприятие консервативно настроенных правоведов по той причине, что он радикальным образом изменял традиционный способ урегулирования гражданско-правовых отношений. По утверждению Картера, «значительное количество правовых норм, определявших права человека в отношении его личности и имущества, никогда раньше не были прямо закреплены в законодательной форме». Вместо этого они «основывались на исконной, но постоянно растущей системе обычаев», которая прошла проверку многих веков^[192]. Кроме того, гражданский кодекс существенным образом изменял систему вещных и обязательственных прав, что являлось мерой, на которую не были готовы пойти многие консервативные представители юридического сообщества и политической элиты Нью-Йорка. По мнению большинства из них, данный кодекс являлся лишь очередным шагом к усилению и без того развитой в политико-правовой жизни Нью- Йорка коррупции^{[193] [194] [195].}

В целях обоснования необходимости сохранения приоритета в урегулировании гражданско-правовых отношений за неписаным правом Картер воспользовался идеей деления всего права на право частное и право публичное. В своих работах он попытался доказать, что государство в лице законодателя имело право регулировать лишь те отношения, которые так или иначе были связаны с функционированием его публичных институтов. Поскольку законодатель был волен принимать законы, регулировавшие публично-правовые отношения, то и кодификация публично-правовых областей права целиком находилась в его компетенции. Например, исходя из того, что уголовное право не столько регулировало поведение индивидов, сколько служило поддержанию мира и общественной безопасности, оно могло стать предметом кодификации . В тех же случаях, когда правовые отношения возникали между свободными индивидами, они должны были регулироваться исключительно обычаями и предшествующей практикой, а

198

не законами и кодексами .

Особенности данного спора наглядным образом демонстрируют, что в действительности серьезных препятствий на пути кодификации уголовного права, будь то сфера законодательства или сфера common law, не существовало, и основные сложности в реализации этой идеи на практике были вызваны стремлением консервативно настроенных юристов представить ее в максимально негативном виде для того, чтобы не допустить кодификации в нежелательных для них областях права. Весьма характерно, что разрешение идеологических противоречий по вопросу кодификации уголовного права, практически сразу же привело к позитивных результатам:

УК Нью-Йорка все-таки был принят в 1881 г. и впоследствии стал пользоваться среди юристов, судей штата, а также общественности заметным авторитетом, обладая при этом реальным действием. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в последующие годы в УК Нью-Йорка регулярно вносились изменения и дополнения, а сам он продолжал действовать более восьмидесяти лет, пока, наконец, не был заменен в 1967 г. на более современный уголовный кодекс.

Характерно и то, что УК Нью-Йорка оказал значительное воздействие на развитие уголовного права в других штатах. Для наглядности изучения этого воздействия территории, которые подверглись его влиянию, можно условно разделить на западные и восточные. Наибольший авторитет УК Нью-Йорка, безусловно, получил во вновь образованных западных штатах^[196]. Многие из западных территорий ранее уже предпринимали попытки пересмотра действовавшего на их территории уголовного права, в том числе и путем интеграции Пересмотренных статутов Нью-Йорка 1830 г. в собственные правовые системы. Однако подобные меры в силу различных причин оказались действенными лишь в определенной степени. В частности, одна из проблем заключалась в том, что Пересмотренные статуты Нью- Йорка в первую очередь являлись кодификацией законодательства, а не права в целом, и поэтому наиболее эффективно функционировать они могли лишь в рамках оригинальной правовой системы, подкреплявшейся определенной судебной практикой. Очевидно, что перенять всего лишь один систематизированный акт наподобие Пересмотренных статутов западным штатам было гораздо проще, чем пытаться скопировать весь объем судебной практики другого штата. Даже если бы подобная задача была выполнимой, едва ли применявшееся в Нью-Йорке common law могло эффективно прижиться на Западе. Особые условия существования пограничных территорий, так называемого фронтира, не позволяли в полной мере осуществить передачу опыта, накопленного более развитыми восточными штатами^[197].

При этом на Западе сохранялись весьма благоприятные условия для проведения кодификации уголовного права. Во-первых, как и ранее в случае с восточными штатами, отсутствовала удовлетворенность населения и юридического сообщества состоянием действовавшего здесь права. Вследствие противоречивости законодательства и судебной практики, а также отсутствия какой-либо систематизации нормативного материла, уголовное право западных штатов оставалось неопределенным, непредсказуемым и неработоспособным. Запутанность и недостаток формального права, а также отсутствие эффективных механизмов правоприменения ввергали многие штаты в состояние беззакония^[198]. Постоянный приток иммигрантов, в том числе и из других стран, отправлявшихся в западные штаты на добычу золота, лишь усиливал разгул преступности. Ситуация усугублялась многочисленными злоупотреблениями со стороны судей, выносивших приговоры, часто не имея на то формальных оснований. Все это вело к популяризации идеи народного правосудия^[199], наиболее ярко проявившейся в формировании движения так называемых вигилантов^[200]. Желание властей западных штатов положить конец беззаконию предопределяло необходимость создания в кратчайшие сроки простой, но работоспособной системы уголовного права^[201].

Во-вторых, на Западе, в отличие от восточных штатов, практически отсутствовала какая-либо организованная оппозиция против радикальных преобразований в области права. В восточных штатах возникновение кодификационных дебатов нередко являлось следствием столкновения многочисленных политических интересов. В то время как демократы, как правило, всесторонне поддерживали идею кодификации, сторонники более консервативных политических движений выступали против ее проведения^[202]. В западных же штатах принадлежность к какой-либо партии не играла столь значительной роли при разработке, обсуждении и принятии кодексов. Например, в Монтане кодификация, инициированная губернатором- демократом, была незамедлительно поддержана как членами Демократической, так и членами Республиканской партии. В связи с этим, и сама комиссия, ответственная за разработку кодексов, была составлена из представителей обеих партий. О достоинстве подобного подхода писала и ведущая демократическая газета штата, авторы которой признали, что в данном случае «едва ли можно было сформировать лучший состав»^{[203] [204].}

В большинстве случаев изменения и эксперименты в области права воспринимались западными штатами как нечто положительное и ведущее к созданию лучшего порядка. Весьма показательно в этом отношении высказывание Бенджамина Брауна (Benjamin Brown, 1826-1885), одного из губернаторов штата Миссури, сделанное им в 1850 г.: «С прошлым нам буквально нечего делать, кроме как мечтать о нем. Его уроки утрачены, и оно молчит. Мы сами находимся во главе и на переднем плавне всего политического опыта. Прецеденты утратили свою ценность, и весь их авторитет исчез» . Именно подобный подход способствовал в будущем выдвижению идеи о том, что штаты являются «лабораториями демократии», призванными «проводить новые социальные и экономические эксперименты

208

без риска для остальной страны» . Идея «общего благополучия», изначально положенная в основу республиканской идеологии государства, была особенно отчетливо заметна в западных штатах^{[205] [206] [207]. С учетом того, что одним из способов поддержания этого благополучия был законодательный активизм, не являлось консервативным по своей природе и юридическое сообщество новых штатов . Практикующие юристы и судьи были заинтересованы в создании простой и работоспособной правовой системы в наиболее короткие сроки. Поэтому идея всеобъемлющей кодификации права и приобретала в западных штатах значительную популярность.}

При этом весьма характерно то, что многие из западных штатов были готовы вновь трансформировать действовавшее на их территории уголовное право путем имплементации в него кодексов, которые изначально разрабатывались для отличавшейся от него по многим параметрам правовой системы Нью-Йорка. Во многом подобная готовность была вызвана именно особенностями проводившейся в Нью-Йорке кодификации. Во-первых, кодексы Филда представляли собой законченную систему кодифицированных актов, включавшую в себя весьма востребованные на Западе гражданский, уголовный и процессуальный кодексы^[208]. Данные кодексы составлялись в рамках одной концепции, одной группой правоведов и в одно и то же время, что обеспечивало их согласованность и непротиворечивость. Во-вторых, молодые западные штаты, как правило, не обладали достаточным временем, равно как и необходимыми административными и финансовыми ресурсами для самостоятельной подготовки и принятия кодексов аналогичного объема и качества. Кодексы же Филда благодаря своей характерной лаконичности и «скелетобразности» представляли собой уже готовое решение данной проблемы и с легкостью могли быть трансформированы под нужды конкретных штатов. В-третьих, кодексы Филда находились в меньшей зависимости от судебной практики, чем обычное законодательство. Хотя они и не заменяли собой весь объем common law, использовавшийся в них систематический подход к изложению принципов и норм права позволял обеспечить их большую самостоятельность, а следовательно и равномерность развития принявшего их штата.

В результате этого кодексы Филда становились незаменимым элементом кодификации уголовного права во многих западных штатах. Конечно, среди них были и те, кто стоял особняком, например, проведший в 1856 г. весьма качественную кодификацию собственного уголовного права Техас^{[209] [210], однако по меньшей мере восемь других западных штатов использовали УК Нью-Йорка в качестве модели для разработки своих уголовных кодексов. Некоторые из этих штатов и территорий заимствовали положения УК Нью-Йорка напрямую, как, например, Калифорния и Территория Дакота. Другие же штаты перенимали нью-йоркскую модель кодификации уголовного права посредством копирования УК Калифорнии, который, в свою очередь, и был основан на уголовном кодексе Филда, что неудивительно, поскольку правовые системы таких штатов, как Айдахо, Аризона, Вайоминг, Монтана, Орегон и Юта, были традиционно подвержены существенному влиянию со стороны более густонаселенной и более развитой Калифорнии .}

Необходимо признать, что успешность такого опыта была переменной. Так, например, весьма удачным оказалось заимствование УК Нью-Йорка легислатурой Калифорнии. В то время как в самом Нью-Йорке прогресс с принятием кодексов Филда долгое время отсутствовал, в Калифорнии основанный на нью-йоркском проекте уголовный кодекс был принят и введен в действие уже в 1872 г. Весьма примечательно, что благодаря систематичным и своевременным обновлениям УК Калифорнии 1872 г. в обновленной редакции формально продолжает действовать и в настоящее время . Однако существовали и такие случаи, когда заимствование УК Нью-Йорка западным штатом было сопряжено с трудностями. В частности, некоторую неопределенность, связанную с введением и использованием уголовного кодекса в свою правовую систему, испытывала Дакота. Ограниченные законодательные ресурсы не позволяли ее властям поддерживать вновь разработанный уголовный кодекс в актуальном состоянии, в результате чего составленный по нью-йоркскому образцу и поэтому некогда гармоничный УК Дакоты подменялся массой разрозненных уголовно-правовых норм, требовавших новой ревизии^{[211] [212].}

Вместе с тем большинство штатов было готово мириться с такими проблемами. Достижение гармоничности права, конечно, являлось для них желаемым результатом, однако непосредственной целью принятия уголовных кодексов в западных штатах являлось выполнение ими сиюминутных, наиболее актуальных задач, стоявших перед ними (установление режима законности, стабилизация общества и т.д.), нежели долгосрочное развитие их правовых систем^[213]. Об этом свидетельствовала та готовность, с которой легислатуры штатов предпринимали очередные попытки ревизии уголовного законодательства или вовсе составляли новые уголовные кодексы, если предыдущие становились непригодными для дальнейшего использования. Едва ли иной подход был возможен в условиях Запада, на протяжении многих лет не прекращавшего свое стремительное развитие.

Что касается восточных штатов, то столь же серьезного воздействия со стороны УК Нью-Йорка, как западные территории, они не испытали. Исключение составляла, пожалуй, лишь Джорджия, вслед за Нью-Йорком в полном объеме кодифицировавшая все основные области своего материального права, в том числе и уголовного . Причины пассивности же других восточных штатов довольно очевидны, достаточно лишь обратить внимание на те факторы, которые способствовали заимствованию западными штатами опыта кодификации уголовного права в Нью-Йорке, и заметить, что аналогичные факторы в восточной части государства представлены не были. Во-первых, их уголовное право, прошедшее через череду многочисленных ревизий, и без того находилось в относительно приемлемом состоянии и в достаточной степени соответствовало требованиям времени. Во-вторых, в этих штатах, в отличие от только еще начавших складываться западных территорий и экономически активно Нью-Йорка, существовала более стабильная социально-правовая обстановка, не располагавшая к частым преобразованиям в области уголовного права. Наконец, в-третьих, юридическое сообщество и политическая элита большинства восточных штатов были крайне консервативны в любых вопросах, касавшихся права, что являлось еще одним, если не основным, препятствием на их пути к восприятию более совершенного метода кодификации уголовного права.

Однако необходимо признать, что период разработки и принятия УК Нью-Йорка 1881 г., вместе с его последующим распространением на Запад, был во всех отношениях удачным для прогресса кодификации в США. По сути, данный период знаменовал собой одновременно и пик, и окончание движения за кодификацию уголовного права штатов в XIX в. С одной стороны, он характеризовался сложнейшими доктринальными спорами относительно места уголовного кодекса в правовых системах штатов, колоссальными финансовыми и людскими ресурсами, направленными на ^[214] разработку и принятие ими уголовных кодексов, готовностью штатов поддерживать созданные ими уголовные кодексы в актуальном состоянии, и, как следствие, успехом кодификации в деле упорядочения уголовного права штатов. С другой стороны, это означало, что кодификационное движение во многом достигало своих изначальных целей и поэтому потребность в его дальнейшем поддержании автоматически отпадала. Стоит подчеркнуть, что, хотя разработанные в данный период уголовные кодексы штатов и не являлись идеальным образцами кодифицированных актов, их повсеместное появление символизировало собой окончательное утверждение в США идеи о том, что наиболее приемлемой формой существования уголовного права штатов является форма уголовного кодекса, пусть и отличная от европейской модели кодификации. Именно с этого момента уголовный кодекс становился основным источником уголовного права штатов от восточного до западного побережья.