§ 1. Кодификационная деятельность в США в первые десятилетия XIX в. и эволюция содержания и формы уголовных кодексов штатов

142

значение на протяжении всего его текста .

Что касается самого Кодекса о преступлениях и наказаниях, то он состоял из 690 статей, объединенных не только в главы и разделы, но и явным образом разделенных на некое подобие общей и особенной частей. Полноценная «общая часть», представленная Книгой I, определяла действие закона во времени; круг лиц, подлежащих уголовной ответственности; обстоятельства, исключающие уголовную ответственность и освобождающие от нее; особенности назначения наказания при рецидиве, соучастии и т.д. Книгу II можно охарактеризовать как «особенную часть» кодекса лишь условно, поскольку открывавший ее Раздел I также содержал ряд общих положений, в которых давалось определение понятиям «преступление», «наказание», а также раскрывались их виды. Однако остальные 22 раздела последовательно закрепляли сгруппированные по предметному признаку правовые нормы, устанавливавшие уголовную ответственность за совершение конкретных преступлений.

По замыслу Ливингстона, данные черты УК Луизианы были призваны в наибольшей степени обеспечить полноту правового регулирования уголовноправовых отношений. В отличие от многих других актов систематизации уголовного права, в данном кодексе напрямую говорилось о том, что лишь те деяния, которые закреплялись в нем, являлись преступлениями^[140]. Ливингстон обосновывал необходимость введения подобного ограничения тем, что, если наряду с уголовным кодексом действовали иные акты, устанавливавшие уголовную ответственность, такой кодекс не мог считаться в полной мере эффективным. В этом случае нарушалась бы надлежащая систематичность уголовного законодательства и отсутствовала бы последовательность в интерпретации и применении разобщенных уголовно-правовых норм судьями^[141]. Помимо новаторской формы, проект кодекса также отличался множеством нововведений, коснувшихся содержания уголовного права Луизианы. Серьезному переосмыслению подверглись как институты, представленные в «общей части» кодекса, так и отдельные составы преступлений, традиционно закреплявшиеся нормами судебной практики. Некоторые из упоминавшихся в кодексе составов преступлений были также попыткой впервые в законодательном порядке криминализировать те деяния, которые считались преступлениями лишь в соответствии с common law. Не лишним будет упомянуть и тот факт, что кодекс отличался особой либеральной направленностью, которая, выразилась в его полном отказе от смертной казни, что само по себе являлось довольно смелым шагом, поскольку шло вразрез с уголовной политикой штата того времени.

Примечательно, что еще до того, как проект УК Луизианы был передан на рассмотрение законодательного собрания штата, он получил весьма положительные отзывы со стороны целого ряда авторитетных юридических изданий того времени^[142]. Рецензенты отмечали, что благодаря

разработанному Ливингстоном кодексу штаты были близки к

«освобождению от тирании феодальных институтов», имея в виду, прежде всего, отказ Ливингстона от сохранения смертной казни в качестве одной из мер уголовной ответственности^[143]. По их мнению, несмотря на то, что Кодекс Ливингстона был предназначен для использования только в Луизиане, он должен был «внести значительный вклад ... в становление исключительно

либеральной системы уголовного права на всей территории США» . Однако подобный энтузиазм разделялся далеко не всеми современниками, и первое и, несомненно, наиболее значимое поражение Кодекс Ливингстона потерпел в самой Луизиане. Его окончательный проект был представлен на рассмотрение законодательного собрания штата в 1826 г., но каких-либо активных шагов по его обсуждению в этот или последующие годы предпринято не было. Даже с учетом того, что вопрос о необходимости принятия кодекса впоследствии несколько раз поднимался на заседаниях законодательного собрания Луизианы, в конечном итоге он так и не был рассмотрен по существу.

Несмотря на то, что подобное бездействие легислатуры Луизианы может показаться нелогичным, причины ее нежелания рассматривать разработанный Ливингстоном кодекс довольно очевидны. В отличие от ранее принятых в Луизиане кодифицированных актов (а такие акты действительно были приняты ), новый уголовный кодекс представлял собой явление совершенно иного характера. Если предыдущие кодексы в большей степени всего лишь систематизировали действовавшие на территории Луизианы правовые нормы, то уголовный кодекс радикальным образом изменял ранее существовавший здесь порядок урегулирования уголовно-правовых отношений. Оценивая деятельность Ливингстона, консервативные правоведы, имевшие численный перевес в законодательном собрании Луизианы, упрекали его в злоупотреблении предоставленными ему полномочиями, поскольку в его обязанности входила лишь подготовка уголовного кодекса, но никак не реформа всей системы уголовного законодательства штата, а именно на это и был, по их мнению, направлен подготовленный законопроект^{[144] [145] [146]. Негативную реакцию Кодекс Ливингстона вызвал и у юристов, поддерживавших становление в Луизиане полноценной системы common law. Несмотря на то, что элементы французского права, представленного здесь со времен колонизации данной территории Францией, продолжали сохранять свое значение в рамках правовой системы Луизианы, с течением времени традиции common law находили в ней все большее выражение. Продвигавшиеся же Ливингстоном идеи об ограничении «судейского произвола» входили в прямое противоречие с наметившейся здесь тенденцией на усиление судебной власти[147].}

Вместе с тем вклад Ливингстона в развитие кодификационного движения в США переоценить трудно. Благодаря тому, что Ливингстон был, пожалуй, единственным, кто впервые за долгое время всерьез попытался воплотить идею кодификации права на практике, многие исследователи называют его «отцом кодификационного движения»^[148]. Предпринятая им попытка разработать уголовный закон, который действительно отвечал всем признакам кодифицированного акта, безусловно, имела существенное значение для развития кодификации уголовного права штатов.

Характерно, что помимо Луизианы работу по кодификации уголовного права были готовы поддержать и другие штаты. Обсуждение этого вопроса, постепенно набиравшее силу на уровне законодательных собраний штатов, свидетельствовало о том, что идея «правовой реформы через кодификацию» начинала пользоваться в США все большим вниманием и получала распространение даже в самых консервативных штатах. Однако в действительности данная идея неожиданно сталкивалась с целым рядом трудностей, препятствовавших ее реализации на практике. Проблема во всех случаях заключалась в том, что уже первые попытки кодификации уголовного права штатов выявили не только расхождение американских

юристов по данному вопросу, но и обозначило существование по отношению к ней сильнейшей оппозиции со стороны значительной части американского юридического сообщества. Частично в ответ на неудачную попытку принятия УК Луизианы, а частично и в ответ на стремительно набиравшее обороты кодификационное движение, консервативно настроенные юристы оказались готовы оказать сопротивление кодификации.

Правоведы, которые отнеслись к идее кодификации американского права критически и которые, по выражению одного из современников, руководствовались «страхом перед тем, что сам дух инноваций может разрушить устаревшую, но высоко ценимую структуру [права]» , едва ли считали нужным вести аргументированный диалог со сторонниками разработки и принятия кодексов. По их мнению, наиболее убедительным аргументом против проведения кодификации продолжал оставаться сам факт существования common law. Так, называя идею кодификации «одной из самых бесполезных и слабых теорией времени», Дэниел Уэбстер (Daniel Webster, 1782-1852) доказывал, что само по себе законодательство пригодно только для установления общих принципов, которые так или иначе будут интерпретированы судьями. По его мнению, идея кодификация не заслуживала внимания, поскольку все основные области американского права изначально были основаны на common law. Кодификация была чуждой самой природе действовавшего в штатах права и могла лишь ввергнуть его в

153

состояние полного хаоса и неопределенности .

Поскольку система американского права, коренившаяся в common law, имела в качестве своей основы принципы эволюционного, а не революционного развития, многие правоведы не были готовы принять тот факт, что кодификация вносила столь радикальные изменения в существовавший порядок. Они были уверены в том, что не только ^{[149] [150] посредством кодификации, но и путем внесения сколько-нибудь серьезных изменений в содержание common law законодатель мог единовременно перечеркнуть труд нескольких поколений американских юристов и разрушить всю конструкцию созданного ими права. В отличие от всего многообразия судебной практики, с которой юристы сталкивались в ходе своей повседневной деятельности, кодекс представлялся им слишком жестким и негибким инструментом. В результате этого, когда сторонники кодификации рассуждали об эффективности кодификации, многие юристы не могли относиться к этому никак иначе, кроме как скептически и с непониманием. Поэтому, несмотря на то, что к 1820-1830-м гг. процесс становления американского права был все еще далек от своего завершения, многие юристы были склонны проявлять интерес к сохранению достигнутых к этому времени результатов, нежели к продолжению экспериментов в области права[151].}

Вместе с тем в некоторых случаях пересмотр, упрощение и систематизация уголовного права штатов все же были неизбежны. В ряде штатов проведение подобных мероприятий было настолько необходимо, что даже многие из консервативно настроенных юристов были готовы пойти на определенные уступки с целью устранения проблем неопределенности и недоступности действовавшего на их территории права. Стоит также подчеркнуть, что во многом успехи дальнейшей кодификационной деятельности штатов обеспечивались и за счет того, что их власти, уже имея представления о первых допущенных другим штатом ошибках, могли более вариативно и осознанно подойти к процедуре разработки и принятия собственных уголовных кодексов.

Наиболее удачным в этом отношении представляется опыт ревизии и кодификации уголовного законодательства в конце 1820-х - начале 1830-х гг.

в Нью-Йорке. Условия, сопровождавшие проведение ревизии уголовного права в Нью-Йорке, существенным образом отличались от тех, что служили основой кодификационной деятельности в Луизиане и других штатах. С одной стороны, в отличие от Луизианы, уголовное право Нью-Йорка гораздо в большей степени соответствовало традициям английского common law, что само по себе мало способствовало проведению его кодификации. Однако с другой стороны, в Нью-Йорке поначалу не сложилось столь консервативного юридического сообщества, как в других штатах, и многие из его представителей не только не имели серьезных возражений против проведения кодификации, но и, напротив, считали ее необходимостью. Применявшаяся до этого в Нью-Йорке практика ревизии законодательства позволяла справляться с систематизацией лишь определенного объема нормативного материала и редко охватывала собой вновь принимаемые законы. Область же common law и вовсе оставалась фактически незатронутой. Не менее важным было и то обстоятельство, что в Нью-Йорке было особенно развито демократическое движение и местная политика больше, чем в других штатах, ориентировалась на удовлетворение потребностей собственного населения. Поскольку же значительное количество несистематизированного нормативного материала создавало затруднения не только для профессиональных юристов, но и для рядовых граждан, уже с 1820-х гг. в Нью-Йорке стала пользоваться популярностью идея о том, что его право следовало изложить в виде «ясных и простых принципов, основанных на здравом смысле», объединенных в единый документ - кодекс^[152].

Следует признать, что даже такая обстановка не была способна полностью устранить оппозицию некоторых представителей юридического сообщества Нью-Йорка по отношению к идее кодификации. Дело в том, что Нью-Йорк был чрезвычайно привлекательным местом для многих практикующих юристов, поскольку его постоянно увеличивавшаяся в объемах правовая система предоставляла им множество возможностей для занятия профессиональной деятельностью. Подобное сосредоточение в одном месте юристов предопределяло и значительное многообразие их взглядов, в силу чего неудивительно, что среди них обнаруживались и те, кто выступал в поддержку кодификации права Нью-Йорка, и те, кто выступал против ее проведения. Однако в данном случае необходимость кодификации была довольно очевидна, и это, несмотря на существование такой оппозиции, в полной мере осознавалось законодателем. Стараясь удовлетворить интересы обеих групп юристов, легислатура Нью-Йорка выбрала компромиссный путь разрешения сложившейся ситуации и формально инициировала в 1825 г. деятельность не кодификационной, а ревизионной комиссии, которая, впрочем, наделялась беспрецедентно широкими полномочиями.

Задачи и полномочия, предоставленные членам ревизионной комиссии, формулировались ими следующим образом: «1. Собрать и свести в один акт различные акты или части актов, которые вследствие схожести предмета регулирования мы сочтем нужным объединить. 2. Распределить акты, подлежащие пересмотру и объединению, по таким разделам, главам и статьям, которые мы сочтем нужными. 3. Исключить все те акты или части актов, которые были отменены, или срок действия которых истек в силу установленных на них ограничений, или которые не соответствуют положениям действующей конституции штата. 4. Указать законодательному собранию на те противоречия, упущения или несовершенства, которые обнаружатся в актах, подлежащих пересмотру, и [предложить] способ, с помощью которого они могут быть приведены в соответствие друг с другом, дополнены или исправлены. 5. Определить те акты или части актов (если таковые обнаружатся), которые, по нашему мнению, должны быть отменены, с [представлением] наших причин для рекомендации такой отмены. 6. Рекомендовать принятие новых актов или частей актов, которые [в результате отмены старых] станут необходимыми. 7. Осуществить ревизию любым другим способом, который мы сочтем наиболее подходящим для того, чтобы сделать законы более ясными и простыми для понимания»^{[153] [154] [155].}

Результатом нескольких лет труда ревизионной комиссии стали Пересмотренные статуты штата Нью-Йорк («The Revised Statutes of the State of New-York») 1830 г. Уголовно-правовые нормы вошли в четвертую часть

документа, получившую название «Акт о преступлениях и наказаниях, уголовном процессе и тюремной дисциплине» . Как и в случае с УК Луизианы, нормы материального уголовного права содержались в отдельной, первой, главе Акта, фактически выполнявшей функцию уголовного кодекса штата Нью-Йорк. Данный кодекс состоял из семи разделов, шесть из которых были посвящены отдельным группам преступлений. Каждый из этих разделов состоял из статей, закреплявших дефиниции различных преступлений и устанавливавших санкции за их совершение. Сами составы преступлений располагались в тексте документа в соответствии с критериями их характера и степени общественной опасности. В седьмом, последнем, разделе находились «общие положения», относившиеся ко всем остальным разделам и главам УК Нью-Йорка. Данный раздел состоял из 36 статей, в деталях описывавших правила определения преступности деяний, порядок привлечения лиц к уголовной ответственности и т.д.

О том, что разработанный документ по своей сути являлся уголовным кодексом, свидетельствовал также тот факт, что не только нормы законов, но и многие нормы common law были включены в его содержание. Так, по утверждению членов ревизионной комиссии, «во многих случаях ... положения common law были представлены в письменном виде», «в других случаях эти положения были расширены, скорректированы или изменены для полного их соответствия природе . государства, а также обычаям и потребностям ... народа»^[156]. Помимо этого данная кодификация была примечательна и тем, что Пересмотренные статуты, в отличие от предыдущих актов ревизии, оказались весьма долговечным документом и сумели сохранить свой актуальный статус на протяжении последующих шестидесяти лет. Обновление Пересмотренных статутов происходило регулярно, по мере принятия легислатурой Нью-Йорка очередных серий законов, и поэтому новой ревизии долгое время попросту не требовалось^[157].

Перечисленные обстоятельства свидетельствуют о том, что работа по пересмотру уголовного права в Нью-Йорке вышла далеко за рамки традиционной ревизионной деятельности. Несмотря на то, что формально Пересмотренные статуты являлись не кодификацией уголовного права, а его ревизией, они представляли собой наиболее близкий по форме и содержанию аналог полноценного уголовного кодекса, способного обеспечивать последовательное развитие уголовного права Нью-Йорка на годы вперед.

Качество Пересмотренных статутов было по достоинству оценено не только в самом Нью-Йорке, но и в других штатах, в результате чего многие из них предприняли попытки проведения самостоятельной ревизии действовавшего на их территории уголовного права, следуя при этом предложенному легислатурой Нью-Йорка формату.

Особую популярность Пересмотренные статуты Нью-Йорка приобрели во вновь образованных западных штатах и территориях. Если в восточных штатах процесс формирования права начался еще в колониальный период, то новые штаты были вынуждены проходить аналогичный путь развития в гораздо более короткие сроки. Зачастую правовых норм, на которые следовало опираться юристам и судьям в ходе их профессиональной деятельности, в них попросту существовало. Проблема заключалась как в отсутствии необходимой законодательной базы, так и в недостатке вырабатывавшейся ими судебной практики. В конечном итоге этого приводило к тому, что законодательные власти западных штатов были заинтересованы в использовании любых средств, способных радикальным образом исправить сложившуюся ситуацию. Вполне естественно, что в этих условиях систематичность и простота Пересмотренных статутов Нью-Йорка привлекла внимание новых штатов и поспособствовала тому, что некоторые из них изъявляли желание перенять целые части Пересмотренных статутов Нью-Йорка практически в неизменном виде.

Однако в большинстве случаев штаты все же предпринимали попытки проведения самостоятельной ревизии действовавшего на их территории уголовного права, следуя при этом предложенному легислатурой Нью-Йорка формату. Такие документы, как Пересмотренные статуты Мэна 1840 г. или Пересмотренные статуты Нью-Хэмпшира 1842 г., соответствовали

проведенной в Нью-Йорке концепции кодификации практически полностью. Все они были предметно разделены на несколько частей или разделов, один из которых непременно был посвящен уголовному праву и во многом структурно и содержательно напоминал УК Нью-Йорка. При этом следует признать, что в некоторых случаях, документы, названные термином «пересмотренные статуты», все же заметно отличались от первоисточника акта. Так, например, Пересмотренные статуты Миссури 1835 г. или Пересмотренные статуты Северной Каролины 1837 г. представляли собой всего лишь сборники сохранявших свою юридическую силу законодательных актов, снабженных справочными указателями. Взамен предметного группирования норм, содержавшихся в отдельных актах, данные сборники следовали традиционной системе изложения законов или их частей в алфавитно-хронологическом порядке. Однако тот факт, что эти штаты в качестве названий для разрабатываемых ими актов систематизации избирали именно термин «пересмотренные статуты», также свидетельствовал об их обращении к кодификационному опыту других штатов.

Таким образом, трансформация уголовного права штатов, произошедшая вследствие возникновения Пересмотренных статутов Нью- Йорка, хотя и не произвела «революции» в американской юриспруденции, обозначила собой определенный разрыв с прошлым и стала одной из важных вех в области кодификации уголовного права штатов. Впрочем, успех Пересмотренных статутов Нью-Йорка, вызвавших целую волну подражаний в других штатах, не стоит и абсолютизировать, поскольку их появление вовсе не означало, что с этого момента проблема неупорядоченности, а вместе с ней и проблема кодификации уголовного права штатов уйдут в прошлое.

Весьма показательным в этом отношении является опыт кодификации уголовного права в Массачусетсе в конце 30-х - начале 40-х гг. XIX в., который не столько принес реальные результаты или обогатил кодификационное движение новыми идеями, сколько подытожил накопленный за предыдущие десятилетия опыт кодификации уголовного права штатов. Поддавшись всеобщему увлечению идеей кодификации, законодательное собрание Массачусетса в 1836 г. приняло собственную версию «пересмотренных статутов», и уже в этом же году, по инициативе юристов, организовало деятельность комиссии, призванной представить ему более полное заключение по проблеме кодификации. Необходимость создания такой комиссии объяснялась тем, что законодатель был готов вернуться к изучению основной идеи кодификационного движения - идее полноценной кодификации common law. Комиссии, возглавленной Джозефом Стори - уроженцем этого штата, предстояло определить «возможность сведения common law Массачусетса или его части в писаный и систематизированный кодекс», «целесообразность такого сведения, если это возможно», и «порядок ... его осуществления, если это целесообразно»^[158].

Составленный по результатам работы комиссии доклад фактически являлся кратким изложением взглядов Стори по вопросу кодификации. Значительная его часть была призвана развеять основные опасения юристов, выступавших против проведения кодификации. Стори доказывал, что любое законодательство так или иначе несовершенно, однако это не означало, что из-за этого законодательной, и в том числе кодификационной, деятельностью не следовало заниматься вовсе. Он делал акцент на том, что кодификация не предполагала отмену всего common law, что наглядно показывали, например, Пересмотренные статуты Нью-Йорка. Взамен этого, common law должно было продолжить существовать в первоначальном виде в той части, в которой оно не затрагивалось кодексом. Стори демонстрировал, что кодекс являлся весьма гибким инструментом, по своей природе немногим отличавшимся от common law, поскольку положения кодекса могли свободно интерпретироваться судьями. Особенность заключалась лишь в том, что подлежавшее применению правило содержалось не в тексте одного или нескольких судебных решений, а в тексте кодекса. Помимо этого подготовленный комиссией доклад содержал и описание преимуществ кодификации, среди которых особо отмечались доступность

кодифицированного права юристам и рядовым гражданам; систематизированный порядок изложения правовых норм; уменьшение объема работы юристов и судей, значительная часть которой была связана с изучением судебных дел и отысканием нормативных правовых актов, и т.д.^[159]

Примечательно, что, оценивая преимущества кодифицированного и некодифицированного права, Стори все же был вынужден прийти к выводу о том, что «пытаться свести в кодекс весь объем common law Массачусетса нецелесообразно», независимо от того, будет оно изложено в виде общих принципов или в виде конкретных правил, выведенных из судебной практики^[160]. Однако в то же время Стори соглашался с тем, что частичная кодификация права Массачусетса была возможна и, более того, необходима. В первую очередь было целесообразно кодифицировать common law в той части, которая касалась «закрепления, расследования и наказания преступлений», поскольку без этого государство не могло гарантировать своим гражданам их личные права и свободы^[161].

При этом кодекс не мог быть нацелен на отмену common law штата или изменение сущности полномочий судей. Стори отмечал, что по большей части «common law Массачусетса в том виде, в котором оно сейчас существует, будет источником норм для вынесения судами решений» даже после принятия кодекса. Вместе с тем роль уголовного кодекса не должна была сводиться лишь к роли очередного законодательного акта. Хотя кодекс и подлежал интерпретации и применению судьями во всех будущих делах, он являлся в большей степени «кодексом common law», а не «кодексом позитивного или статутного права». Ключевой его задачей являлось представление в систематизированном виде выведенных из судебной практики норм и правил, на которые юристы и судьи могли ссылаться в ходе своей деятельности, не прибегая при этом к изучению всей существовавшей на тот момент массы судебных решений.

В целом предложенная комиссией концепция кодификации была воспринята правоведами Массачусетса весьма положительно. Стори, будучи авторитетным и высококвалифицированным специалистом в области права, был способен убедить многих юристов в преимуществах кодификации и возможности ее проведения в Массачусетсе. К тому же юристов привлекало то обстоятельство, что подобное видение кодификации было основано не на радикальных идеях, пользовавшихся в то время достаточно большой популярностью, а на взвешенных аргументах в пользу проведения умеренных преобразований некоторых областей права. Однако несмотря на всю умеренность разработанного подхода, законодательное собрание штата не было полностью удовлетворено результатами работы комиссии. При этом причины такой неудовлетворенности не были уникальными. Независимо от того, насколько полезной могла бы стать кодификация права в действительности, консерватизм политической элиты Массачусетса препятствовал эффективной реализации разработанного комиссией плана действий. Весьма характерно, что предложения комиссии не ограничивались идей принятия уголовного кодекса, однако легислатурой Массачусетса была одобрена лишь его разработка. Фактически лишь в данном случае законодатель был вынужден согласиться с тем, что в силу особенностей американского государства уголовное право должно быть кодифицировано, чтобы гарантировать гражданам их личные права и свободы, в то время как идея кодификации других областей права (в первую очередь, гражданского) отвергалась как несостоятельная^[162].

В результате этого в 1837 г. легислатурой Массачусетса была созвана комиссия по кодификации уголовного права, состоявшая из ведущих правоведов штата^[163]. Несмотря на свою высокую квалификацию, уже с самого начала члены комиссии столкнулись с множеством проблем, препятствующих скорому и эффективному выполнению поставленной задачи. В ходе своей деятельности членам комиссии постоянно приходилось решать вопросы, связанные с целесообразностью дальнейшего сохранения отдельных норм и принципов common law, обнаруживать и устранять многочисленные пробелы и противоречия в нормах, регулировавших уголовно-правовые отношения, и т.д. Кодификация уголовного права

Массачусетса оказалась настолько трудной задачей, что, спустя два года после начала своей деятельности, члены комиссии признали, что определение точных сроков завершения работы над уголовным кодексом не представлялось возможным^[164].

В конечном итоге проект уголовного кодекса Массачусетса был подготовлен к 1841 г. и в этом же году представлен на рассмотрение легислатуры штата. По мнению юристов, от того, будет ли принят уголовный кодекс, зависело будущее кодификации всех остальных областей права Массачусетса^[165]. Однако дальнейшая история рассмотрения данного документа доказывала неоправданность возлагавшихся на уголовный кодекс ожиданий. Несмотря на активность, наблюдавшуюся в ходе обсуждения правоведами возможности проведения кодификации права в Массачусетсе и в процессе самой разработки уголовного кодекса штата, последующие годы были отмечены отсутствием каких-либо активных шагов, направленных на законодательное оформление полученных результатов. Во многом это было связано с тем, что законодательное собрание Массачусетса было изначально довольно оппозиционно настроено по отношению к идее кодификации, и поэтому его отказ от рассмотрения составленного кодификационной комиссией проекта уголовного кодекса был вполне закономерен.

В связи с этим опыт кодификации уголовного права в Массачусетсе становился весьма показательным. С одной стороны, интерес к более полной кодификации уголовного права и потребность в ее проведении по-прежнему сохранялись в Массачусетсе. Но с другой стороны, удовлетворить такую потребность в силу существования здесь мощной оппозиции становилось практически невозможно. При этом характерно, что принятие

Пересмотренных статутов Массачусетса 1836 г., равно как и

Пересмотренных статутов Нью-Йорка 1830 г., ориентировавшихся в большей степени на кодификацию законодательства, а не на кодификацию судебной практики, такой оппозиции не сыскали. Поэтому очевидно, что ключевая проблема заключалась именно в том, что основой кодификационной деятельности в данном случае также становилась идея сведения всего common law штата в единый систематизированный кодекс, получившая в американском юридическом сообществе столь противоречивые отклики.

Подводя итоги, следует сделать некоторые выводы. В ходе начального этапа становления кодификационного движения определенные успехи в области разработки и принятия штатами собственных уголовных кодексов были достигнуты. Хотя ни один из них штатов не смог реализовать идею кодификации уголовного common law в полной мере, некоторые из них подошли к этому весьма близко. Значительное разнообразие в итогах кодификационной деятельности было связано с тем, что каждый штат самостоятельно выбирал методы ее проведения, в результате чего формат разрабатывавшихся ими уголовных кодексов мог существенно отличаться друг от друга. Однако при этом нельзя отрицать существование определенной преемственности и учета штатами предыдущего опыта проведения работ по кодификации уголовного права, накопленного другими штатами. Поэтому можно утверждать, что развитие формы уголовных кодексов штатов носило не столько прорывной, сколько аккумулятивноэволюционный характер. Необходимо также признать то, что во многих случаях кодификационная деятельность оказывалась безуспешной, что было вызвано существованием значительной оппозиции консервативной части американского юридического сообщества по отношению к идее кодификации common law и кодификации права в целом. Вследствие этого штаты нередко сталкивались с тем, что их изначальные планы по упорядочению уголовного права не реализовывались или же реализовывались частично. Впрочем, это свидетельствовало лишь о том, что кодификационное движение еще не в полной мере достигло поставленных перед ним целей, и поэтому возможность продолжения кодификационных работ в области уголовного права штатов сохранялась и в будущем.