§3. Правовая природа судебных актов Европейского Суда по правам человека
Статистика результатов рассмотрения дел судами общей юрисдикции Российской Федерации свидетельствует, что без учета судебных актов Европейского Суда по правам человека невозможно качественное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел (в том числе трудовых и иных непосредственно связанных с ними споров)[166].
Вместе с тем, как указал председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин, «внедрение многих подходов и позиций Европейского Суда по правам человека в ткань российского правового пространства происходит непросто, большинство правоприменителей просто не готовы вот так, напрямую, этими подходами и позициями руководствоваться как обязательными, в том числе и по причинам и содержательного, и технического свойства, учитывая, что официальный перевод постановлений Европейского Суда по правам человека в России отсутствует»[167].
Нормы национального и международного права прочно связаны между собой. В сегодняшней действительности прослеживается тенденция к универсализации и интеграции. Большинство стран в своих законодательных актах закрепили положения, отражающие международное право в национальном законодательстве. При этом существенную значимость нормам международного права, в том числе, и международным договорам, придает тот факт, что судебные органы, все чаще учитывая их положения, выносят судебные акты.
В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, являясь составной частью ее правовой системы, подразумевают насущность исследования практики международно-правового регулирования труда, а также ее использования в российской правовой системе с учетом приспособления к ней этой практики.
Вопрос о правовой природе судебных актов Европейского Суда является дискуссионным и одним из центральных в общей теории и практике, ибо без представлений о правовой природе судебных актов Европейского Суда невозможно их правильное понимание и соответствующее практическое воплощение, ввиду того, что механизм их воздействия на правоприменительную практику определяется именно их правовой природой.
Как обоснованно пишет М.Н. Марченко очень распространенным, если не сказать «общепризнанным» явлением, стало говорить a priori «о прецедентной практике Европейского суда» (данной терминологии придерживается и сам Европейский Суд1), что по своей правовой природе и характеру решения Европейского суда - это не что иное, как прецедент[168] [169] [170]. Вместе с тем он убедительно подчеркивает, что «термин и понятие «прецедент» не однозначны сами по себе и практически используются далеко не в одном и том же смысле. В системе англосаксонского, а отчасти и романо-германского права, несмотря на «строго установленное», сложившееся в течение ряда столетий представление о прецеденте «в прямом смысле» как об «обязательности решения высших судебных инстанций для всех нижестоящих судов одной и той же юрисдикции, а также обязательности решения апелляционных судов для всех иных судебных инстанций, рассматривающих сходные дела», в отношении содержания и формы выражения прецедента существует, по выражению исследователей, «плюрализм мнений», суть которого заключается в отсутствии и неприемлемости только одного, «монолитного» подхода как к самой концепции прецедента, так и к его содержательной части под названием stare decisis. Плюрализм мнений в отношении прецедента означает, с точки зрения -э экспертов в области судейского права , в практическом выражении: а) допустимость различных вариантов толкования «связующей способности («качества») прецедента»; б) наличие «более чем одного пути (возможности) использования прежних судебных решений для решения аналогичных дел в настоящем и будущем»; в) отрицание идеи существования «одного, простого пути единообразного использования прецедента». Ученый пишет: «По мнению авторов - сторонников плюралистического подхода к пониманию и использованию судебных решений, именуемых прецедентом, существует ... три различных варианта, или «модели», его восприятия и применения. Смысл и содержание первой из них - «модель частной аналогии» (model of particular analogy) заключается в том, что «каждое судебное решение рассматривается не иначе как лишь показательный пример правильного и разумного рассмотрения дела на основе всех имеющихся в распоряжении суда фактов». Суть второй «модели» - «нормоустанавливающей» (rule-stating model), в том, что судебное решение или решения, именуемые прецедентом, воспринимаются как акты, содержащие в себе определенные правила («ratio decidenti»), которые нижестоящим судам следует применять при рассмотрении аналогичных дел. Не трудно заметить, что данное представление о прецеденте является наиболее распространенным и наиболее часто рассматриваемым в виде универсального. Смысл третьей «модели, содержащей в себе используемые в качестве л примера принципы» (principle-exampling model) , сводится к тому, что судебные решения, рассматриваемые как прецеденты, воспринимаются «в своем собственном контексте» в виде актов, которые опираются на определенный правовой принцип или принципы, создают или поддерживают их и могут быть использованы при рассмотрении аналогичных дел в [171] [172] будущем, а также для дальнейшего развития и совершенствования правовой системы»1. Исследовав юридическую литературу, М.Н. Марченко убедительно заключает, что «... если Конвенция и судебная практика.. .ограничивают Суд относительно формулирования общих норм и «абстрактного высказывания» по поводу соответствия национального законодательства и судебной практики Конвенции, то это означает, что Суд лишен возможности не только в процессе правоприменения, но и в процессе толкования Конвенции и Протоколов к ней принимать акты, которые содержали бы в себе четко сформулированные правила и которые можно было бы рассматривать в виде прецедентов, относящихся к категории («модели») нормоустанавливающих актов (вторая «модель» восприятия прецедента). Однако, не имея в своем содержании общих норм, акты толкования по мере их накопления создают, тем не менее, определенную, направляющую судебную практику по определенному пути тенденцию, а также развивают и конкретизируют общие принципы, лежащие в основе постановлений Суда. М.Н. Николаев пишет, что результат толкования Европейским судом положений Конвенции и Протоколов к ней - это система правовых стандартов Суда, в рамках которой самостоятельную группу образует система автономных правовых понятий. Рассматривая жалобы на нарушение прав и свобод человека, гарантируемых Конвенцией и Протоколами к ней, Европейский Суд руководствуется выработанными им правовыми стандартами с учетом норм универсальных и региональных международно - правовых актов, а также законодательства государства-ответчика по жалобе, которое, в то же время, Суд не считает определяющим. При этом государства-участники Конвенции обязаны привести свое законодательство и правоприменительную практику в соответствие с требованиями этого регионального международно-правового акта, а также правовыми стандартами Европейского Суда[175]. Здесь следует отметить, что кроме решений, выносимых Европейским Судом по существу дела, в судебной практике ЕСПЧ имеются и другие решения. К ним следует отнести мотивированные решения Палат относительно приемлемости жалобы, об исключении жалобы из списка рассматриваемых дел (в частности, при заключении сторонами мирового соглашения), кроме того, решения Комитетов судей, не содержащие мотивировочной части (в частности, единогласное решение Комитета из трех судей о неприемлемости индивидуальной жалобы, когда не требуется дополнительного изучения жалобы). В научной литературе высказываются разные точки зрения и о дефиниции «правовые позиции Европейского Суда». По суждению первого судьи Европейского суда от России В.А. самостоятельное право гражданства в юридической доктрине, пока ещё не имеет достаточно четкого общепризнанного определения. В самом общем плане можно сказать, что за ним скрываются сложившиеся в правоприменительной практике установки, из которых исходят при рассмотрении конкретных дел; подтвержденные многократным применением толкования правовых понятий и норм, критерии, выработанные практикой для рассмотрения определенных категорий дел. Страсбургским судом выработано немалое число правовых позиций как путем толкования понятий и норм Конвенции, так и автономного творчества, исходящего из целей Конвенции и смысла ее ведущих принципов и норм. При этом сам термин «правовые позиции» как обобщающий в текстах решений встречается не так часто. Суд предпочитает формулировки типа: «Суд напоминает, что он всегда...» или «В своей сложившейся практике Суд..» и т.п. Ученый пишет, что в отличие от прецедента, который предопределяет решение суда по существу, правовые позиции - это лишь правовой инструментарий, использование которого Судом отнюдь не предрешает исход дела. В. А. Туманов предлагает не смешивать правовые позиции и с основополагающими, «высокими» принципами права и правоприменительной деятельности, поскольку такие принципы, формулируемые законом (в данном случае Конвенцией), по определению обязательны для Суда, а обращение к правовым позициям и, более того, само их содержание зависят от его усмотрения»1. Подводя итог и указывая на то, что влияние правовых позиций на разрешение дел по существу более чем весомо, он определяет их как практико-прикладной инструментарий правоприменительной деятельности[176] [177] [178]. Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации В.П. Лукин в своем докладе за 2009 год предлагал решения Европейского Суда -э сделать частью российской судебной практики . На научно-практической конференции «Десять лет участия Российской Федерации в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод», прошедшей в Российской академии правосудия 15 мая 2008 г. Федерации при Европейском суде по правам человека (1999-2007), отметил, что согласно вышеназванному постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», суды в своей деятельности должны учитывать практику Европейского Суда по правам человека. При этом он обратил внимание присутствующих на термин «учитывать» (не руководствоваться, а именно учитывать!)1. Этот подход близок к тому, который обосновывается М.И. Байтиным как необходимость разграничения понятий «судебный прецедент как источник права» и «прецедент судебного толкования»[179] [180]. Рассматривая деятельность Европейского Суда, М.В. Кучин приходит к выводу, что Европейский Суд в силу своей компетенции вырабатывает положения, конкретизирующие Конвенцию. При этом судебные постановления в части толкования, как правило, не дублируют Конвенцию, а, напротив, устанавливают как в процессуальной, так и в материальной сфере положения, непосредственно не вытекающие из текста Конвенции, которые направлены на детальную регламентацию порядка реализации закрепленных в ней прав; определяют содержание конкретного права и гарантии его соблюдения. Постановления Суда обеспечивают не только разрешение дел, но и разъяснение, охрану и развитие прав, закрепленных Конвенцией, и тем самым способствуют соблюдению государствами обязательств, принятых ими в качестве договаривающихся сторон. Вместе с тем, правовые позиции, выработанные путем обращения Суда к общепризнанным принципам права либо к нормам общего характера, являющиеся частью судебного решения, М.В. Кучин относит без достаточной аргументации к правовым нормам1. Б.Л. Зимненко справедливо пишет, что Европейский Суд не создает правовые нормы, а применяет нормы, содержащиеся в Конвенции, а также Протоколах к ней. Суд занимается не правотворческой, а правоприменительной деятельностью. Более того, Конвенция непосредственно наделяет Суд полномочиями именно применять и толковать конвенционные положения, а не создавать новые нормы права, с чем соглашается и А.М. Николаев . Данную точку зрения разделяет также Т.А. Щелокаева . В итоге Б.Л. Зимненко резюмирует, что «правовая позиция», вырабатываемая Европейским Судом, - форма последующей практики государств-участников, связанной с применением Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней, которая устанавливает соглашение участников относительно порядка толкования данной Конвенции и протоколов к ней . Как пишет Н.В. Витрук, «...в правовую систему Российской Федерации входят ратифицированные Российской Федерацией Конвенция, Протоколы к ней, в том числе в правовой интерпретации Европейского Суда. При этом имеются в виду не решения Европейского Суда как правоприменительные акты, констатирующие факт нарушения Конвенции и определяющие санкции жертве - потерпевшему от правонарушения, а содержащиеся в них правовые позиции Суда, на основе которых были [181] [182] [183] [184] вынесены соответствующие решения. И только в этом смысле можно говорить о решениях Европейского Суда как источнике национального права. Но и в этом случае национальный суд не лишен известного усмотрения и права выбора правовых позиций, содержащихся в решениях Европейского Суда по правам человека. Уяснение содержания правовых позиций Европейского Суда и их учет в ... судебной ... практике национальных государств являются одним из направлений выполнения обязательств государств - участников Конвенции и Протоколов к ней» 1. С сожалением ученый также констатировал, что до сих пор в практике Конституционного Суда РФ не достигнуто единообразия в технике оформления ссылок на решения Европейского Суда[185] [186] [187]. Вместе с тем, характерно, что Т.В. Губаева, разделяя мнение о том, что судебный прецедент не является источником права, полагает, что ссылка на решение . Суда в иных судебных актах не может быть оформлена точно также, как ссылка на закон. В связи с чем, делая вывод, что ссылка на решение . Суда по существу является ссылкой на правовую позицию, изложенную в этом решении, предлагает возможные варианты устойчивых формул, с помощью которых в текст судебного акта вводятся ссылки на решения ... Суда: «.согласно правовой позиции, изложенной в. .в силу правовой позиции, выраженной в. .исходя из приведенной правовой позиции. .с учетом правовых позиций, выраженных. .по смыслу правовой позиции. - 3 .с точки зрения правовой позиции.» . Обращает внимание тот факт, что бывший председатель Европейского Суда Р. Бернхардт утверждает, что Конвенция должна толковаться и применяться как «живой инструмент», идя в ногу со временем наших обществ и не обязательно в соответствии с намерениями «отцов- основателей», создавших её в 1950 г. Все 40 государств-членов Совета Европы ратифицировали не только Конвенцию, но и Протокол № 11 и, таким образом, одобрили Конвенцию в том ее толковании, которое было дано страсбургскими институтами в ходе последних десятилетий. Он особо подчеркивает, что эволюционистское толкование, соответствующее современному развитию наших обществ, не должно перерастать в судейский активизм. Он считает, что судьи обязаны внимательно оценивать и учитывать современные тенденции в обществе, при этом, судьям, и особенно международным судьям, при принятии решений не следует исходить из собственной субъективной оценки этих тенденций, которая может оказаться им предпочтительной1. Судья Европейского Суда Х. Розакис отмечает, что ЕСПЧ толкует статьи Конвенции, адаптируя их к развитию общественной жизни. Решая индивидуальные споры, Европейский Суд создает прецедентное право, значение которого выходит за рамки конкретных дел. В последнее время Суд в инициативном порядке нередко ставит вопрос об изменении национального законодательства. При этом Суд формирует прецедентное право, ориентируясь на подходы, общепринятые в рамках европейского пространства, он стремиться к поиску общего знаменателя тех правовых решений, которые принимаются другими судами Европы[188] [189] [190]. «Конечно, - пишет А.И. Ковлер, - можно ссылаться на ст. 32 Европейской Конвенции, а также на то, что Конвенция есть живой инструмент, но не следует забывать, что Конвенция является международным договором, к которому применяется Венская Конвенция о праве международных договоров1: «Договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей Л договора» (ст. 31 «Общее правило толкования»). Бывший председатель Европейского Суда Л. Вильдхабер пишет, что «существует множество причин следовать прецедентам. Как сформулировал это сам Европейский Суд..., это делается «в интересах правовой определенности и регулярного развития прецедентного права согласно Конвенции. Разрешение сходных дел способно по-разному привести к неравенству граждан перед законом. В результате могут оказаться нарушенными законные ожидания тех, кто ищет защиты у правосудия. Разрешение дел в таком порядке означало бы также пренебрежение самоограничением судебной власти, которое вытекает из принципа разделения властей и принципа the rule of law (законности). Таким образом, естественное следование прецеденту является не просто совместимым с независимостью и беспристрастностью суда, но и выражает надлежащую -э судебную политику» . При этом он оговаривается, что Европейский Суд заявил, что «будет уклоняться от ранее принятых решений «по убедительным основаниям», к примеру, «для обеспечения того, чтобы толкование Конвенции отражало изменения в обществе и оставалось в соответствии с 4 реалиями сегодняшнего дня» . Европейский Суд по правам человека многократно обращал внимание, что «правовая определенность, которая является одним из главных аспектов норм права, предполагает уважение принципа res judicata, то есть принципа [191] [192] [193] [194] окончательности решений. Отступление от данного принципа оправдано только тогда, когда это вызвано обстоятельствами значительного или непреодолимого характера»1. Диссертант присоединяется к суждению В.В. Ершова, который с позиции теории классического разделения ветвей власти пишет, что любой суд по своей юридической природе не обладает правотворческими функциями, является правоприменительным органом и вправе заниматься не правовым, а индивидуальным судебным регулированием, в том числе вырабатывая правовые позиции суда[195] [196]. Теоретически точно правовую природу судебных актов Европейского Суда по правам человека определяет Конвенция о защите прав человека и основных свобод: «Если дело, находящееся на рассмотрении Палаты, затрагивает серьезный вопрос, касающийся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней, Палата может до вынесения своего постановления уступить юрисдикцию в пользу Большой Палаты ...» (ст. 30). «В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней ...» (ч. 1 ст. 32). Кроме того: «Суд может по просьбе Комитета Министров выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней». Следовательно, с позиции аутентичного толкования Европейской Конвенции о правах человека Европейский Суд вправе уяснять для себя и разъяснять для других положения Конвенции и Протоколов к ней, т. е. толковать их, а не развивать Европейскую Конвенцию. Таким образом, учитывая аутентичное толкование, содержащееся в Европейской Конвенции, Европейский Суд по правам человека необходимо отнести к правоприменительному, а не к правотворческому органу. Уместно вспомнить выражение известного философа, историка, политического деятеля, родоначальника английского материализма и писателя Ф. Бэкона: «Судьи должны помнить, что их дело - истолковать закон, а не даровать его». Безусловно аргументировано мнение В.В. Ершова и Е.А. Ершовой, из которого следует, что при вынесении решений судьи должны учитывать и постановления Европейского Суда, вынесенные против других государств, ибо Европейский Суд вправе толковать Конвенцию по тождественным спорам только аналогичным образом, независимо от того, против какого государства принимается постановление1. Разделяя данную позицию А. Боднар пишет, что эти решения должны наделяться статусом res interpretata и служить образцом толкования норм права, освобождая ЕСПЧ от необходимости рассматривать идентичные дела[197] [198] [199]. Учитывая, что акты как Европейского Суда по правам человека, так и национальных судов - это результат толкования права, а не прецеденты права, Е.А. Ершова мотивировано пишет: «Постановления Европейского Суда по правам человека ... ipso facto и без специального соглашения в силу статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» являются прецедентами толкования, обязательными в России для органов государственной власти, 3 местного самоуправления и иных лиц» . В.В. Ершов, учитывая правоприменительный характер любого суда, с позиции интегративного понимания права, на что уже обращено внимание выше, вводит в научный оборот понятие «прецедент индивидуального судебного регулирования правоотношений», предлагая при этом сохранить уже устоявшийся термин (понятие) «правовые позиции суда», но не в качестве одной из форм права, а в качестве одного из видов «неправа». В связи с чем, «правовые позиции индивидуального судебного регулирования правоотношений» в отличие от «прецедентов индивидуального судебного регулирования» ученый относит не к результату отправления судом правосудия, рассмотрения и разрешения судом соответствующих споров в судах, а к результату иных видов деятельности управомоченных судов, в частности, толкования Конституционным Судом РФ Конституции Российской Федерации, рассмотрения Верховным Судом РФ «отдельных вопросов судебной практики». Пленум Верховного Суда РФ в п.10 Постановления от 10.10.2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» разъяснил, что «толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (раздел 3; ст. 3 - 33). Согласно п. «Ь» ч. 3 ст. 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования». Практика международных (межгосударственных) органов, контролирующих исполнение государствами международно-правовых обязательств в сфере защиты прав и свобод человека, которые предусматриваются в международном договоре, устанавливает соглашение участников такого договора в отношении его применения. Единый механизм применения судами общей юрисдикции Российской Федерации вышеназванной Европейской Конвенции с учетом практики Европейского Суда в целях соблюдения прав и свобод человека и гражданина, обеспечения единообразного применения судами общей юрисдикции Конвенции и ратифицированных Российской Федерацией Протоколов к ней и, соответственно, недопущения нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, был выработан на заседании Пленума Верховного Суда РФ 27.06.2013, когда было принято соответствующее Постановление № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней»1. Обращают на себя внимание следующие положения Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21. Во-первых, в тексте Постановления не содержится понятие «правовая позиция Европейского Суда по правам человека», поскольку, по мнению разработчиков, сформулировать его должен сам Европейский Суд[200] [201] [202]. Небезыинтересно, что на конференции «Исполнение решений Европейского Суда по правам человека судами России», прошедшей 25 марта 2013 г. в Российской академии правосудия, судьей Верховного Суда РФ В.И. Анишиной при обращении к проекту Пленума, имевшего первоначальное название - «Об исполнении судами общей юрисдикции -э постановлений Европейского Суда по правам человека» , было отмечено, что при его разработке обсуждался вопрос и о понятии «правовая позиция Европейского Суда по правам человека»[203]. Проект содержал определение: «Исходя из положений статьи 1 Федерального закона № 54-ФЗ от 30 марта 1998 года «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней, статьи 32 Конвенции, под правовой позицией Европейского Суда понимается результат толкования Судом положений Конвенции и / или Протоколов к ней при рассмотрении конкретных дел» (п.1). Во-вторых, в пункте 2 Постановления Верховным Судом РФ впервые легально установлено, что правовые позиции Европейского Суда, которые содержатся в окончательных постановлениях Суда, то есть вступивших в силу, принятых в отношении Российской Федерации, являются обязательными для судов. В-третьих, также впервые разъяснено, что с целью эффективной защиты прав и свобод человека судами учитываются правовые позиции Европейского Суда, изложенные в ставших окончательными постановлениях, которые приняты в отношении других государств - участников Конвенции. При этом правовая позиция учитывается судом, если обстоятельства рассматриваемого им дела являются аналогичными обстоятельствам, ставшим предметом анализа и выводов Европейского Суда. Данная формулировка требует уточнения, в связи с чем, предлагается ее изложить в следующей редакции: «...если правовое регулирование и фактические обстоятельства рассматриваемого им дела являются аналогичными и схожими с правовым регулированием и фактическими обстоятельствами дела, ранее рассмотренного Европейским Судом по правам человека». В-четвертых, Постановление с учетом сложившейся судебной практики устанавливает три основные формы реализации судами правовых позиций, не являющиеся исчерпывающими: 1) правовые позиции Европейского Суда учитываются при применении законодательства Российской Федерации. В частности, содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов к ней» (п. 3); 2) при применении судами собственно положений Конвенции или Протоколов к ней; 3) в пункте 4 постановления указано, что во избежание нарушения прав и свобод человека, в том числе необоснованного их ограничения, правовые позиции Европейского Суда учитываются при применении не только Конвенции и Протоколов к ней, но и иных международных договоров Российской Федерации (подпункт «с» пункта 3 ст. 31 Венской Конвенции о праве международных договоров от 23.05.1969). В-пятых, в Постановлении Пленум Верховного Суда РФ обращает внимание судов на необходимость именно учитывать, (а не применять) правовые позиции Европейского Суда, что совпадает с разъяснениями, которые содержатся в абзаце третьем п.10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Третий судья от России в ЕСПЧ Д.И. Дедов обоснованно уточняет: «лучше учитывать, а не применять, лучше понимать, а не слепо следовать»[204]. В целях устранения коллизий между постановлениями Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» и от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» предлагается проект дополнительного абзаца пункта 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 5: «С целью эффективной защиты прав и свобод человека, учитывая то, что Европейский Суд по правам человека вправе толковать Конвенцию по тождественным спорам только аналогичным образом, независимо от того, против какого государства принимается постановление, суды при вынесении решений должны учитывать и ставшие окончательными постановления Европейского Суда по правам человека, вынесенные против других государств - участников Конвенции и Протоколов к ней, если правовое регулирование и фактические обстоятельства рассматриваемого ими дела являются аналогичными и схожими с правовым регулированием и фактическими обстоятельствами дела, ранее рассмотренного Европейским Судом по правам человека». С учетом изложенных теоретических и правовых аргументов, а также точек зрения научных и практических работников, можно предложить следующую дефиницию рассматриваемого понятия: «Прецедент индивидуального судебного регулирования общественных отношений Европейского Суда по правам человека - это акт индивидуального судебного регулирования общественных отношений, являющийся видом неправа, вырабатываемый Судом в соответствии с «обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора» (ст. 31 Конвенции «Общее правило толкования»). Такой теоретический подход основан на буквальном, а не расширительном или ограничительном толковании Судом принципов и норм права, содержащихся в Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней.