§ 2. Проблемы правового регулирования процедуры рассмотрения обращений граящан в Конституционном Суде России и Конституционном Совете Франции
Особенностью проверки конституционности по обращениям граждан в сравнении с обращениями других субъектов является необходимость рассматривать в установленные сроки большое число обращений, конечно, при соблюдении всех процессуальных прав сторон.
Конституционный Суд и Конституционный Совет находят не во всем совпадающие пути решения этой задачи.В России обращения граждан рассматриваются в устном или письменном производстве, а во Франции - в устном. Рассмотрение дела в устном производстве можно условно разделить на три этапа: 1) предварительное рассмотрение дела; 2) рассмотрение дела в заседании; 3) рассмотрение дела в совещательной комнате, по итогам которого и принимается решение по делу. При устном производстве проводится публичное заседание с участием сторон (в России - заседание с проведением слушаний). Рассмотрение дела в письменном производстве делится на два этапа: 1) предварительное рассмотрение дела; 2) рассмотрение дела в заседании - такое рассмотрение во многом схоже с рассмотрением дела в совещательной комнате в рамках устного производства. Заседание в рамках письменного производства в России проводится без непосредственного участия сторон. Оно именуется заседанием без проведения слушания.
Ограниченное более краткими сроками рассмотрение дела в Конституционном Совете Франции включает меньше процессуальных действий, чем в Конституционном Суде России. Оно состоит в обмене сторон письменными замечаниями, направляемыми в Конституционный Совет (на предварительном этапе). Разница заключается в том, что теперь замечания направляются по электронной почте для ускорения процесса (абзац 1 статьи 3 Регламента[364]), что является чисто техническим нововведением, хотя и весьма рациональным с точки зрения экономии времени.
В отличие от Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», правовые акты, регулирующие деятельность Конституционного Совета, не предусматривают выступления докладчика на заседании, направления запросов, привлечения экспертов и специалистов, истребования документов и иных материалов, производства проверок, исследований.
В то же время Конституционный Совет запрашивает у правительства, которое выступает в роли ответчика от имени государства, дополнительные замечания[365]. Вероятно, это связано с тем, что правительство обладает большими возможностями для получения информации и является более ценным источником для Конституционного Совета.
Основным этапом является рассмотрение обращения в публичном заседании. Представители сторон (сторонами являются заявитель через своего представителя и правительство Франции, традиционно защищающее оспариваемые законоположения в Конституционном Совете [366] ) имеют право выступить перед членами Конституционного Совета на публичном заседании, видеозапись которого выкладывается на сайте Конституционного Совета. Такое заседание предоставляет широкие возможности для обеспечения процессуальных прав граждан[367]. Необходимость обеспечения этих прав является особенностью контроля конституционности законов по обращениям граждан и влияет на организацию его осуществления.
В Конституционном Совете Франции возможности, предоставляемые публичным заседанием сторонам, реализуются не так широко, как в Конституционном Суде России. Выступление на заседании не является обязательным этапом; стороны могут отказаться от него (впрочем, как и в России). В таком случае разбирательство дела на заседании ограничивается вступительной речью председателя и выступлением секретаря.
Выступление воспринимается как одна из составляющих предоставляемых стороной данных наряду с письменными замечаниями, стороны даже могут прямо указывать, что просят Совет учесть как доводы, высказанные в заседании, так и те, что были изложены в письменных замечаниях, как, например, указал в завершение своей речи в одном из заседаний представитель правительства господин Ксавье Пуатье [368] [369]. Право выступать на заседании имеют только представители сторон, и для них установлен регламент - пятнадцать минут на выступление . В то же время нет дискуссии, позволяющей оценить обоснованность их доводов, которую можно было бы назвать судебными прениями. Прения, как предполагает состязательная модель судопроизводства, представляют собой борьбу двух сторон, позволяющую выявить, чья позиция является более обоснованной. Суть данной модели состоит в том, что суд основывается при принятии решения на доказательствах, предоставленных ему сторонами, и не ведет самостоятельное расследование, как это предполагается при инквизиционном процессе. Состязание же предполагает дискуссию, в которой наиболее явно противопоставляются позиции и аргументы сторон. Скорость рассмотрения дела обеспечивается, в том числе, за счет отсутствия требований, несоблюдение которых делало бы результаты заседаний недействительными, а, следовательно, и оснований для его отмены и переноса, который неизбежно затягивает рассмотрение дела. Ни в органическом законе «О Конституционном Совете», ни в регламенте, регулирующем процедуру рассмотрения приоритетных вопросов конституционности, не затрагиваются многие вопросы, урегулированные главой 7 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации». Прежде всего, не предусмотрена возможность переноса заседания. Следовательно, стороны не могут заявить ходатайство о переносе и, если они хотят, чтобы Совет выслушал их, должны приходить точно в назначенный день и час. Кроме того, не предусмотрен кворум, то есть, теоретически, заседание может состояться при любом числе членов Совета. Конечно, как правило, заседания все же проводятся в полном составе или в присутствии подавляющего большинства членов. Таким образом, вряд ли можно сказать, что заседание - та часть разбирательства, которая открыта для зрителей, - позволяет составить полное представление об основаниях принятия решения Советом. В то же время важно не столько сложившееся положение дел, сколько динамика. Выступления представителей сторон на публичном заседании в последнее время становятся больше похожи на дискуссию, и стороны, если и не полемизируют прямо, то довольно часто ссылаются на письменные замечания оппонента в своем выступлении. Нами было просмотрено 20% от общего числа записей заседаний за каждый год, с 2010 по 2013 г., выбранных произвольно (всего 63 рассмотренных вопроса о конституционности). В 2010 г., стороны ссылались на замечания оппонента в пяти; из двадцати двух записей за 2011 г. - в десяти. Затем следовал небольшой спад: из пятнадцати записей за 2012 г., стороны ссылались на замечания оппонента в шести записях, но из тринадцати записей за 2013 г - уже в семи записях (смотри: приложение 4). Из приведенных данных видно, что, несмотря на незначительные колебания, число выступлений, в которых содержится опровержение доводов противной стороны, растет. Кроме того, председатель оставляет возможность для дискуссии, спрашивая стороны в конце заседания, не хотят ли они что-либо добавить к сказанному, хотя они, как правило, отвечают отрицательно. Только в пяти случаях стороны воспользовались этим правом. Правда, обмен замечаниями может составлять и небольшой диалог. Так, в одном заседании представитель заявителя указал, что, несмотря на то, что законом заявителю предоставлено право присутствовать на разбирательстве в следственной палате, на практике он там не бывает. оспариваемой норме, а к практике ее осуществления . В другом заседании спор был менее содержательным, он касался даже не толкования, а содержания нормы: адвокат заявителя счел нужным еще раз подчеркнуть, что оспариваемая норма устанавливает наказание за любую кражу, представитель правительства возразил, что она относится только к тем, наказание за которые составляет не менее 1 месяца лишения свободы . Но в основном правом на дополнительные замечания пользовалась только одна сторона. В трех заседаниях обе стороны отказались выступать вообще, ограничившись предоставлением письменных замечаний. Таким образом, возможность подискутировать в настоящее время используется сторонами не очень активно, но это позволяет говорить о возможностях будущего развития в этом направлении. На основании данных изменений можно сделать вывод о наличии в Конституционном Совете Франции тенденции к усилению устности производства. В Конституционном Суде России в рассматриваемый период времени наблюдается противоположная тенденция. За последние несколько лет дважды вносились изменения в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации», направленные на ограничение устности заседания. В 2010 г. в данный закон была включена статья 47.1, предусматривающая в установленных случаях возможность разрешения дела без проведения слушания (письменное производство). В 2014 г. была введена новая редакция этой статьи, расширившая сферу применения письменного производства. Были исключены условия, в соответствии с которыми письменное производство могло применяться только при рассмотрении норм, уже признанных неконституционными, или аналогичными тем, в отношении которых существовало вступившее в силу постановление Конституционного Суда. В [372] [373] соответствии со статьей 47.1 в редакции Федерального конституционного закона от 4 июня 2014 г. № 9-ФКЗ, достаточно, если Конституционный Суд придет к выводу, «что вопрос о конституционности нормативного правового акта может быть разрешен на основании содержащихся в ранее принятых постановлениях Конституционного Суда России правовых позиций и проведение слушания не является необходимым для обеспечения прав заявителя - гражданина или объединения граждан». Усмотрение Конституционного Суда расширено и в том, что мнение сторон по вопросу о возможности проведения письменного производства, ранее бывшее обязательным, теперь является рекомендательным (абзац второй данной статьи). Безусловно, следует согласиться с тем, что данные реформы способствуют «ускорению защиты конституционных прав граждан и их объединений, повышению эффективности деятельности судебного органа конституционного контроля, разрешению дел в разумные сроки, необходимости разгрузить Конституционный Суд России от массива обращений, росту общего количества рассматриваемых и разрешаемых дел, процессуальной экономии[374] [375]». В то же время такая экономия существенно ограничивает принцип устности разбирательства, предполагающий, что все доказательства будут представлены в публичном заседании, что должно обеспечивать принятие судом решения на основании целостного впечатления о деле, сложившегося у него в ходе заседания. При этом, конечно, следует учитывать, что практика рассмотрения в упрощенной процедуре обращений по аналогичным нормам была выработана самим Конституционным Судом еще до ее законодательного введения (практика принятия отказных определений с позитивным содержанием). Данные изменения были направлены на введение такого производства по рассмотрению дел без слушания, которое позволяло бы установить гарантии по соблюдению принципа состязательности и процессуального равноправия сторон377. Неактивное использование возможностей публичного заседания во Франции и сокращение сферы применения публичного заседания в России можно объяснить особенностями конституционного производства, как специфической формы судебной деятельности . В этом специализированные органы конституционного контроля отличаются, например, от органов, осуществляющих данный вид контроля в рамках американской модели или латиноамериканской процедуры ампаро, где эта специфика присутствует в меньшей степени. По мнению Л. Фаворо, «Конституционный суд должен быть настоящим судом, но это оценивается с учетом характеристик конституционных судов[376] [377]». Специфика конституционного судопроизводства выражается в том, что решения органов конституционного контроля распространяются на неопределенный круг лиц, и это необходимо учитывать при вынесении решения. Поэтому в конституционном процессе иначе, чем в других видах судопроизводства, определяется баланс между защитой частного и общественного интересов. Этим, в частности, объясняются инквизиционные начала конституционного правосудия. Поэтому, естественно, что в деятельности по осуществлению конституционного контроля, как и в других видах судопроизводства, наряду с элементами состязательной модели, существуют элементы инквизиционной модели[378] [379] , в том числе в деятельности Конституционного Суда России. Что касается Конституционного Совета Франции, то он, к тому же, многое заимствовал у Г осу дарственно го Совета Франции , процедуру рассмотрения дел в котором называют инквизиционной . Представляется, что в конституционном процессе состязательность является не основополагающим принципом, предполагающим достижение истины в противоборстве двух сторон, а скорее приемом мышления, позволяющим взглянуть на проблему с разных сторон. Специфика конституционного судопроизводства проявляется не только в процессуальном регулировании разбирательства, но и в его содержательной стороне, то есть в процедуре доказывания. Доктор права Д. В. Даниленко приходит к выводу о том, что «... конституционный судебный процесс, C одной стороны, в силу своей специфики, связанной с предметом судебного производства - не имеющей вообще или почти не имеющей отношения к фактическим элементам, - а с другой, в силу пресекательного и сжатого характера сроков, отводимых на вынесение решения, соответствует требованиям, которые в процессуальном праве определяют возможность обходиться без судебных слушаний ». Представляется, что данная мысль, высказанная применительно к предварительному конституционному контролю, верна и для последующего контроля. В том, что касается предмета разбирательства, конечно, конкретный контроль предполагает в отличие от предварительного и последующего абстрактного контроля больший интерес к фактам, но все же, можно предположить, что этот интерес остается ограниченным по сравнению с другими видами процесса. Конечно, «доказывание (как разновидность познания) имеет общие черты в любой форме правосудия[380] [381] [382]». Но решение суда (суда общей юрисдикции или арбитражного суда в России, общегражданского или административного суда во Франции) основывается в значительной степени на фактических обстоятельствах, известных сторонам, а не суду. Основой решения органа конституционного контроля являются преимущественно теоретические рассуждения, анализ норм права, сопоставление нормы закона и Конституции, и ему не так необходима информация, предоставляемая сторонами на публичном заседании. Поэтому вряд ли можно сказать, что, отсутствуя на заседании, стороны рискуют получить решение менее выгодное для них, чем то, которое они получили бы, если бы присутствовали. К тому же практически всю необходимую ему информацию можно получить из документов, предоставляемых сторонами; свидетельские показания в конституционном судопроизводстве нужны крайне редко. Даже если в конституционном процессе и используются фактические сведения, они, как правило, являются общеизвестными и могут быть получены органом конституционного контроля помимо сторон. Поэтому следует согласиться C Н. В. Витруком в том, что применение усеченного (письменного) производства возможно, если исследуются только вопросы права и нет необходимости в установлении Конституционным Судом фактических обстоятельств дела . Безусловно, одним из отличий последующего контроля от предварительного является возможность анализировать факты, связанные с применением оспариваемой нормы. Если предварительный контроль строится на «возможном, теоретическом, гипотетическом толковании[383] [384]», то последующий контроль позволяет увидеть норму такой, какой она существует в 387 правоприменительной деятельности . Поэтому данные о фактических обстоятельствах нужны органу конституционного контроля, но их использование Конституционным Судом России и Конституционным Советом Франции различается. Прежде всего, к таким данным относятся обстоятельства дела лица, обратившегося в орган конституционного контроля. Обязательной составляющей решений Конституционного Суда России является описание предшествующего рассмотрения дела заявителя. Конституционный Совет Франции, напротив, абстрагируется от фактических обстоятельств. На эти обстоятельства могут ссылаться представители сторон во время заседания, но в решениях они, как правило, не упоминаются. Автором было просмотрено 20% (63 рассмотренных вопроса о конституционности) от общего числа записей заседаний за 2010-2013 г., выбранных произвольно. Иногда стороны описывали обстоятельства дела заявителя; такие ссылки содержатся в 17 записях. В качестве примера можно назвать указание адвоката на то, что заявитель, как иностранец, не мог правильно заполнить налоговую декларацию и был привлечен к ответственности, поскольку оспариваемая норма не дала суду возможности учесть его обстоятельства[385] [386] ; заявитель был вправе рассчитывать на определенный размер компенсации, измененный оспариваемой нормой [387] ; наследодатель заявителя являлся гражданином Калифорнии, не устанавливающей приоритет своих граждан при наследовании имущества, находящегося на ее территории, в отличие от Франции[388]. Анализ в решениях Конституционного Совета конкретных обстоятельств является скорее исключением, чем правилом и связан в основном с анализом индивидуальных норм. Так, при проверке конституционности нормы, установившей монополию государственного учреждения на импортирование ряда товаров в Новой Каледонии, фактические данные, обосновывающие необходимость этой монополии, были приведены в решении Конституционного Совета[389]. Конечно, изложение обстоятельств дела заявителя не является обязательной составляющей решений органа конституционного контроля, тем более что структура решений Конституционного Совета сформировалась в осуществлении предварительного контроля, где таких обстоятельств просто не было. Однако, представляется, что данная позиция является принципиальной и связана с нежеланием Конституционного Совета выходить за пределы своей компетенции, поскольку анализ обстоятельств дела заявителя является прерогативой суда, рассматривающего данное дело по существу. Думается, что можно согласиться с позицией о «нецелесообразности исследования органами конституционной юстиции в ходе разрешения дел конкретных фактов правоприменения[390]». Несомненно, следует учитывать, что сведения об обстоятельствах дела, послужившего основанием для обращения в орган конституционного контроля, не равноценны в качестве источника доказывания фактам, характеризующим результаты применения оспариваемой нормы в целом. В основном они нужны для решения вопроса о том, насколько обоснованно обращение данного заявителя, а не для разрешения спора по существу. Например, информация о данных обстоятельствах позволяет установить, были ли нарушены конституционные права заявителя, идет ли речь о неконституционной норме или о неконституционном применении не вызывающей сомнения в конституционности нормы. Но поскольку проверка допустимости обращений в Конституционный Совет осуществляется судом, рассматривавшим дело по существу, и высшей инстанцией в судебной системе, к которой данный суд принадлежит, безусловно, такая проверка легко позволяет выявить обращения, в которых фактически оспаривается правоприменительная практика. Поэтому вопрос об отграничении таких обращений для Конституционного Совета не так актуален[391] [392]. Кроме обстоятельств дела заявителя, орган конституционного контроля могут заинтересовать также данные о влиянии оспариваемой нормы на правоприменительную практику в целом. Конституционный Суд России первоначально проверял по обращениям граждан конституционность не норм, а именно правоприменительной практики. Но и сейчас он часто толкует норму, «оценивая при этом как буквальный смысл этих законоположений, так и смысл, придаваемый им сложившейся правоприменительной практикой ». Ведь для граждан то, как понимает норму правоприменитель, не менее важно чем то, что имел в виду законодатель при ее создании. Конституционный Суд анализирует правоприменительную практику для того, чтобы выявить возможные варианты истолкования нормы, в том числе неконституционные. Например, в постановлении от 24 октября 2013 г. Конституционный Суд выяснил, что дефинитивная норма Трудового кодекса, определявшая использующиеся в данном акте понятия, в том числе обозначающие структурные единицы профсоюза, «была истолкована Министерством юстиции России, органами прокуратуры и судами как определяющая структурное построение профсоюза, содержащая исчерпывающий перечень видов профсоюзных организаций и не допускающая возможность создания профсоюзов других видов, а также создания -395 в их структуре не предусмотренных ею подразделении ». Причиной для неконституционного истолкования может стать также неопределенность нормы. Так, в решении от 14 мая 2013 г. Конституционный Суд пришел к выводу о том, что «неопределенность сложившегося правового регулирования подтверждается и практикой арбитражных судов и судов общей юрисдикции, которые, не ставя под сомнение наличие ... самого права на компенсацию ... различным образом подходят к решению вопроса об источнике финансирования затрат на выплату этой компенсации[393] [394]». Исследование правоприменительной практики тем более важно, что нарушение конституционных прав может быть связано исключительно с ней. Например, в определении от 4 апреля 2014 г. Конституционный Суд указал, что «нарушение конституционных прав, как следует из жалобы, заявители фактически связывают с ... истолкованием судами в их деле[395]» оспариваемых положений. Одновременно, Конституционный Суд не всегда соглашается с заявителем в вопросе о наличии неконституционной правоприменительной практики. Так, в определении от 7 февраля 2013 г. он пришел к выводу, что «положения ... по смыслу, придаваемому им сложившейся правоприменительной практикой в системе действующего правового регулирования, не являются неопределенными и, следовательно, не нарушают конституционные права заявителя398». Таким образом, Конституционный Суд России часто ссылается на правоприменительную практику, и, соответственно, делает ее предметом анализа в рамках судебного разбирательства. Напротив, во Франции такая ссылка присутствует только в одном решении, принятом по вопросу о конституционности, поданном в порядке последующего контроля. В более поздних решениях Конституционного Совета фактические данные приводятся только там, где оспариваются нормы, принятые в отношении конкретного субъекта, и ссылка на них является неизбежной. Данное решение, принятое 30 июля 2010 г.399, отличается от иных решений Конституционного Совета наличием указаний на то, что основанием для обращения послужила широко распространенная правоприменительная практика по нарушению процессуальных прав граждан, задержанных по подозрению в совершении преступления. Конституционный Совет указал на то, что фактически задержание стало основой формирования обвинения, за 2009 год было осуществлено более 790 000 задержаний, и это обосновывает необходимость изменения нормы. В дальнейшем Конституционный Совет отказался от обоснования своих решений фактическими данными, но это не означает, что такие данные больше не используются им, ведь в мотивировочную часть входят далеко не все доводы, которыми руководствовались члены Конституционного Совета при принятии решения. К ссылкам на статистические данные прибегают представители сторон в своих выступлениях, и эти данные, безусловно, используются Конституционным Советом, хотя и не излагаются в его решениях. В деле, по которому было принято 3 98 Определение Конституционного Суда РФ от 07.02.2013 № 132-0 // Вестник Конституционного Суда РФ. 2013. № 5. Смотри также: Постановление Конституционного Суда РФ от 23.05.2013 № 11-П // СЗ РФ. 2013. № 22. Ст. 2862; Определение Конституционного Суда РФ от 05.03.2013 № 331-0 // Вестник Конституционного Суда РФ. 2013. № 6; Определение Конституционного Суда РФ от 06.03.2013 № 354-0 // Вестник Конституционного Суда РФ. 2013. № 6; Определение Конституционного Суда РФ от 02.07.2013 № 1058-0 // Вестник Конституционного Суда РФ. 2014. № 2. 399 Decision № 2010-14/22 QPC du 30 juillet 2010 // JORF du 31 juillet 2010, Р. 14198. рассмотренное выше решение, например, адвокат Рене Деспйэгэляэр в своем выступлении сослался на данные о числе задержанных; адвокат Гаэль Канделя указал на несоблюдение требований гигиены в организации условий содержания 400 задержанных . Автором было просмотрено 20% (63 рассмотренных вопроса о конституционности) от общего числа записей заседаний за 2010-2013 г., выбранных произвольно. Иногда стороны описывали фактические обстоятельства, имеющие отношение к делу: например, называли число работодателей, которые уплачивают налог, установленный оспариваемой норм[396] [397]; отмечали, что 50 % организаторов зрелищ фактически освобождены от налога[398] [399]. Всего подобные доводы можно услышать в 13 записях. Причем интересно, что фактические обстоятельства могли стать предметом спора. Так, в одном заседании истцы (представители различных департаментов Франции) утверждали, что причиной ухудшения экономического положения департаментов является оспариваемая норма, а представитель правительства настаивал на том, что это 403 является следствием экономического кризиса . Следовательно, хотя существуют различия в процессе доказывания в Конституционном Суде России и Конституционном Совете Франции, но все же использование фактических обстоятельств обеими органами является ограниченным. А отсюда ограничена и необходимость заслушивания сторон и свидетелей в рамках публичного заседания. Тем не менее, остается необходимость обеспечения права сторон на устное (публичное, состязательное) разбирательство. Одновременно сравнивая организацию осуществления конкретного конституционного контроля законов в Конституционном Суде России и Конституционном Совете Франции, можно сделать вывод о том, что особенностью российского конституционного правосудия является закрепление процессуальных механизмов для всех возможных проблем, вне зависимости от того, насколько высока вероятность их возникновения . 1 ак, маловероятно, что в заседании не сможет присутствовать более половины судей, но, тем не менее, предусмотрен кворум. Не в каждом заседании возникают основания для его переноса, но каждый раз председательствующий проверяет наличие этих оснований. «В отличие от сторон участие свидетеля в конституционном судебном процессе не всегда имеет место[400] [401]», но, тем не менее, данная процессуальная фигура предусмотрена Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации», в отличие от регламента, регулирующего рассмотрение Конституционном Советом Франции приоритетных вопросов конституционности. Здесь приведены лишь те примеры детального процессуально-правового регулирования, которые касаются процессуальных моментов, уже упоминавшихся в настоящей работе, и этот список мог бы быть продолжен. Можно предположить, что в определенной степени данное различие связано с необходимостью упростить процедуру рассмотрения дела. Впрочем, нельзя сделать вывод о том, что права сторон разбирательства в Конституционном Совете Франции защищены слабее, чем в Конституционном Суде России. Скорее здесь можно говорить о различии круга защищаемых прав. В Конституционный Совет Франции гражданам трудно попасть, и участие сторон в деле скорее является формальным, но если он принял решение в пользу заявителя, то заявителю обеспечивается возможность воспользоваться своей победой в силу как самой схемы преюдициального обращения, так и прямых указаний в резолютивной части решений Конституционного Совета суду, рассматривающему дело заявителя. Это указывает на то, что речь идет скорее о разных подходах во Франции и России, чем об одном подходе, реализованном с разной степенью тщательности. Конечно, в вопросе об обеспечении процессуальных прав сторон, речь всегда идет о балансе интересов, и он может быть найден по-разному. Российский вариант некоторые правоведы считают ущемляющим права граждан: так, существует точка зрения о необходимости введения ответственности Конституционного Суда за отказ рассматривать жалобы граждан, касающиеся аналогичных уже проверенным положениям[402]. Информация о наличии в других странах схем, обеспечивающих права граждан более скромно, чем в России, не столько добавляет что-то принципиально новое к знанию о процессуальных правах, сколько показывает относительность существующих в России ограничений. Однако, она указывает и на неадекватность абсолютизации одних интересов за счет других. В любом случае разумность осуществляемой рационализации конституционного процесса следует оценивать с точки зрения того, не препятствует ли она выполнению поставленных целей. Поскольку цели, стоящие перед органами конституционного контроля и судами, различаются, должны различаться и процессуальные требования к ним. Французский опыт рационализации конституционного процесса интересен не столько тем, что демонстрирует новые технические приемы, отличные от российских, сколько показывает, что даже разумные и, казалось бы, естественные требования не обязательно являются всеобщими. В то же время, есть приемы, заслуживающие внимания, например, в Конституционном Совете обмен документами в ходе процесса осуществляется исключительно по электронной почте, о чем уже говорилось выше. Можно назвать полезным этот опыт, который позволяет экономить время и материальные ресурсы, никоим образом не ущемляя права сторон. Следует отметить, что Конституционный Суд России также движется в этом направлении. Федеральным конституционным законом от 4 июня 2014 г. в статью 38 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» были внесены изменения, в соответствии с которыми вместо тридцати экземпляров обращения требуется подавать всего один. Думается, что возможно и дальнейшее развитие в этом направлении, в том числе и использование французского варианта, хотя бы в качестве альтернативы документообороту на бумажных носителях. В связи с этим можно предложить внести соответствующие изменения в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации», изложив абзац первый статьи 37 в следующей редакции: «Обращение направляется в Конституционный Суд Российской Федерации в письменной форме и подписывается управомоченным лицом (управомоченными лицами). Жалоба также может быть подана в Конституционный Суд Российской Федерации посредством электронной почты.». Кроме этого, следует дополнить абзац третий статьи 38 следующими положениями: «В случае направления обращения посредством электронной почты, документы, предусмотренные в пунктах 2 и 3 части первой настоящей статьи прилагаются в виде отсканированных копий.». Таким образом, в процедуре конституционного контроля во Франции и России наблюдаются противоположные тенденции: во Франции можно заметить расширение устности последующего конституционного контроля, в России она заметно сокращается. Учитывая, что изначально во Франции не существовало публичного заседания, а в России оно было, по общему правилу, обязательным этапом рассмотрения дела, можно говорить о сближении российского и французского процессуального регулирования в том, что касается обеспечения устности разбирательства. В настоящее время в Конституционном Суде России предусмотрено дифференцированное использование публичного заседания, тогда как во Франции заседания проводятся чаще, но они значительно короче. Эти варианты существенно отличаются друг от друга, но они схожи тем, что в равной степени являются ограничением устности и открытости процесса. Однако, эти ограничения не принципиальны по сравнению с теми, которые накладывает на реализацию этих принципов сама природа конституционного нормоконтроля. Больший интерес к правовым вопросам, чем к фактическим обстоятельствам в ходе разбирательства и обязательность решения для неопределенного круга лиц уменьшают роль устного состязания сторон на публичном заседании в принятии итогового решения. Поэтому можно сказать, что введение рассматриваемых ограничений позволяет упростить и ускорить рассмотрение дела органом конституционного контроля, не затрагивая существенным образом права сторон.