3.1. Понятие и виды ограничения родительских прав

Исследование понятия «ограничение родительских прав» предполагает знакомство с историей его возникновения.

Свод Законов Гражданских Российской Империи устанавливал практически безграничную родительскую власть родителей, точнее отца над своими детьми.

Отношение отцовской власти к дочерям было особым, поскольку оно в какой-то степени не прекращалось даже после ее замужества. По мнению А.И. Загоровского, простор родительской власти и по отношению к замужним дочерям широк. Но нет сомнения, что там, где требование родителей являлось бы прямым нарушением прав мужа, например, чтобы дочь перешла хотя бы и временно на жительство к родителям, родители должны поступиться своею властью над дочерью^[125].

Вопрос о родительской власти над детьми, в случае отдельного проживания родителей, в дореволюционной России решался следующим образом: прежде всего самими супругами путем их взаимного согласия, а также путем вмешательства власти. Причем законодательство предписывало разрешать вопрос об определении судьбы несовершеннолетних детей только с учетом их интересов. В случаях раздельного жительства супругов по вине одного из них невиновному супругу принадлежало право требовать оставления у него всех детей. При отсутствии соглашения родителей, либо необходимости отступления от установленных правил суд мог вынести решение, у кого из родителей должны оставаться несовершеннолетние дети. Суд мог также запретить свидание с детьми, оставленными у другого супруга^[126].

Кроме ограничения родительской власти в дореволюционной России имело место и освобождение от выполнения родителями своих обязанностей.

В некоторых губерниях - Черниговской, Полтавской родителям предоставлялось право отречься от детей, если будет доказано, что дети, забыв страх Божий, дерзнули поднять на родителей руку; если они по злобе, не для государственной пользы свидетельствовали против родителей в делах уголовных; если отказались в уголовном деле взять родителей на поручительство; когда дочь предалась распутной жизни; если они покусились отнять у родителей принадлежащее им имущество; когда они отказали престарелым родителям необходимым содержанием; если они, пользуясь родительским имуществом, не дали им помощи в бедственных обстоятельствах (ст. 167 Свода законов). Комментируя данное положение, профессор A.M. Гуляев отмечал, что предоставление родителям права отречься от детей означало, что родители освобождались от выполнения своих обязанностей в отношении детей, потому что отречение от своих детей не требовало особого разрешения закона^[127].

Таким образом, ограничение родительской власти законодательством дореволюционной России сводилось к тому, что формально господствовала сильная родительская власть, точнее власть отцовская. И она не прекращалась и не ограничивалась ни в случаях поступления детей на учебу, ни при определении детей в службу, либо после вступления дочери в замужество^[128].

Первый семейный кодекс 1918 года - Кодекс законов об Актах гражданского состояния, Брачном, Семейном и Опекунском праве^[129] также не имел определения «ограничение родительских прав», «отобрание ребенка у родителей», а только устанавливал, что «родительские права осуществляются исключительно в интересах детей и при неправомерном их осуществлении суду представляется право лишить родителей этих прав (ст. 153).

Декрет ВЦИК и СНК 1926 года внес изменения в Кодекс законов об Актах гражданского состояния, Брачном, Семейном и Опекунском праве^[130].

Проанализировав нормы первого семейного кодекса и внесенные в него изменения Декретом ВЦИК и СНК 1926 года, можно сделать следующие выводы:

Во-первых, кодекс разрешил лишение родительских прав полностью или частично, что, надо полагать, и было ограничением родительских прав, сформулированным законодателем таким образом.

Во-вторых, в этом же декрете делается упоминание о возможности суда «постановить об отобрании детей от родителей, хотя бы из них «только один был лишен родительских прав». Значит понятие «отобрание» здесь фигурирует самостоятельно как результат лишения родительских прав.

В-третьих, примечание 2 к ст. 153 Кодекса законов об Актах гражданского состояния, Брачном, Семейном и Опекунском праве обратило внимание на возможность органов опеки впредь до решения суда выносить постановление об отобрании детей от родителей. Здесь отобрание ребенка можно рассматривать как способ незамедлительной защиты интересов ребенка, применяемый органами опеки до вынесения судебного решения.

В-четвертых, изменения, внесенные в кодекс, допускали отобрание не только от родителей, но и других лиц, на попечении которых дети находятся, если пребывание у этих лиц для них опасно.

Семейный кодекс 1927 года - Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР^[131] предусматривал «в случае невыполнения родителями своих обязанностей или неправомерного осуществления ими своих прав по отношению к детям, а также в случае жестокого обращения с детьми вынесение судом постановления об отобрании детей от родителей и передаче их на попечение органов опеки и попечительства.

В примечании к ст. 46 этого кодекса сказано, что органам опеки предоставляется право, впредь до решения суда, выносить постановление об отобрании детей от родителей и других лиц, на попечении которых они находятся, если их оставление у этих лиц опасно для ребенка.

Исходя из содержания названной статьи можно сделать следующие выводы:

- во-первых, в ней нет упоминания об ограничении родительских прав;

- во-вторых, в ст. 46 говорится о возможности суда вынести постановление об отобрании детей от родителей;

- в-третьих, в примечании к данной статье говорится, что органы опеки и попечительства имеют право отобрать ребенка от родителей и других лиц, на попечении которых он находится до решения суда. Правовое значение смысла этого примечания состоит в том, что отобрание ребенка происходит до решения суда и возможно отобрание его у других лиц, а не только у родителей;

- в-четвертых, в ст. 46 кодекса дается одна из главных характеристик оснований вмешательства суда в жизнь ребенка - это пребывание его в опасности.

На основе изложенного можно сказать, что все-таки были предприняты попытки более тщательной регламентации вопросов, связанных с ограничением родительских прав, но все они замыкались на понятии «отобрание».

В третьем семейном кодексе - Кодексе о браке и семье РСФСР вопросам отобрания посвящена ст. 64^[132], где было сказано: суд может принять решение об отобрании ребенка и передаче его на попечение органов опеки и попечительства, независимо от лишения родительских прав, если оставление ребенка у лиц, у которых он находится, опасно для него.

Отсюда следует:

Во-первых, что в третьем по счету семейном кодексе опять фигурирует лишь отобрание, которое рассматривается как самостоятельный способ защиты ребенка.

Во-вторых, определяются критерии, дающие основания для отобрания ребенка по суду. Однако не уточняется возможность отобрания не только у родителей, но и других лиц.

В комментарии к пункту 1 ст. 64 КоБС РСФСР говорится: «В кодексе четко определено соотношение таких мер воздействия, как лишение родительских прав и отобрание ребенка.

- во-первых, суд может принять решение об отобрании ребенка с одновременным лишением родителей их прав. В принципе уже сам факт лишения родителя (родителей) их родительских прав свидетельствует о наличии опасной для ребенка обстановки и, следовательно, приводит к отобранию ребенка и передаче его на попечение органов опеки и попечительства;

- во-вторых, суд может принять решение об отобрании ребенка, рассматривая эту меру как оперативную санкцию, имея в виду, что в последующем будет рассмотрен вопрос о лишении родителя родительских прав;

- в-третьих, суд может принять решение об отобрании ребенка без лишения родителей родительских прав^[134].

В ст. 64 КоБС РСФСР также не идет речь об ограничении родительских прав как таковом, оно отождествляется с последствиями лишения родительских прав.

Таково положение дел, предшествующее появлению в тексте Семейного кодекса 1995 года ст. 73, именуемой «Ограничение родительских прав».

Действующий Семейный кодекс попытался устранить имевшие место пробелы, внести определенность в понятия, вовсе не тождественные с правовой точки зрения. Однако ст. 73 этого кодекса, именуемая «Ограничение родительских прав», вновь ставит знак равенства между ограничением и отобранием, что порождает споры относительно особенностей ограничения родительских прав.

Следует сказать, что отобрание в буквальном смысле означает

19

«отбирать что-то у кого-то, отнять, заставить отдать, лишить чего-то» . Отобрать - «взять у кого-то принудительно, насильно»^[135].

На наш взгляд, отобрание по семейному праву следует понимать как принудительное изъятие ребенка из семьи. Причем, отобрание возможно и когда несовершеннолетний находится один в опасной для него обстановке, когда рядом с ним нет родителей (одного из них), возражающих против изъятия ребенка из семьи.

В литературе по семейному праву отсутствует единство мнений относительно понятия «ограничение родительских прав», но всякий раз не обращается внимание на такое существенное обстоятельство, как несовпадение терминов «ограничение» и «отобрание».

Так, H.H. Тарусина называет ограничение родительских прав дифференцированной санкцией^[136]. Она пишет: За виновное поведение родителей (если пока нет оснований к лишению родительских прав), и суд надеется на исправление родителей, оно применяется как мера ответственности с последующей возможностью лишения родительских прав. За невиновное поведение, т.е. «если оставление ребенка с родителями (одним из них) опасно для ребенка по обстоятельствам, от родителей (одного из них) не зависящим, следует ограничение как мера защиты интересов ребенка^[137].

Ю. Беспалов рассматривает ограничение родительских прав как способ защиты прав ребенка и как меру семейно-правовой ответственности^[138]. Автор подчеркивает, что ограничение родительских прав направлено и на восстановление прав ребенка, поскольку родители нарушают прежде всего личные права ребенка^[139].

Другие авторы, например O.A. Рузакова, ограничение родительских прав называет «другой мерой, связанной с отобранием ребенка у родителей, но уже без лишения родительских прав^[140].

Разнообразие высказанных мнений свидетельствует об отсутствии четкого понимания ограничения родительских прав, поскольку имеет место смешение понятий «отобрание» ребенка и «ограничение родительских прав», что вытекает из текста закона - ст. 73 Семейного кодекса. Не содержат разъяснений на этот счет и п. 12, 13 Постановления Пленума Верховного суда Российской Федерации от 27 мая 1998 г. № 10 «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей»^[141], что вполне объяснимо, так как толкование постановлений Пленума Верховного суда также основывается на тексте ст. 73 Семейного кодекса, тогда как ограничение родительских прав, на наш взгляд, есть всего лишь невозможность пользоваться родительскими правами в полном объеме, что необходимо с целью защиты прав ребенка, находящегося в опасной обстановке. А отобрание ребенка есть прямое следствие ограничения родительских прав.

Поэтому нам представляется, что текст п. 1 ст. 73 Семейного кодекса следует изложить в следующей редакции: «Суд может с учетом интересов ребенка принять решение об ограничении родительских прав». Другими словами, из текста с. 73 Семейного кодекса необходимо изъять термин «отобрание», который относится к сфере исполнения решения суда, ограничивающего родительские права.

Что касается видов ограничения родительских прав, то надо сказать, что Семейный кодекс их не выделяет. Но анализ семейно-правовых норм, содержащих ограничение родительских прав, позволяет сделать вывод о существовании таких ограничений родительских прав, как:

- прямые и косвенные;

- оправданные и неоправданные;

- обоснованные и необоснованные.

К прямым ограничениям относится ограничение родительских прав, предусмотренное ст. 73 Семейного кодекса, где установлены основания ограничения родительских прав. Примерами косвенного ограничения могут быть положения п. 2 ст. 62 Семейного кодекса, где говорится о назначении опекуна ребенку несовершеннолетних родителей, не достигших шестнадцати лет, которые будут осуществлять его воспитание совместно с несовершеннолетними родителями. В подобных случаях назначенный несовершеннолетнему родителю опекун по сути дела ограничивает его в родительских правах. Именно поэтому подобного рода ограничение родительских прав следует отнести к косвенным. Другим примером косвенного ограничения родительских прав является осуществление родительских прав родителем, отдельно проживающим от ребенка (ст. 66 Семейного кодекса). Факт проживания родителя отдельно от ребенка уже есть косвенное ограничение его прав, ибо ему остается лишь право на общение с ребенком, на участие в решении вопросов, связанных с воспитанием и содержанием ребенка.

Защита интересов ребенка может состояться благодаря оправданному со всех точек зрения ограничению родительских прав.

В качестве примера может послужить п. 2 ст. 68 Семейного кодекса, допускающий передачу ребенка на попечение органа опеки и попечительства, если почему-либо родитель не в состоянии обеспечить надлежащее воспитание своего ребенка. Другой пример: п. 3 ст. 48 Семейного кодекса, предусматривающий установление отцовства по заявлению предполагаемого отца при отсутствии матери ребенка, когда требуется на то согласие органов опеки и попечительства или суда.

Соглашаясь с тем, что это есть ограничение права фактического отца, Н.С. Шерстнева предлагает исключить из п. 3 ст. 48 слова: «с согласия органа опеки и попечительства»^[142]. Автор обосновывает это предложение следующими доводами: достоверность отцовства может быть подтверждена только матерью ребенка. Однако, если ее нет в живых, или органам загса станет известно, что фактический отец, подавая заявление об установлении отцовства, преследует иные цели, чем родительская забота о ребенке, то на орган загса необходимо возложить обязанность уведомить орган опеки и попечительства о предстоящем установлении отцовства с тем, чтобы они могли защитить интересы несовершеннолетнего^[143]. Трудно согласиться с таким предложением, поскольку, во-первых, ЗАГС осуществляет только регистрацию установления факта отцовства; во- вторых, в компетенцию ЗАГСА не входит установление целей регистрации отцовства; в-третьих, исключение контроля со стороны органов опеки и попечительства в таком достаточно сложном вопросе может привести к нарушению прав ребенка.

Неоправданные ограничения - это ограничения родительских прав, установленные Семейным кодексом, которые, по нашему мнению, нарушают личные права участников семейных правоотношений, выходят за рамки компетенции, например, суда. Так, п. 2 ст. 24 Семейного кодекса предусматривает обязанность суда при отсутствии соглашения родителей самому определять, с кем из родителей будут проживать несовершеннолетние дети после развода. Налицо не что иное, как вмешательство в личную жизнь родителей, которые вправе сами решать, как им быть дальше. Судебная практика показывает, что к моменту расторжения брака в суде не всегда супруги, расторгающие брак, хотят одновременно решать все весьма сложные вопросы, возникающие по поводу воспитания и содержания их совместного ребенка. То же самое можно сказать о п. 3 ст. 80 СК, позволяющем в ряде случаев при непредъявлении иска о взыскании алиментов сделать это органам опеки и попечительства.

Неоправданными нам представляются и некоторые сроки при установлении отцовства. Согласно п. 2 ст. 48 Семейного кодекса отцом ребенка признается бывший супруг матери, если ребенок родился в течение трехсот дней с момента расторжения брака, признания его недействительным или с момента смерти супруга матери ребенка. Даже дореволюционное законодательство устанавливало для аналогичных ситуаций срок - триста шесть дней. В некоторых современных европейских странах этот срок составляет триста восемь дней. Поскольку ребенок может родиться позже обозначенного в Семейном кодексе времени, существующие ограничения могут привести к нарушению прав матери и ее ребенка. Поэтому повторяем, по нашему мнению, этот срок должен составлять не менее трехсот восьми дней.

К неоправданным ограничениям родительских прав следует отнести и положения Постановления Пленума Верховного суда Российской Федерации от 25 октября 1996 года № 9 «О применении судами Семейного кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел об установлении отцовства и о взыскании алиментов», касающиеся порядка применения норм Семейного кодекса при установлении отцовства в судебном порядке в отношении детей, родившихся до 1 марта 1996 года. Суть данного ограничения состоит в том, как было уже отмечено выше, что в отношении детей, родившихся до указанной даты, должна применяться норма КоБС РСФСР (ч. 2 ст. 48), допускающая установление отцовства в судебном порядке при определенных условиях. В отношении же детей, родившихся после 1 марта 1996 года, применима норма ст. 49 Семейного кодекса, где сказано: «Суд принимает во внимание любые доказательства, с достоверностью подтверждающие происхождение ребенка от конкретного лица». При этом не принимается во внимание то обстоятельство, что правоотношения, связанные с семейным воспитанием ребенка, относятся к числу длящихся: возникают с момента его рождения и продолжаются до совершеннолетия. Вводя подобного рода ограничение, Пленум Верховного суда, во-первых, вышел за пределы своей компетенции, во-вторых, оставил беззащитными детей, чьи родители в браке не состоят, чему не может быть оправдания^[144].

Под обоснованными ограничениями родительских прав подразумеваются имеющие не только четко обозначенный правовой фундамент, но и выполняющие свою главную функцию - защиту прав ребенка.

К числу необоснованных ограничений относится положение, предусмотренное п. 2 ст. 64 Семейного кодекса, где сказано: «Родители не вправе представлять интересы своих детей, если органом опеки и попечительства установлено, что между интересами родителей и детей имеются противоречия. В случае разногласий между родителями и детьми орган опеки и попечительства обязан назначить представителя для защиты прав и интересов детей». Следует согласиться с A.M. Нечаевой, полагающей, что данная правовая норма не продумана. Нет ясности, о каких разногласиях идет речь, каков статус представителя, назначенного органом опеки и попечительства. По сути дела, здесь имеет место ограничение родительских прав, не предусмотренное ст. 73 СК^[145].

Приводимая классификация видов ограничения родительских прав порождает вопрос, а могут ли они быть полными и неполными? На наш взгляд, такое разграничение невозможно, поскольку полное ограничение всего объема родительских прав означает их лишение.