3.2 Совершенствование контрольного механизма Совета Европы по защите прав и основных свобод человека
Для лучшего понимания сущности прав, закрепленных в ЕКПЧ, как уже
особо подчеркивалось, большую ценность имеет контрольный механизм за их соблюдением. По замечанию Дж.А. Фровейна до вступления Конвенции в силу европейцы в отличие от американцев не сталкивались в осуществлении «билля о правах» через суд [120], так как «внутри своих стран они связывали возможность защиты основных свобод с работой законодательной и
исполнительной ветвей власти, а не судебной» [120].
С принятием 11 марта1994 г. Протокола № 11 «О реорганизации контрольного механизма в соответствии с Конвенцией» (вступил в силу с 1 ноября 1998 г.) были отменены два факультативных условия, составлявшие не столько суть Конвенции, сколько создававшие важнейшие компоненты механизма ее реализации:
«статья 25, дающая как отдельным лицам, так и государствам право подавать петиции в Европейскую комиссию по правам человека, и статья 46,
уполномочивающая Европейский суд по правам человека заслушивать и рассматривать дела, переданные в него Комиссией» [106, с.30]. Вместе с тем
нужно отметить, что контрольный механизм ЕКПЧ складывался не только из этих двух дополняющих (первый часто назывался «квазисудебным») друг друга органов, но и из Комитета министров Совета Европы (он обладает полномочиями выносить постановления по существу рассмотренного дела).
Определенное отношение к функционировавшему механизму имели «также Парламентская Ассамблея Совета Европы, поскольку с ее участием проходил процесс формирования Комиссии и Суда и Генеральный секретарь Совета Европы, формально возглавлявший секретариаты этих двух органов» [121, с.16]. Если говорить собственно о Суде, то как пишет С.Ш. Осман-заде, юридической основой его организации и деятельности до вступления в силу
Протокола № 11 являлась ЕКПЧ с дополнениями и изменениями, внесенными в нее дополнительными протоколами [121, с.34], а также Регламент Суда А (применялся судом при разбирательстве дел, переданных на его рассмотрение Комиссией и государствами) и Регламент Б, содержащий набор правил с учетом положений Протокола № 9 к Конвенции (применялся Судом при разбирательстве дел, переданных отдельными лицами, неправительственными организациями и группами лиц) [121, с.34].
После ратификации Протокола № 11 был введен в действие совершенно новый, реформированный механизм контроля за соблюдением положений ЕКПЧ, который «является, по сути дела, наднациональной властью» [6, с.481], или, как более правильно замечает Е.Ю. Зарубаева, «наднациональным судебным органом при Совете Европы» [122]. В соответствии с Протоколом единым м постоянно действующим механизмом становится Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ), который теперь единственный не на сессионной основе рассматривает все поступающие жалобы, как на предмет приемлемости, так и по существу дела. При этом подача жалоб осуществляется индивидами, неправительственными организациями и группами лиц непосредственно в Суд, то есть она отныне является безусловным и существенным образом меняет сложившуюся ситуацию: если раньше для того, чтобы Суд рассматривал частные (индивидуальные) жалобы, государства должны были выразить свое отдельное на них согласие (ст.25 Конвенции), то впредь данное полномочие Суда признано автоматическим и не нуждающимся в принятии особого значения государствами-участниками. Новшеством, введенным Протоколом №
11 к ЕКПЧ является и то, что обязательная юрисдикция Суда распространяется и на межгосударственные споры, а также на все вопросы, касающиеся толкования и применения Конвенции (согласно ст. 32 Конвенции в ведении Суда находятся все вопросы толкования и применения Конвенции, которые могут быть ему переданы в соответствии со ст. ст.33, 34 и 47 [103]). Таким образом, «в компетенцию Суда входит рассмотрение споров о нарушении прав человека в государствах-членов Совета Европы. Это могут быть споры между государствами, что нужно отметить, случается редко, а также между государством и гражданином (или объединением граждан), который считает, что какое-либо из его прав, предусмотренных Европейской Конвенцией о защите прав и основных свобод, нарушено действиями властей этого государства» [103], но и, конечно, правильное уяснение и понимание действительного смысла норм Конвенции.
«Суд насколько возможно широко понимает конвенционные положения, толкует Конвенцию применительно к современным реалиям», чтобы в итоге «обеспечить эффективность конвенционных гарантий» [123, р.338]. Этим, как указывает в своей научной статье К.А. Рывкин, «в известной мере, обусловлен приоритет духа Конвенции перед буквой Конвенции» [124, с.10], то есть осуществляя различное понимание самих конвенционных прав Суд соответственно исходит из их широкого понимания и обеспечивает их эволюционное толкование [124, с.10]. Поэтому неслучайно «в аргументации многих решений Суда используется преюдиция, согласно которой Конвенция – это живой инструмент» [125, s.182-183], она призвана «гарантировать реальные и эффективные, а не теоретические и иллюзорные права» [126] и «должна толковаться согласно реалиям сегодняшнего дня» [127].
Осуществление контроля за исполнением постановлений (решений) Суда сохранилось за Комитетом министров. Суд в свою очередь сохранил за собой право давать консультативные заключения по запросу Комитета министров, предоставленное ему Протоколом № 2 к ЕКПЧ от 6 мая 1963 г. Одновременно с
Протоколом № 11 в целях детализации порядка подачи жалоб были разработаны Правила процедуры Суда. Они вступили в силу 4 ноября 1998 г. и предусматривают ряд предварительных условий, которые должны быть строго соблюдены: в Суд необходимо обращаться за юридической защитой только тех прав и свобод, которые закреплены в Конвенции; подавать жалобы можно лишь
на те нарушения, имевшие место после ее ратификации; жалоба должна быть
подана не позднее чем через 6 месяцев после рассмотрения вопроса последней компетентной судебной инстанцией или другим государственным органом такого же ранга; должны быть исчерпаны все доступные средства правовой защиты в государстве [128].
Учреждение единого Суда «потребовало от государств-членов Совета Европы отказаться от сложившихся стереотипов и абсолютизации государственного суверенитета» [6, с.481], вернее осознанно идти на некоторые
ограничения собственной самостоятельности.
Важно обратить внимание и на то, что «решение Суда, имеющие значения прецедента, оказывают значительное влияние на формирование и развитие доктрины европейскогоправа» [6, с.481]. Ими, как показывает и доказывает практика, «в повседневной практике руководствуются судебные органы государств-участников» [6, с.481] ЕКПЧ. Тем самым члены Совета Европы учитывая тот факт, что прецедентное
право Суда имеет огромное значение для них и является неотъемлемой частью так называемого «права организации», «постепенно корректируют свое законодательство и административную практику под влиянием решений Суда» [6, с.481]. Следовательно, «Европейский суд побуждает законодателя пересматривать действующее законодательство и практику его применения» [6, с.481] с учетом изменений, вытекающих из прецедентного права, создаваемого решениями ЕСПЧ.
В соответствии с Протоколом № 11 Суд состоит из 47 судей, что равняется числу государств-членов Совета Европы. Они избираются
Парламентской Ассамблеей организации сроком на 6 лет (ранее срок их полномочий составлял 9 лет) и выступают в личном качестве. При этом несмотря на коренное реформирование правозащитного механизма, требования, предъявляемые к ним и к их квалификации остались неизменными.
Так, в частности, согласно ст. 21 Протокола № 11 лица – кандидаты в судьи должны обладать высокими моральными качествами, быть юристами (правоведами) с признанным авторитетом, на протяжении всего срока пребывания в должности судьи не должны осуществлять никакой деятельности, несовместимой с их независимостью, беспристрастностью [129].
Правила процедуры ЕСПЧ делит последнего на 4 секции, в рамках которых формируются Комитеты (3 судьи), Палаты (по 7 судей), Большая палата (насчитывает 17 судей). В них представлены все в географическом смысле регионы, соблюден гендерный баланс и обеспечены «интересы» основных правовых систем: англо-саксонской и романо-германской. Все решения, принимаемые этими структурными органами Суда, носят обязательный характер для спорящих сторон (ст.
46 Конвенции). В случае признания какого-либо государства-участника Конвенции виновным в нарушении права, предусмотренного в ЕКПЧ или дополнительных протоколах, оно, как уже установленное правило или как одна из особенностей страсбургской системы приговаривается к выплате определенной компенсации за причиненный материальный или моральный ущерб. Статья 41 Конвенции в этой связи ввела понятие «справедливой компенсации», согласно которому если национальное право страны, осужденной Судом, допускает лишь возможность частичного возмещения, то Суд в случае необходимости может присудить достойную выплату, то есть адекватное возмещение потерпевшей стороне [103]. В случае выявления несоответствия внутреннего законодательства государства-участника Конвенции положениям ЕКПЧ или протоколов к ней, Суд может также обязать такое государство изменить свое действующее право. Последний аспект в контексте деятельности Суда важен тем обстоятельством, что именно внутригосударственные правовые стандарты и соответствующие им механизмы «играют главенствующую роль в реализации принципа всеобщего уважения прав человека» [122, с.10], и следовательно, без их совершенствования государствам-членам Совета Европы и их гражданам«не сможет помочь даже мощный европейский правозащитный механизм» [122,
с.10]. Исходя из этого «ЕСПЧ признает … наличие определенных позитивных обязательств, которые могут состоять в принятии соответствующего
законодательства или создании эффективной системы органов для защиты прав
граждан, а в ряде случаев и принятии превентивных мер» [76, с.27]. Оно в виде позиции было отражено во многих решениях Суда, наиболее известными из которых являются следующие: « Marckx» du 13.06.1979/A 31.§31 ; «Airey» du
06.02.1981/A 41.§32 ; «Guerra » et al : 19.02.1998/Recueil 1998 – I. §58 ;
« L.C.B. » : Arret du 09.06.1998/Recuel des arrets et decisions 1998 – III . p. 1403,
§36 ; « Dujardin » : Decision du 02.09.1991/Hudoc ; « Streletz , Kessler et Krenz » : Arret du 22.03.2001/Receuil des arrets et decisions 2001 – II .
§86 ; « Osman » : Arret du 28.10.1998/Recueil 1998 – VIII. §115,116 [130, р.307]; « «Teren Aksakal » : Arret du 11.02.2007/Hudoc . §84 и многие другие.На основании Протокола № 11 к ЕКПЧ и Правил процедуры ЕСПЧ
можно в целом сказать, что судебные решения, принятые этим органом, состоящим из независимых и беспристрастных судей, гарантирует объективное
разбирательство дела (спора). Такая объективность, как известно, не всегда
свойственна членам различных конвенционных органов ООН или других региональных организаций, большинство из которых избирается из числа практикующих дипломатов и государственных деятелей и чаще всего как официальные статисты в прямой или косвенной форме выражают интересы
правящих политических сил. На уникальность и наднациональность судебной системы Совета Европы в немалой степени влияет и тот факт, что она открыта для всех категорий населения, проживающих постоянно или временно на территории государств-участников ЕКПЧ и протоколов к ней. При этом считаем, что соблюдение условия, согласно которому должны быть исчерпаны все требуемые внутригосударственные правовые средства защиты, также влияет на повышение эффективности Суда, и в особенности на то, что лица, чьи интересы были нарушены, только в таком случае могут реально рассчитывать на вынесение Судом решения, которое является для государств-ответчиков не только обязательным к исполнению, но и окончательным и не подлежащим обжалованию. В качестве наглядного примера можно привести то положение, когда с 5 мая 1998 г. с даты вступления для России ЕКПЧ ее контрольный механизм стал функционировать для ее граждан и иных категорий лиц из этого государства. С указанного периода «в ЕКПЧ поступило свыше 30 тысяч жалоб от граждан России (95%) и лиц, проживающих в Российской Федерации (5%), в которых государством-ответчиком выступает Российская Федерация. Во всех этих случаях россияне полагали, что не смогли найти защиты своих прав в национальных судах» [131, с.9]. Если говорить о новых цифрах, то в 2013 году Россия стала абсолютным лидером по количеству жалоб, принятых ЕСПЧ для рассмотрения, - 27450, или 21,6% от общего числа, опередив по этому показателю Турцию (16700, или 13,2 %), Италию (10500, или 8,3%), Сербию (10450, или 8,2%), Румынию (8600, или 6,8%) [132]. Хотя некоторые из жалоб российских и других, проживающих в этой стране физических или юридических лиц не были зарегистрированы в ЕСПЧ и переданы судье- докладчику, по многим из обращений Суд вынес справедливые решения, которые позже вступили в законную силу и исполнялись органами государственной власти России как государства, участвовавшего в споре. Вынеся такие постановления Суд не столько обратил внимание заявителя на причины и характер нарушения, сколько (исходя из обстоятельств) обязал государство-ответчик прекратить это нарушение; возместить причиненный материальный или нематериальный вред.
В результате более чем полувековой деятельности Суд вынес свыше
10000 решений [133] по индивидуальным жалобам граждан и иных физических лиц. Нужно отметить, что это жалобы только на конкретные предполагаемые
нарушения конвенционных прав и свобод (иначе ЕСПЧ просто не принял бы их к рассмотрению). Сказанное подтверждается, в частности, такими решениями, вынесенными Судом, как «Gitonas and other v. Greece» [134], в которых он напомнил, что не наделен Конвенцией и дополнительными протоколами компетенцией абстрактного нормконтроля. Это означает, что «по
индивидуальным жалобам, которых подавляющее большинство (и на основе рассмотрения которых Суд сформировал свою догматику основных прав), Суд может установить наличие нарушений, если будет затронут интерес, соответствующий праву, к которому апеллирует заявитель» [124, с.12].
Эффективность деятельности Суда подтверждается кроме вышесказанного тем, что до сих пор не было зафиксировано каких-либо
случаев по неисполнению его решений со стороны признанных виновными государств. Как показывает практика, в подавляющем большинстве случаев речь идет о нарушениях ст. 5 ЕКПЧ (право на свободу и личную неприкосновенность), ст. 6 и ст. ст. 2, 3, 4 Протокола № 7 (право на справедливое разбирательство), ст. ст. 8 и 12 ЕКПЧ и ст. 5 Протокола № 7 (право на уважение частной и семейной жизни…). К примеру, проблема реализации права доступа в суд и справедливое разбирательство для рассмотрения гражданского дела были обозначены уже в первом решении ЕСПЧ по делу «Golder v. United Kingdom». Суд постановил, что ст.6(1) ЕКПЧ относится не только к лицам, чьи дела уже рассматриваются в Суде [135, р.18]. Данное право по толкованию Суда не является абсолютным и подпадает под национальную регламентацию государств, но с соблюдением условия о том, что такая регламентация никогда не должна вести к «посягательствам на суть этого права» [135, р.13]. Далее, как отметил Суд, разрабатывая регламентацию данного права, государства имеют определенную свободу, которая подлежит контролю со стороны органов Европейского контрольного механизма [135, р.13]. В связи с этим ситуация, когда заключенному не дали возможности проконсультироваться с адвокатом относительно права возбудить против сотрудника тюрьмы иск о диффамации (клевете), была квалифицирована как воспрепятствование на осуществление права доступа в суд [135, р.18]. Из более
«новых» решений, вынесенных ЕСПЧ по указанной статье ЕКПЧ и соответствующим статьям Протокола №7 следует назвать дело «Tumilovich L.F. v. Russian Federation» (Постановление от 22 июня 1999 г.) и дело «Burdov v. Russian Federation» (Постановление от 7 мая 2002 г.). если говорить о нарушениях других статей, то можно, в частности, отметить дело «Podkolzina v. Latvia», рассмотренное ЕСПЧ в апреле 2002 г. По решению Суда Латвия одной из первых из государств постсоветского пространства была обязана выплатить компенсацию в размере $7500 гражданке этой страны за нарушение ст.3
Протокола №1 к ЕКПЧ, предусматривающей проведение свободных выборов посредством тайного голосования в разумно установленные сроки.
Проведенная реорганизация контрольного механизма ЕКПЧ в соответствии с Протоколом №11 безусловно оправдало себя, повысив эффективность работы Суда [136, с.156]. Это можно подтвердить тем фактом,
что если «Комиссия и Суд вынесли 38389 решений между 1954 и 1998 гг., то только один преобразованный Суд увеличил их общее количество почти в пять
раз» [137, р.294]. По оценке Д.В. Рейсс, реформа оказала свое положительное влияние и на качество судебных решений [137, р.293]. Тем не менее некоторые проблемы остались нерешенными. Например, «Суд достиг эффективности только на 65,2% к 2003 г., не успев обработать почти 800 жалоб в месяц» [137,
р.295]. Сказанное указывает на то, что проблема увеличения пропускной способности Суда не была решена полностью [138]. Как отмечается в одном из Пояснительных докладов Совета Европы, «реорганизованному Суду было передано упраздненной Комиссией и ранее действовавшим Судом 6800 жалоб. Количество обращений при этом возрастало в среднем на 2000 ежегодно … Кроме того, более 90% жалоб, подаваемых в Суд, признавались
неприемлемыми. В частности, в 2003 году не дошли до стадии рассмотрения по существу 96% обращений» [138]. Здесь же нужно учитывать то обстоятельство, что «членами Совета Европы становились все новые государства» [138]. С последней тенденцией связано и «повышение правового сознания граждан и лиц, проживающих в европейских государствах (неизменно велико количество жалоб из Италии, Франции, Германии и т.д.)» [131, с.9]. Однако, Россия наряду с Турцией занимает сегодня высокое место в картине статистической отчетности ЕСПЧ, вместе с тем при этом «по предварительным оценкам юристов Суда из 5 тысячи находящихся в производстве «российских» дел, поступивших в 2002-2003 гг., уже около 10-12% являются потенциально приемлемыми…» [131, с.9].
В настоящее время деятельность ЕСПЧ технологически меняется. Этому изменению поспособствовало очередная 109-я сессия Комитета министров
Совета Европы, прошедшая 8 ноября 2001 г. и на которой была принята Резолюция под названием «Защита прав человека в Европе – гарантия эффективности работы Европейского Суда по правам человека на длительный период времени». Согласно Резолюции Комиссии предлагалось проанализировать оптимальные средства предварительного изучения жалоб, и прежде всего процедуру их отбора, а также представить предложения по дополнению ЕКПЧ на основе рекомендаций, изложенных в Докладе Группы по
разработке мер, направленных на обеспечение эффективности деятельности Суда, учрежденной Комитетом министров 7 февраля 2001 г. [139, р.331] Комиссия выполнила поручение Комитета министров и представила свой
окончательный доклад на его рассмотрение в апреле 2004 г. С учетом рекомендаций, изложенных в этом документе, Комитет министров организации на своей 114-ой сессии, состоявшейся 12 и 13 мая 2004 г. принимает согласно
ст. 46 ЕКПЧ декларацию (2004/3), согласно которой государства-члены Совета Европы признают насущную необходимость в реформе контрольного механизма Конвенции, наделяют ЕСПЧ правом внесения так называемых
«пилотных постановлений», а также принимают на себя обязательство ратифицировать Протокол №14 к этому акту в течение двух лет со дня, когда он будет открыт для подписания [138].
Пилотное постановление – «это решение ЕСПЧ, вынесенное по
конкретному делу, в котором Суд фиксирует наличие в законодательстве и практике государства структурной проблемы и источник этой проблемы, а также дает государству рекомендации по ее устранению» [99, с.25]. Его вынесения Судом «возможно в тех случаях, когда Суд видит регулярно (многократно) повторяющееся нарушение, которое не может уже считаться следствием каких-то единичных и случайных сбоев в работе государственных институтов» [99, с.25]. Таким образом, ЕСПЧ получает «право не просто присуждать заявителю материальную компенсацию» [99, с.25] и «указывать государству на ряд позитивных шагов, необходимых для исправления сложившейся ситуации» [99, с.25], но и впредь «имеет возможность вторгаться в «святая святых» каждого государства-участника – его законодательную политику и административную практику, причем неисполнение пилотного
постановления грозит государствам серьезными санкциями» [99, с.25]. Т.К. Ерджанов рассматривая в данном контексте ряд пилотных постановлений, вынесенных ЕСПЧ по конкретным делам («Брониовский против Польшы» (Broniowski v. Poland, G.C.no.31443/96; Постановление от 22 июня 2004 года и от 28 сентября 2005 года); «Хюттен-Шапска против Польшы» (Hutten Czapska v. Poland, №35014/97, Judgment G.C.19 June 2006); «Бурдов против Российской Федерации» (Burdov v. Russia (N 2) N33509/04; Постановление от 15 января
2009 года) и «Ананьев и другие против России» (№№ 42525/07 и 60800/08; Постановление от 10 января 2012 года), приходит к обобщенному выводу о том, что в настоящее время «сама правовая природа решений Европейского Суда по правам человека такова, что пределы национального усмотрения государств-участников оказываются существенно суженными» [99, с.26,27] и при этом «присущее Суду эволютивное толкование Конвенции заставляет государства приспосабливаться к тому видению международной модели прав человека, которое в данный момент отстаивает ЕСПЧ» [99, с.29].
Протокол №14 к Конвенции вносит в правозащитный механизм Совета Европы следующие новые изменения, наиболее важными из которых являются: в целях обеспечения независимости и беспристрастности судей срок их полномочий, как до этого было отмечено, отныне увеличивается с 6 до 9 лет (ст.2) и они больше не могут быть переизбраны на второй срок подряд (ст.21)
[138]; согласно ст.6 расширяется круг органов, полномочных исследовать индивидуальные жалобы на предмет приемлемости за счет судей, принимающих это решение единогласно [138]; Комитеты Суда теперь имеют
право выносить и Постановления по существу дела, если в связи с обращением возникают вопросы толкования и применения положений Конвенции или Протоколов к ней, которые уже были разрешены Судом при рассмотрении
других дел (ст.8) [138]; условия приемлемости жалоб, перечисленные в ст.35
ЕКПЧ, дополняется новым требованием: в соответствии со ст.12 Суд может объявит неприемлемой любую жалобу, если, по его мнению, в результате предполагаемого нарушения положений Конвенции или Протоколов к ней права заявителя нарушены незначительно или ему не причинен существенный вред, а принцип безусловного соблюдения прав человека, гарантированных Конвенцией и Протоколов к ней, не требует изучения жалобы по существу
[138]; ст.16 вносит дополнение в процедуру исполнения Постановлений Суда
(согласно ей, если Комитету министров потребуется разъяснения Суда для осуществления надзора за исполнением Постановления Суда или Комитет министров придет к выводу, что исполнению Постановлению суда препятствует его неясность, он может обратиться в Суд с запросом о разъяснении соответствующих пунктов Постановления) [138]; новое изменение в деятельность Суда вносится ст.14 Протокола: оно позволяет Суду исследовать все обстоятельства дела вместе с Уполномоченным по правам человека (Представителя), (которого во многих государствах-членах Совета Европы чаще всего называют Омбудсманом), государства-ответчика по делу не только после принятия решения о приемлемости обращения, но и на любой другой стадии рассмотрения жалобы [138].
Помимо протоколов №11 и 14 к ЕКПЧ следует говорить еще раз и о разрабатываемом в последние годы проекте Протокола №15, согласно которому возможно в будущем будет введена в практику другая новация- создание в некоторых государствах-участниках Конвенции региональных отделений Суда. Не означает ли это, что юрисдикция Суда вкупе с правом вынесения пилотных постановлений и с принятием каждого последующего протокола к Конвенции все более укрепляется и расширяется в ущерб интересам национальных судов? Ответить на этот вопрос однозначно вряд ли представляется возможным. Ведь все дело в том, что юрисдикция ЕСПЧ, вернее ее соотношение с юрисдикцией национальных судов не всегда оценивается объективным образом. Скорее всего здесь больше преобладает эмоциональный, чем рациональный подход, особенно со стороны тех государств, судебная система которых является слабой или все еще коррумпированной. Следует сюда добавить и то status quo, согласно которому тема исполнения решений ЕСПЧ является достаточно мало известной во многих государствах-участниках Конвенции, включая постсоветские республики. В этой связи некоторые специалисты, в частности в их числе З.Б. Демичева считают, что «предметно не рассматривается соотношение решений ЕСПЧ …, с другими источниками права в англо-саксонской и романо- германской правовых системах» [140, с.196]. По мнению же Т.К. Ерджанова, ЕСПЧ обладая серьезными полномочиями создает такую ситуацию, когда государства уже не свободны в выборе тех или иных форм законодательной и административной практики, так как вынуждены подчиняться внешним решениям и если раньше вопрос о механизмах соблюдения международных обязательств в случае их противоречия национальному праву мог «тонуть» в аспектах политической целесообразности, то теперь существует ЕСПЧ, который способен вторгаться в традиционную сферу национальных полномочий [99, с.29].
По замечанию Т.Н. Нешатаевой, «многие правозащитники (и заявители) считают Суд в Страсбурге неким высшим судом по отношению к национальным судам, способным изменять или отменять решения национальных судов …, с другой – произвольно толкуется понятие о
«субсидиарности» Европейского суда по отношению к национальным
судебным инстанциям как о «рекомендательного» характера решений и постановлений этого, якобы, «квазисудебного» органа» [131, с.9]. Один из западных юристов-международников, проф. Вальдербитского университета Л.Р. Хелфер используя в своем исследовании по этому вопросу понятие
«укорененности» («embeddedness»), в его содержательном контексте предлагает реформировать контролирующую систему Совета Европы, включая и ЕКПЧ с
тем, чтобы поддержать средства судебной защиты, которыми национальные судьи и законодательство обеспечивают людей, права которых были нарушены [141, р.127]. С его точки зрения «укоренение есть глубокий структурный принцип Европейской Конвенции, который предусматривает необходимое разнообразие для внедрения другого структурного принципа субсидиарности» [141, р.128]. При этом, как он полагает, «укорененность не вытесняет
субсидиарность…» [141, р.137], а «скорее служит в качестве необходимого дополнения» [141, р.137] к ней. Суммируя свою мысль ученый приходит к такому выводу: «окончательная цель состоит в том, чтобы восстановить доктрину субсидиарности, тогда как национальные суды, принимающие решение, возобновили бы свое законное положение в качестве первоочередных по отношению к Конвенции» [141, р.138].
Что можно сказать по поводу всего вышеизложенного? Прежде всего хотели бы отметить, что поднятый вопрос не является сугубо академическим.
Он больше представляет практический (если не сказать принципиальный)
интерес для лучшего понимания сути вопроса. Исходя из этого, мы бы хотели внести ясность в содержание возникшего спора. ЕСПЧ при всем своем желании сторонников концепции субсидиарности как de jure, так и de facto не является
высшей наднациональной инстанцией по отношению к судебным системам
государств-участников ЕКПЧ. Он, как ошибочно представляется многим правозащитникам и заявителям, не изменяет и не отменяет решения, вынесенными национальными судами в их буквальном значении. Его функция, если внимательно проанализировать решения самих внутригосударственных судов, состоит в том, чтобы в случае необходимости пересмотреть конкретные дела, связанные с нарушениями конвенционных прав и свобод. Указывал на это, в частности, Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февраля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР («дело Кульнева» и др.), в котором высший орган конституционного надзора на основании толкования ч.3 ст.46 Основного закона определил: данное положение «означает, что решения межгосударственных органов могут приводить к пересмотру конкретных дел высшими судами Российской Федерации, и, следовательно, открывает дорогу для полномочий последних по повторному рассмотрению дела в целях изменения ранее состоявшихся по нему решений, в том числе принятых высшей внутригосударственной судебной инстанцией» [142]. Ключевыми в этом определении являются слова «повторное рассмотрение» и «цели изменения». Последнее понятие толкуется при этом именно в том смысле, что необходимо улучшить или восстановить ту ситуацию, которая имела место до нарушения Конвенции. Отсюда следует, что Европейский Суд не дает указаний национальным судам, так как, как правило, он в соответствии с ЕКПЧ и дополнительными протоколами не имеет права осуществлять абстрактный контроль внутригосударственного законодательства и судебной практики, и в то же время не полномочен давать распоряжения о принятии мер, имеющих далеко идущие юридические последствия. Еще раз отметим, что «Суд рассматривает только конкретные жалобы с тем, чтобы установить действительно ли были допущены нарушения требований Конвенции» [143]. Последствиями вынесенных ЕСПЧ решений (постановлений) поэтому могут быть только обязанность принять меры как индивидуального, так и общего характера (например, в последнем случае опять же пересмотр некоторых норм внутреннего законодательства, разработка и принятие специальных регламентирующих актов и т.д.).
В подавляющем большинстве государств-участников ЕКПЧ «суды уже применяют Конвенцию с учетом решений Европейского Суда и тем самым придают этим решениям прямое действие во внутреннем праве» [121, с.159]. Многочисленные примеры в этой связи можно найти (и доказать) в Сборнике избранных резолюций Комитета министров по контролю за исполнением решений Суда, выпущенного к Министерской конференции Совета Европы по случаю пятидесятилетия Европейской конвенции в Риме 3-4 ноября 2000 г. (Ref.: H/Conf (2000)8). «Такое прямое действие решений Европейского Суда», по утверждению С.Ш. Осман-заде, «часто способно автоматически предотвратить новые нарушения Конвенции, подобные тем, которые уже были выявлены в предыдущих решениях» [121, с.159]. Это означает, что применение национальными судами ЕКПЧ должно осуществляться с учетом практики ЕСПЧ во избежание любого нарушения Конвенции. С практической стороны в тех государствах, в пределах которых традиционными стали общая и/или специальная трансформация решений ЕСПЧ и их промульгация в официальных юридических сборниках, аналогичные процедуры помогают не столько самим национальным судам, сколько обычным деятелям в их автоматическом исполнении и скрупулезном ознакомлении. Соответственно вряд ли можно выразить солидарность с односторонними взглядами защитников
«укорененности» и «субсидиарности», в частности, утверждающими, что признание тем самым «прецедентного права в правовой системе» отдельных
государств «может серьезно ослабить юридическую силу Конституции, закона,
привести к деформации последних посредством правоприменительной практики» [140, с.169]. Интеграция ЕКПЧ и их протоколов во внутригосударственное право тем самым наглядно показывает, что суды государств-участников (ими могут быть конституционные, арбитражные,
верховные суды или специализированные суды) предпринимают меры по включению национальной судебной системы в общеевропейскую систему защиты прав и основных свобод человека.
Обратимся в этой связи и на одно из решений, вынесенное Федеральным Конституционным Судом ФРГ 19 октября 2004 г. «О принятии во внимание решений Европейского Суда по правам человека национальными институтами, в частности германскими судами». На его вынесение в немало степени
повлияло решение ЕСПЧ №74969/01 от 26 февраля 2004 г. по делу «Gürgülü v. Germany». Конституционный Суд ФРГ отвечая на вопрос: «что значит быть
связанным законом и правом в рамках ст.20.3 Основного закона?» в его контексте отметил, что «как в случае неприятия во внимание решение ЕСПЧ, так и в случае механического «исполнения» такого решения в нарушение закона, имеющего приоритетную силу, могут быть нарушены основные права с
учетом принципа верховенства закона» [144]. При этом высший национальный суд страны в п.68 своего решения отчетливо указывает на то, что «обязанность принимать решения ЕСПЧ во внимание не только не ущемляет конституционно гарантированную независимость Верховного регионального суда, но и не заставляет суд бездумно исполнять решения ЕСПЧ» [144]. Последнее в большей мере корреспондируется с тем выводом Конституционного Суда,
согласно которому гарантии ЕКПЧ и решения ЕСПЧ должны осуществляться в
ФРГ «в рамках методологически допустимого толкования закона» [144].
«Вместе с тем», - как подчеркивает Конституционный Суд страны, -
«Верховный земельный суд обязан соблюдать положение закона о ратификации и правовые нормы, которые включают в себя не только нормы гражданского права и соответствующие процессуальные нормы, но и положения Европейской конвенции о правах человека, которая имеет статус обычного федерального
закона» [144]. Таким образом, из содержания вышеприведенного обобщающего характера пункта решения Конституционного Суда ФРГ следует, что он несмотря на кажущуюся «противоречивость» и стремление сбалансирования все-таки однозначно излагает свою позицию в толковании прецедентов Европейского Суда в пользу последнего и обязывает нижестоящие суды
принять во внимание это требование при рассмотрении исков. Этому
существенным образом способствует преимущественная сила ЕКПЧ, которая после ратификации не только становится частью национального законодательства, но и имеет приоритет по сравнению с другими законами и другими нормативно-правовыми актами.
В то же время сказанное автоматически не означает, что ФРГ (как впрочем и другие государства-члены Совета Европы) признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию ЕКПЧ и Протоколов к ней. Правильнее
будет говорить о том, что впредь любое государство-член Совета Европы (и особенно желающие вступить в организацию) должно не только подтвердить свое участие в ЕКПЧ и Протоколах к ней, но и внести в национальное
законодательство необходимые изменения и дополнения, вытекающие из прецедентного права, создаваемого посредством решений ЕСПЧ, сделав об этом соответствующее официальное заявление. Но данная формулировка,
следует особо подчеркнуть, имеет свои допустимые «границы» и особенности для каждого государства-члена Совета Европы, о чем свидетельствует вышеотмеченное решение Федерального Конституционного Суда ФРГ. Для постсоветских республик применение их национальными судами норм ЕКПЧ и решений ЕСПЧ представляет собой, пожалуй, своеобразную имплементацию, что в итоге помогает им, во-первых, единообразно толковать положения Конвенции и решения Суда; во-вторых, выработать собственную правовую
позицию по конкретным делам и, в-третьих, принимать решения (выносить приговоры, сформулировать определения), соответствующие как в целом, так и
в частности (исходя из определенных норм ЕКПЧ и ряда решений ЕСПЧ)
международным обязательствам перед Советом Европы.
Важно еще раз отметить, что приведение национального законодательства в необходимое соответствие с учетом решений ЕСПЧ еще не
означает, что оно будет сразу осуществляться на практике. Как отмечают российские юристы, «необходима соответствующая система реализации и контроля за применением европейских норм по правам человека» [145, с.399]. Иными словами, в широком смысле «необходимы четко работающие эффективные механизмы защиты прав и свобод человека, а также система гарантий реализации принимаемых законов» [6, с.482], «поскольку для
стабильности правопорядка внутри государства особое значение имеет регулирование вопросов применения международных договоров посредством национального законодательства» [6, с.482]. Следовательно, государствам- членам Совета Европы необходимо тщательно думать не только о том, что деятельность ЕСПЧ, созданного на основе ЕКПЧ и Протоколов к ней, способствует унификации юридических систем всех стран континента в области защиты прав и основных свобод человека, но и дополнительно о том, чтобы действительно привести внутреннее законодательство и правоприменительную (судебную) практику в соответствие с европейскими стандартами. Это, как показывают взгляды ученых и позиции государств, тем не менее не простой процесс.
В случае с Казахстаном, если он когда-либо в будущем официально примет решение ратифицировать ЕКПЧ и сделает соответствующее заявление о
признании решений ЕСПЧ в качестве источников национального права, то ему во избежание возникновения «разногласий» необходимо заранее решить этот вопрос.
Подытоживая вышеизложенное относительно исполнения решений ЕСПЧ в общем контексте их вмешательства в деятельность национальных судов нужно отметить, что единственно правильным решение проблемы является совершенствование действующей внутригосударственной системы
законодательства и правосудия государств-участников. Показателем в этом смысле пример России: так 21 мая 2011 г. в рамках работы первого Санкт- Петербургского международного юридического форума тогдашний президент
страны Д.А. Медведев сообщил, что им был подписан Указ о мониторинге правоприменения в части выполнения решений Конституционного Суда России и постановлений ЕСПЧ. В соответствии с этим Указом предусматривается
сбор, обобщение, анализ и оценка информации для обеспечения принятия (издания), изменения или признания утратившими силу (отмены) законодательных и иных актов в целях выполнения решений Конституционного Суда России и ЕСПЧ [146]. Также руководствуясь этим нормативным правовым актом Правительство России ежегодно представляет отчет о мониторинге правоприменения в целях выработки единого правового пространства с Советом Европы и обеспечения собственного Основного закона
[146].