§2. Универсальная международно-договорная унификация норм о стату­се юридических лиц.

Первой попыткой универсальной унификации норм о признании правосубъ­ектности иностранных юридических лиц явилась Конвенция о признании право-

Доронина Н.Г. Унификация законодательства об иностранных капиталовложениях в Латинской Америке.

субъектности иностранных обществ, ассоциаций и учреждений от 1 июня 1956 года, разработанная в рамках Гаагской конференции по международному частному пра­ву^[49].

Когда было решено внести в повестку дня седьмой Гаагской конференции вопрос о подготовке Конвенции о юридических лицах, возникла проблема, нужно ли при разработке положений конвенции заниматься непосредственно вопросами коллизий законов и постараться создать унифицированные правила международно­го частного права о юридических лицах, или было бы более реалистичным ограни­читься подготовкой конвенции о международном признании юридических лиц. Ко­миссия по подготовке проекта конвенции приняла решение о подготовке конвенции

о международном признании юридических лиц, так как ей показалось нереальным стараться разрешить совокупность коллизий законов, регулирующих правовое по­ложение юридических лиц, по причине наличия принципиальных противоречий

между законодательством стран англо-саксонской системы и законодательством стран романской и германской правовых систем.^[50]

Основной проблемой, требовавшей своего решения при выработке Конвен­ции 1956 года, являлось регулирование ситуаций, когда место инкорпорации и ме­сто нахождения центральной администрации юридического лица расположены в различных странах. При этом представители Великобритании, прежде всего, были заинтересованы в том, чтобы обеспечить возможность для оказания дипломатиче­ской защиты “своим”, т.е. инкорпорированным на их территории компаниям, неза­висимо от того, где бы могла считаться находящейся их центральная администра­ция.

корпорированы за границей, но центральное управление которых осуществляется на их территории. В основе такой позиции Франции лежали опасения, что формальный критерий инкорпорации, допускающей создание “фиктивной оседлости”, может быть широко использован для обхода, в частности, императивных норм ее акцио­нерного законодательства, направленных на охрану интересов меньшинства акцио­неров, прав кредиторов и т.д.

Столкновение противоречивых исходных позиций двух основных групп стран-участниц Гаагской конференции весьма явственно отразилось в содержании заключенной Конвенции 1956 года. Согласно ст. 1 Конвенции “правосубъект­ность”¹²⁸ обществ, ассоциаций и учреждений, приобретенная ими в одном из дого­варивающихся государств, “где были выполнены формальности регистрации и опубликования, и где находится ее уставной орган”, будет автоматически призна­ваться во всех других договаривающихся государствах. Несмотря на то, что в дан­ной статье и говорится как будто бы о двойном критерии - месте инкорпорации и

месте нахождения органа, по существу речь идет именно о принципе инкорпорации,

поскольку под органом понимается уставной орган, а тот или иной уставной орган

юридического лица практически всегда создается там, где оно зарегистрировано.

Таким образом, казалось бы, в ст. 1 Конвенции восторжествовал принцип

инкорпорации.

Однако применение этого общего принципа ограничено в следующей статье Конвенции, согласно которой правосубъектность общества, ассоциации или учреж­дения, образованного в соответствии со ст. 1 в одном из договаривающихся госу­дарств, может быть не признана в другом договаривающемся государстве, если за­конодательство последнего основывается на принципе “реальной оседлости” и если

Не давая четкого определения правосубъектности, Конвенция устанавливает, однако, основные признаки, по которым следует определять, является ли данное образование юридическим лицом, а именно: “помимо права выступать в суде, оно должно обладать способностью владеть имуществом, заключать договоры и совершать иные юридические действия”.

будет доказано, что данное образование имеет такую “оседлость” на территории этого государства.

Но Конвенция идет даже дальше и дает возможность отказать в признании общества юридическим лицом и в том случае, когда его “центральная администра­ция” находится на территории любого третьего государства, законодательство кото­рого также основывается на принципе “реальной оседлости”. Так, общество, инкор­порированное в Великобритании, но имеющее свою “центральную администрацию” в Бельгии, может быть не признано во Франции, так как право Бельгии исходит из принципа “реальной оседлости”.

Однако в том случае, если и в стране инкорпорации, и в стране оседлости общества применяется принцип инкорпорации, оно должно быть признано юриди­ческим лицом как в обеих этих странах, так и в любой третьей стране. Именно в этом смысле и высказался апелляционный суд Парижа в решении от 19 марта 1965 года по делу по иску двух акционеров к АО “Банк Оттомоне” об аннулировании ря­да постановлений, принятых большинством акционеров. Учитывая, что как Турция, где был зарегистрирован банк, так и Великобритания, где должна была бы считаться находящейся его “центральная администрация”, исходят из принципа инкорпора­ции, французский суд признал турецкий закон личным законом общества, а само общество юридическим лицом турецкого права¹²⁹.

Таким образом, смысл компромисса, достигнутого в Конвенции 1956 года, по

существу состоял в закреплении status quo, то есть права каждого государства - ее

участника продолжать следовать собственной системе определения национальности

129

Journal du droit international, 1966, № 1, p. 118.

(или личного статута)¹³⁰ юридических лиц. Иными словами, Великобритания, на­пример, и в случае вступления в Конвенцию не обязана признавать в качестве ино­странных те компании, которые образованы по английским законам, независимо от иных факторов и, в частности, места нахождения их центральной администрации.

Существенным элементом компромисса между системой инкорпорации и системой реальной оседлости явилось положение Конвенции 1956 года о том, что в

случае, когда общество, инкорпорированное в стране, придерживающейся первой системы, но имеющее центральную администрацию в другой стране, придержи­вающейся второй системы, добивается признания в этой другой стране, оно может получить его, если “без промедления переместит свою центральную администрацию в страну инкорпорации”.

В отношении объема правоспособности юридического лица Конвенция за­крепляет двойное ограничение, а именно: с одной стороны, государство, которое признало иностранное юридическое лицо, не может наделить его правами больши­ми, чем оно наделено правом страны, субъектом которого оно является. С другой стороны, государство не обязано предоставлять иностранному юридическому лицу больший объем прав, чем оно предоставляет своим юридическим лицам подобного

типа.

В ст. 6 Конвенции урегулирована ситуация, когда то или иное образование не

считается юридическим лицом по праву страны инкорпорации. Так, если голланд-

¹³⁰ Конвенция не содержит понятия “национальность” или “государственная принадлежность” юридического лица. Речь в ней главным образом идет о признании правосубъектности юридических лиц. Однако поскольку правосубъектность иностранного юридического лица определяется исходя из понятий личного закона и государственной принадлежности, можно говорить о том, что конвенция все-таки регулирует данные вопросы.

ский суд приходит к выводу, что данное образование (например, английское това­рищество) не имеет статуса юридического лица по своему личному закону, оно, тем не менее, вправе признать за этим образованием те права, которые по законодатель­ству Нидерландов предоставляются местным образованиям такого типа.

Отказ в признании иностранного юридического лица означает, по-видимому, что в стране, где возникает вопрос о признании, это лицо не будет рассматриваться в качестве самостоятельного субъекта права. Что касается признания, то Конвенция

прямо оговаривает, что оно не предрешает вопроса о допуске иностранного юриди­ческого лица к постоянной деятельности на территории “признавшего государст­ва”¹³¹ . Согласно ст. 7 Конвенции это государство вправе разрешать такую деятель­ность общества на своей территории в той мере, как это определяется его собствен­ным законодательством.

Гаагская Конвенция 1956 года, безусловно, привлекает к себе внимание как

попытка примирить два противоположных подхода к вопросу определения личного

закона участвующих в международном обороте юридических лиц. С этой целью в ней использована сложная юридическая техника, изучение которой представляет несомненный теоретический интерес. Помимо чисто теоретического интереса, Кон­венция имеет и определенное практическое значение, так как в судебной практике стран, ратифицировавших Конвенцию (например, приведенное выше решение па­рижского апелляционного суда), обнаруживается тенденция применять положения этой Конвенции даже в отношении юридических лиц третьих стран, со ссылкой на то, что поскольку данная страна (например, Франция) ратифицировала эту Конвен-

¹³¹ В отношении иностранных юридических лиц всегда возникают два основных вопроса: о признании в иностранном юридическом лице субъекта права и о допущении иностранного юридического лица к производству операций на территории принимающего государства. Допущение к деятельности юридического лица связано для каждого государства с разными политическими и экономическими проблемами. Но вопросов международного частного права здесь не возникает: условия допуска иностранных юридических лиц к производству операций, границы их правоспособности (обычно суженной по сравнению с национальными юридическими лицами) и т.д. определяются внутренним законодательством и вопрос о коллизии различных законодательств отсутствует.

цию, ее принципы стали обязательными для французских судов, несмотря на то, что Конвенция не вступила в силу^[51].

Вместе с тем, нельзя не отметить, что в западной юридической литературе

Конвенция подвергалась определенной критике^[52].

Таким образом, унификация права, как способ создания единообразного пра­

вового регулирования в данной области общественных отношений, не принесла значительных результатов, не считая положительного теоретического опыта. Не случайно в литературе существует точка зрения, что вопросы личного статута юри­дических лиц мало приспособлены к унификации^[53].

Может быть, неразрешенные Конвенцией противоречия и послужили причи­ной для разработки другой конвенции, по существу по тому же вопросу, а именно Конвенции о взаимном признании товариществ и юридических лиц, которая была подписана в Брюсселе 29 февраля 1968 года.