<<
>>

§ 1. Проявление юридической природы арбитража в международных договорах.

Проанализированные в предыдущих параграфах четыре теории о природе арбитража знаменуют собой последовательное изменение представлений уче­ных о его юридической природе. Если договорная и процессуальная теории во­брали в себя все антагонистические и взаимоисключающие взгляды ученых прошлого, все догмы, присущие становлению данного института на заре меж­дународной торговли между коммерсантами различных государств, то авто­номная теория представляет собой идеальную модель будущего, которая суще­ствует еще только на бумаге, в работах ученых, и не имеет своего реального воплощения.

Единственной теорией, отражающей фактическое положение дел в современном мире, является смешанная теория о природе арбитража, в кото­рой органически объединяются элементы и материально-правовые (договор­ные), и процессуальные в функционировании МКА.

Становлению и признанию этой теории способствовали две общеизвестные международные конвенции: Нью-йоркская конвенция о признании и приведе­нии в исполнение иностранных арбитражных решений 1958г. и Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже 1961г. Данные конвенции несут в себе главную идею смешанной теории: соединение материально-правового и про­цессуального элементов в арбитраже. Структура построения конвенционных норм, выражающих главную идею смешанной теории, объясняется практиче­ской направленностью этих конвенций на решение первостепенных вопросов, от которых зависит эффективность и стабильность арбитража как способа раз­решения коммерческих споров. Если Нью-йоркская конвенция 1958г. содержит перечень оснований, по которым в исполнении арбитражного решения может

быть отказано, то Европейская конвенция 1961г. содержит перечень оснований, по которым арбитражное решение может быть отменено или, точнее говоря, которые будут признаваться государством места признания и приведения в ис­полнение иностранного арбитражного решения в качестве причины отказа в со­вершении вышеназванных действий.

В целом основания отказа в признании и приведении в исполнение по Нью-йоркской конвенции 1958г. и основания от­мены арбитражного решения по Европейской конвенции 1961г. схожи между собой с небольшими различиями, объясняющимися различным содержанием проводимых процедур. Поэтому целесообразно рассматривать обе конвенции вместе.

Если сторона намерена добиться исполнения арбитражного решения на территории государства-участника Нью-йоркской конвенции 1958г., то все ар­битражное разбирательство, включая вынесение арбитражного решения, долж­но удовлетворять требованиям ст. 5 данной Конвенции. В качестве первого ос­нования отказа в исполнении арбитражного решения является недееспособ­ность одной из сторон в арбитражном соглашении по применимому к ним за­кону. Если трактовать этот пункт в буквальном смысле, то для сторонников смешанной теорий применимым законом был бы личный закон (lex patriae, lex domicilii) стороны, так как указанная коллизионная привязка исключает приме­нение принципа автономии воли сторон и привязки (lex voluntatis ), предназна­ченной для урегулирования только договорных обязательств. Для сторонников процессуальной теории применимым бы законом считался lex fori. Однако вследствие того, что в последующем тексте Конвенции lex fori упоминается, правда в иной модификации ( lex arbitri ), то в силу применения логического метода толкования следует признать личный закон стороны единственной при­вязкой, применимой к этому виду правоотношений. Следовательно, страны, в которых господствует процессуальная теория, подписавшие и ратифицировав­шие данную конвенцию, вынуждены согласиться с трактовкой сторонников

смешанной теории о природе арбитража применительно к институту дееспо­собности сторон в арбитражном соглашении.

Вторым основанием для отказа в исполнении арбитражного решения вы­ступает недействительность арбитражного соглашения по всем другим причи­нам, кроме вышеупомянутой дееспособности сторон и допустимости арбит­ражного соглашения. Недействительность обсуждается согласно п.

1 ст. 5 Нью- йоркской Конвенции 1958 года по закону, которому стороны это соглашение подчинили (lex voluntatis - главная привязка), а при отсутствии такого указания - по закону страны, где решение было вынесено (lex arbitri - субсидиарная при­вязка). Пункт «а» части 1 статьи 9 Европейской конвенции 1961г. дословно воспроизводит вышеизложенную норму Нью-йоркской конвенции. Формула lex arbitri была обоснована родоначальником смешанной теории о природе арбит­ража Дж. Сэсси-Холлом. Правда, в его интерпретации lex arbitri выступала как «главная привязка», определяющая право, регулирующее соглашение об арбит­раже. Однако эта точка зрения подверглась критике со стороны многих юри­стов, преимущественно английских. По их мнению, выбор сторонами арбитра­жа только на первый взгляд является выбором права, поскольку место проведе­ния арбитража может быть лишь одним из обстоятельств, которые следует учи­тывать при определении «надлежащего права арбитражного соглашения». Та­кой подход является одной из форм проявления доктрины proper law of the con­tract, применяемой при определении права, регулирующего арбитражное со­глашение. Американские же юристы более терпимо относились к lex arbitri, по­лагая, что, если стороны выбрали место арбитража, то они тем самым в форме молчаливого согласия договорились применять право места проведения арбит­ража при разрешении вопросов, связанных с этим арбитражем. ВТАК в своей практике не пользовалась формулой lex arbitri’. Вместе с тем, при отсутствии четко выраженной воли сторон в контракте о применимом праве факт выбора

1 Арбитражная практика МКЛС нс претерпела изменения в этом вопросе за последнее время (подробнее см. Розенберг М.Г. Контракт международной купли-продажи. М., 1996. С. 25-50).

сторонами места проведения арбитража рассматривался как один из элементов, совокупность которых позволяет говорить о выборе права, применимом к ар­битражному соглашению, путем молчаливого согласия. В итоге, на междуна­родном уровне утвердился принцип: арбитражное соглашение регулируется за­коном, действующим в стране его проведения, если стороны не оговорили иное, т.е.

на первом месте стоит lex voluntatis, на втором - lex arbitri. Закрепле­ние данных привязок в качестве основополагающих исключает применение доктрины proper law of the contract, предусматривающей такие методы опреде­ления применимого права, как отыскание гипотетической воли сторон (воля, которую бы выразили разумные люди, если бы они занимали положение сторон соглашения и учли те обстоятельства, которые упустили из внимания стороны), локализации соглашения, исходя из всей совокупности обстоятельств данного дела без применения каких-либо презумпций. Это объясняется тем, что выше­названная доктрина proper law of the contract подменяет принцип автономии во­ли сторон, исключая его привязку lex voluntatis, усмотрением арбитража.

Применение принципа автономии воли сторон относительно состава ар­битражного органа и проведения арбитражного процесса в соответствии с п. «d» п. 1 ст. 5 Нью-йоркской конвенции 1958г. нельзя свести лишь к установле­нию коллизионной нормы, регулирующей данные стадии арбитражного разби­рательства, или отражению принципа свободы договора при согласовании сто­ронами процедуры арбитражного разбирательства. Буквальное толкование вы­шеназванной нормы Конвенции не дает однозначного ответа на вопрос: Какая форма проявления принципа автономии воли сторон подразумевается, или име­ет место сочетание обеих форм? От решения данного вопроса, имеющего на первый взгляд чисто теоретическое значение, зависит определение степени влияния сторон на формирование правил процедуры арбитражного разбира­тельства: Имеет ли воля сторон в арбитражном разбирательстве преимущест­венную силу перед императивными нормами законодательства об арбитраже страны его проведения? Всякое установление общего правила применительно к

явлению, недостаточно изученному, а в правовой области еще и недостаточно регламентированному, опасно и может привести к неразрешимым коллизиям и неблагоприятным последствиям. Ведь, по существу, в Нью-йоркской конвен­ции содержится лишь одно требование к сторонам и арбитражному трибуналу процессуального характера: надлежащее уведомление другой стороны о важ­нейших стадиях арбитражного разбирательства.

Но правильное функциониро­вание третейского суда, результатом которого должно быть вынесение спра­ведливого решения, не ограничивается этим единственным требованием к про­ведению соответствующих процедур. Основополагающие принципы МКА, из­ложенные в предыдущем параграфе, обычно содержатся в императивных нор­мах законодательства об арбитраже страны его проведения. Если соглашение сторон о порядке проведения арбитражного разбирательства не затрагивает данные принципы и обходит молчанием затрагиваемые ими вопросы, они все равно применяются, исходя из действия правила lex arbitri, так как предполага­ется, что стороны путем молчаливого согласия намереваются применить право страны проведения арбитражного разбирательства. Но если соглашение сторон о порядке проведения арбитражного разбирательства вступает в противоречие с данными принципами (например, принцип равной возможности каждой из сто­рон в полном объеме осуществлять защиту своих интересов или ознакомиться с позицией своего процессуального оппонента), эти принципы могут быть со­блюдены как категория публичного порядка, для которой недостаточно при­знания характера императивности, а требуется доказательства того, что испол­нение арбитражного решения противоречит основам национального правопо­рядка или как императивные нормы, которые по своему характеру и назначе­нию должны применяться в любом случае.

Европейская конвенция 1961г. содержит аналогичное правило, за исклю­чением субсидиарной привязки, которая отсылает не к праву страны проведе­ния арбитражного разбирательства, а к регламенту постоянно действующего

третейского суда или правилам создания арбитража ad hoc, установленным этой же Конвенцией.

В отношении окончательности арбитражного решения Нью-йоркская кон­венция устанавливает следующие альтернативные коллизионные привязки: за­кон страны вынесения арбитражного решения или закон страны, который при­меняется. Причем окончательность как общий термин включает в себя два уточняющих термина, которые относятся к первому термину как часть к обще­му: отмена и приостановление исполнением компетентной властью государст­ва. В отношении отмены арбитражных решений Европейская конвенция 1961г.

предусматривает исчерпывающий перечень оснований и тем самым ограничи­вает полномочия компетентной власти государства, где решение было вынесе­но, или право государства, в соответствии с которым это решение было выне­сено.

Проводя сравнительный анализ терминологии обеих конвенций, бросается в глаза использование различных терминов в п. «е», ч. 1, ст. 5 Нью-йоркской конвенции, и ч. 1 ст. 9 Европейской конвенции. В первом случае норма закан­чивается словами: «закон, который применяется», а во втором - « по закону, которого это решение было вынесено». Таким образом, представляется неудач­ным официальный русский перевод п. «е» ч. 1 ст. 5 Нью-йоркской конвенции. Непонятно, к какой из частей предложения относятся слова: «закон, который применятся»? Или к вынесению арбитражного решения, или к отмене и приос­тановлению исполнения компетентной властью государства арбитражного ре­шения. Последнее утверждение более соответствует правилам русского языка и логического толкования. Кроме того, русский текст Конвенции противоречит английскому тексту Конвенции «of the country in which, or under the law of which, that award was made» и основным ее целям. Неудачный перевод может привести к негативным последствиям практического характера. Следуя бук­вальному толкованию русского текста п. «е» ч. 1 ст. 5 Ныо-йоркской конвенции в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения в

■ России может быть отказано, если исполнение этого арбитражного решения было приостановлено в любой из стран, в которой выигравшая сторона обрати­лась с соответствующей просьбой. По смыслу же Нью-йоркской конвенции та­кой отказ возможен лишь в случае приостановления исполнения арбитражного решения либо в стране его вынесения, либо в стране, по праву которой оно бы­ло вынесено.

Требуется остановиться особо на таком элементе действительности арбит­ражного соглашения, как его форма. Пункт 1 «а» ст. 5 Нью-Йоркской конвен­ции выделяет лишь дееспособность сторон в качестве одного из элементов дей­ствительности арбитражного соглашения, а дальше применяет общее понятие недействительности арбитражного соглашения. Следует полагать, что форма подпадает под этот термин, а значит, регулируется рассмотренной выше при­вязкой. Вместе с тем, п. 2 ст. 2 этой Конвенции специально посвящен форме арбитражного соглашения: «Термин «письменное соглашение» включает ар­битражную оговорку в договоре или арбитражное соглашение, подписанное сторонами или содержащееся в обмене письмами или телеграммами.» Данную норму нужно рассматривать не как исключение из правил, установленных п. 1 «а» ст. 5 Конвенции, а как дополнительную гарантию признания арбитражного соглашения, установление необходимого минимума требований, предъявляе­мых к форме арбитражного соглашения. Отсюда нельзя согласиться с С.Н. Ле­бедевым, что в ситуациях, предусмотренных в ст. 2, суд не связан коллизион­ными привязками ст. 5 и поэтому может определять действительность конкрет­ного арбитражного соглашения по собственному закону или по собственному закону, включая его коллизионные нормы, или по своим коллизионным нор­мам.[82] Данная точка зрения может быть применима только к той стадии арбит­ражного разбирательства, когда суд решает вопрос о подсудности, если к нему

поступает иск по вопросу соответствия арбитражного соглашения форме со­гласно п. 3 ст. 2 Нью-йоркской конвенции. Причем данная норма не устанавли­вает никаких коллизионных привязок и поэтому высказывание С.Н. Лебедева справедливо, так как суд может выносить решения только на основе иностран­ного закона, выбранного путем коллизионной привязки опять же собственного закона. Что же касается порядка исполнения и признания арбитражных реше­ний, то при условии соответствия арбитражного соглашения ст. 2 применимы коллизионные привязки п. 1, а ст. 5 Нью-йоркской конвенции. По-другому ре­шает этот вопрос Европейская Конвенция 1961 года. В ней соответствующая норма (п. 2 ст. 6) содержит более детальное регулирование подсудности арбит­ражного соглашения государственному суду и устанавливает для судей более определенные и четкие правила выбора коллизионных привязок. Таким обра­зом, коллизионный принцип, предусмотренный п. 3 ст. 2 Нью-Йоркской кон­венции стоит на самом последнем месте в перечне коллизионных привязок, что является бесспорным достижением сторонников смешанной теории.

Представляется весьма важным решение Нью-Йоркской конвенцией про­блемы определения коллизионной привязки в отношении допустимости арбит­ражного соглашения как одного из элементов понятия его недействительности. В п. 2 ст. 5 данной Конвенции сказано: «В признании и приведении в исполне­ние арбитражного решения может быть отказано, если компетентная власть страны, в которой испрашивается признание и приведение в исполнение арбит­ражного решения найдет, что объект спора не может быть предметом арбит­ражного разбирательства по законам этой страны». В данном случае применена не привязка lex arbitri, а закон места исполнения арбитражного решения, т.е. крайняя степень интерпретации привязки lex fori, отвергаемая не только сто­ронниками договорной теории, но и некоторыми сторонниками процессуальной теории. Данная привязка также не является логическим следствием смешанной теории юридической природы арбитража, однако, она прочно укоренилась не только в международных соглашениях, но и в законах об арбитраже многих

стран и представляет собой дополнительную гарантию для судов государств применять собственное право взамен иностранного.

Наряду с рассматриваемыми выше общеизвестными и универсальными международными конвенциями существует еще ряд региональных междуна­родных конвенций. В задачу настоящей работы не входит подробное исследо­вание этого рода конвенций. Однако будет целесообразно в рамках настоящего параграфа раскрыть три основных особенности современного развития регио­нального международно-правового регулирования МКА:

Первая - это установление механизма создания арбитража и постоянно действующего административного органа, имеющего широкие полномочия по созданию арбитража в случае отсутствия согласия или желания одной из сто­рон надлежащим образом исполнять арбитражное соглашение, а также правил процедуры арбитражного разбирательства.

Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже 1961 г. учредила Специальный комитет, Арабская конвенция о коммерческом арбитраже 1987г. - Арабский центр коммерческого арбитража, состоящего из Совета директоров и Бюро (Президента центра и двух вице-президентов), Межамериканская кон­венция о международном коммерческом арбитраже 1975г. - Межамериканскую коммерческую арбитражную комиссию, состоящую из национальных секций и представителей договаривающихся стран.

Вторая особенность - это установление упрощенного правового режима исполнения арбитражных решений, заключающегося в силу схожести судебной системы договаривающихся стран в определении единых правил технического характера.

Например, в соответствии со ст. 1 и 3 Киевского соглашения о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности 1992г. арбитражные (хозяйственные) суды обозначены как суды, исполняющие иностранные решения. Это является исключением из общего правила, установ­ленного Указом Президиума Верховного Совета СССР 1988г. «О признании и

исполнении в СССР решений иностранных судов и арбитражей», предусматри­вающего в качестве компетентных органов, рассматривающих вышеназванные вопросы - суды общей юрисдикции.

Третья особенность - это установление особого правового режима, инкор­порирующего принципы гражданского процесса в международный коммерче­ский арбитраж, противоречащие его юридической природе. Приведем примеры:

Статьями 1 и 2 Московской конвенции о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научно-технического сотрудничества, 1972г., введена обязательность арбит­ражного порядка разрешения споров между хозяйственными организациями с исключением подсудности государственным судам и обязательная подсудность арбитражному суду торговой палаты страны ответчика или по соглашению сто­рон арбитражному суду при торговой палате в третьей стране -участнице Кон­венции, что является нарушением принципа добровольного волеизъявления сторон.

Статья 34 Арабской конвенции о коммерческом арбитраже 1987г. преду­сматривает апелляционную процедуру обжалования арбитражного решения Председателем (Президентом) Арабского центра коммерческого арбитража, что является нарушением принципа рассмотрения спора только лицом, назначен­ным сторонами.

Еще одним примером может послужить Арабская конвенция о судебном сотрудничестве 1985г., Конвенция Лиги арабских государств об исполнении судебных решений и арбитражных решений 1952г., Киевское соглашение о по­рядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной дея­тельности, 1992г., которые установили общий правовой режим как для испол­нения судебных, так и арбитражных решений. Существование подобной прак­тики может привести к коллизии с универсальным режимом исполнения ино­странных арбитражных решений, установленным Нью-йоркской конвенцией о признании и исполнении иностранных арбитражных решений 1958г. Так, на­

пример, Е.А. Виноградова придерживается мнения о «целесообразности при­соединения всех государств - бывших республик в составе СССР к Нью- йоркской конвенции 1958г. и о нецелесообразности принятия региональных конвенций, договоров, соглашений по вопросам и исполнения решений ино­странных третейских судов»[83].

Наиболее перспективным и отвечающим юридической природе МКА явля­ется первая особенность регионального сотрудничества государств в области МКА - установление механизма создания арбитража и постоянно действующе­го административного органа. К сожалению, данное направление не получило широкое развитие в Содружестве независимых государств, хотя имеются ре­альные предпосылки для этого: однообразие основных институтов права и сис­темы судебных органов. Интенсивная нормотворческая работа в вышеназван­ной области позволит укрепить доверие к арбитражу среди предпринимателей и будет содействовать быстрому и эффективному развитию его как способа разрешения хозяйственных споров.

<< | >>
Источник: АНУРОВ ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ. РОЛЬ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ В ФОРМИРОВАНИИ СОВРЕМЕННОЙ КОНЦЕПЦИИ МЕЖДУНАРОДНОГО КОММЕРЧЕСКОГО АРБИТРАЖА. Диссертация На соискание ученой степени кандидата юридических наук. Москва - 2000. 2000

Еще по теме § 1. Проявление юридической природы арбитража в международных договорах.:

- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право - Договорное право - Жилищное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - История государства и права - История политических и правовых учений - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Маркетинг - Медицинское право - Международное право - Менеджмент - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Права человека - Право зарубежных стран - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предпринимательское право - Семейное право - Страховое право - Судопроизводство - Таможенное право - Теория государства и права - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Экономика - Ювенальное право - Юридическая деятельность - Юридическая техника - Юридические лица -