§ 1.1 Эволюция древнеегипетских представлений о маат: от царской прерогативы к этике личной добродетели
История мифопоэтических воззрений древних египтян, считаемая от
создания первых значительных литературных памятников («Текстов пирамид») до македонского завоевания, лишившего традиционную египетскую культуру большей части престижа и влияния, насчитывает свыше двух тысяч лет, состоящих из затяжных периодов относительной стабильности, прерываемых мощными внешне- и внутриполитическими потрясениями.
Эти потрясения оказывали решительное влияние на мировоззрение египтян последующих временных отрезков стабильности1. В таком «дискретном» векторе исторического процесса мы можем представить изменения, происходившие с представлением древних египтян о справедливости-маат. Учитывая внутреннее единство египетских политико-правовых воззрений с богословием и существование отмеченных во Введении примеров обстоятельного обращения к вопросу, мы предпочтем сосредоточиться на изменениях связанного с маат «политического» мифа[113] [114] [115].Согласно краткому изданию словаря В. Хелька и Э. Отто, маат - «центральное экзистенциальное и социальное понятие, характеризовавшее
египетское мировое, государственное и жизненное устройство»1. Главных русских эквивалента четыре: «истина», «правда», «справедливость» и «порядок»[116] [117] [118]. О месте маат в египетском мировосприятии можно судить по тому, какую роль она играла в мифах о происхождении мира. Древнейший, дошедший на папирусе Бремнер-Ринд (по фамилиям двух первых владельцев)[119], начинается с типичной[120] для космогоний ситуации, когда «не воссуществовало еще небо, не воссуществовала еще земля», но был бескрайний и бездвижный океан, именуемый Нун, в котором дрейфует будущий демиург (имя ему - Хепри («Воссуществующий», восходящее солнце; боги Ра («Солнечный диск» - солнце в зените) и Атум («Завершенный» - вечернее солнце) являются его ипостасями). Хепри, так сказать, приходит в сознание, «задумывает в сердце своем» нечто и начинает процесс «саморазворачивания», первым этапом которого становится появление двух начал природы - отпрысков демиурга Шу («Воздух») и Тефнут («Вода»). Они соучаствуют отцу во всем дальнейшем творении. В хронологически не слишком удаленном заклинании № 80 «Текстов саркофагов» (XXIII-XXI вв.) про богиню Тефнут сказано: «Маат - имя ее» (CT 80 II 32 e)1. Таким образом, Маат-Тефнут - не просто «атрибут» космоса, придаваемый ему творцом, но «упорядочивающий» со-творец этого космоса, навсегда (в заклинании говорится, что Тефнут (Маат) - «вечное постоянство», а Шу (Жизнь) - «вечное возвращение»: CT 78 II 22 с, 23 с) определяющий его устройство. Когда демиург Атум жалуется Нуну на все еще гнетущую его «вялость», Нун дает совет поднести Маат к его, Атума, носу (CT 80 II 35 c), после исполнения которого творение и становится возможным. Как верно передает мотив зарубежный исследователь, Маат «питает» божество, оно «живет ей»[121] [122] [123]. Джедефра, правивший в середине третьего тысячелетия, стал первым фараоном, включившим в свою титулатуру формулу «сын Ра». У царей V -э династии (XXVI-XXIV вв.) титул стал общеупотребительным . Маат, отождествленная с «дочерью» демиурга, оказалась генетически связана и с ведущим от демиурга свою родословную царем Египта. Крепости уз царя и Маат в древнеегипетской идеологии способствовало также ставшее обычным с эпохи Древнего царства иконографическое изображение супруги и матери царя в образах этой богини[124]. Самая ясная формулировка задачи египетского царя - «твори маат» - представлена в «Поучении царя Мерикаре» (§ 46)[125], записанном несколько позже (ок. XXI в.), но ее предвосхищение есть уже в «Текстах пирамид», где царь похваляется установлением «маат на место беспорядка» (Pyr. § 625[126]). Царь с его происхождением и такой миссией становился на ступень, близкую к демиургу. л олицетворявший собой беспорядок в самом широком смысле . Для фараона, очевидно, главным проявлением беспорядка было нарушение государственного уклада, с проявлениями которого ему, фараону, следовало всеми силами бороться. Демиург же заботился о физической природе (например, о своевременных разливах Нила) и о порядке среди богов. Нун, персонифицированный первобытный океан, из «борьбы за маат» совершенно исключался, что, однако, не делает Нуна «злым». Для египтян разведение установленного богами порядка с извечным до «воссуществования» демиурга инертным хаосом снимало проблему теодицеи. В Нуне могли быть «потенции» и сакрально упорядоченного (богов), и заведомо хаотичного (зла). Нун инертен; «воссуществования» в нем не являются следствиями его волеизъявлений. Естественно, не участвуют в творении зла и боги. Поэтому зло как проявление исефет было изначальным, доисторическим свойством мира и (здесь мы присоединимся к египтологу Э. Хорнунгу) просто не -э имело к богам никакого отношения . Я. Ассман несколько корректирует эту позицию: соглашаясь с тем, что исефет не принадлежит тварному миру, он считает, что рождение в мире зла египтяне напрямую связывали с идеей «свободоволия»[127] [128] [129] [130]. Что же до «злонамеренных» деяний, явно совершенных с божественной подачи, то они виделись наказаниями свыше и, следовательно, были не проявлениями хаоса, но средствами поддержания маат. Отсутствие границы между миром живых (с его политическими отношениями) и загробным существованием (с посмертным судилищем) передавалось в древнеегипетском богословии через наличие в природе всякого антропоморфного существа пяти (по версии Аллена) элементов: тела, тени, имени, а также Ка1 и Ба[131] [132] [133] [134], из которых нас интересует последний - Ба. В отечественной литературе слово Ба (bA) нередко переводится как «душа» или «дух» - по критическому замечанию востоковеда А.Л. Вассоевича, «в соответствии со значением избранного для него еще в стародавние времена -э греческого соответствия psyche» , однако в египетском языке семантика этого слова совершенно иная. Оно связано с представлениями о «мощи» и «могуществе»: именно как «могущество» переводят с египетского языка ложное множественное число от ЬЗ (blwf. Смыслом «могущества» обусловлены представления о «мобильности» Ба, позволяющей ему покидать мертвое тело и свободно передвигаться не только в пределах загробного мира, но и «на земле живущих». Другие компоненты человеческой природы такой возможности не имели, а потому именно Ба был предназначен скреплять прижизненное и посмертное существования. При этом, хотя Ба являлся важнейшим компонентом природы человека, египетская заупокойная антропология предусматривала возможность полного исчезновения Ба в случае, если его обладатель не заслужит оправдательного приговора на загробном суде[135]. Таким образом выражается идея причинно-следственной связи посмертной судьбы человека с его прижизненной деятельностью. Основным «мерилом» этой деятельности в Древнем Египте традиционно была ее «вписанность» в творение маат. Поэтому в эпоху Древнего царства единственным для не-царя путем достижения наилучшей посмертной жизни была государственная служба - помощь царю, который с Маат был связан генетически. Однако уже в кризис центральной власти Первого переходного периода (ок. XXII вв.) в заупокойной литературе появились признаки того, что Ассман лаконично обозвал «отношениями руководителя и подчиненного»: вместо беззаветной преданности царю теперь уважалась лояльность благодетелю. Очевидно, что в эпоху раздробленности каждый из бывших царских слуг мог выбрать благодетеля-царька по расчету1. Воссоединение страны в эпоху Среднего царства вернуло исконные образцы египетского «верноподданичества» и допустило к творению маат относительно широкий круг знати и богачей, на что указывает распространение в этот период эпиграфических «отчетов» и восхвалений перед богами своих дел[136] [137] [138]. Пышность славословий вполне объяснима: в древнеегипетской политической культуре вообще отдавалось предпочтение требующему множества государственных умов непосредственному, «ручному» управлению перед действием абстрактных -э правил . Вообще же верное решение вопроса о существовании в Египте законов и уважительного к ним отношения сейчас невозможно из-за отсутствия серьезной фактологической основы. Самые надежные свидетельства - эдикт правившего в XIV в. Хоремхеба («Я дал им [судьям - Б.Ч.] предписание (rd) и законы (hpw) в виде „дневников"» - пер. Н.С. Петровского); пассаж из более древнего «Речения Ипувера» («свитки законов судебной палаты выброшены, по ним ходят на перекрестках» - пер. В.В. Струве). Они, как видно, позволяют сказать лишь, что законы нужны в деятельности суда. Другая отсылка - фреска в гробнице Рехмиры[139], вельможного судьи XV в., изображающая нечто вроде свитков с законами; однако по другой версии изображены не свитки для суда, а плети для экзекуции1. Историко-правовым экскурсом Диодора (Diod. 75 sqq., 94-95), нашим самым пространным источником, надлежит пользоваться с большой осторожностью. Хотя местами его сведения (например, о главном судье - «визире») находят подтверждение[140] [141] [142], большая их часть выглядит недостоверно - в особенности то, что касается царской законопослушности, восьмитомного свода и законодательных трудов сразу шести фараонов включая перса Дария. Эти сведения, как показал автор диссертации по Диодору, имеют утопический и морализаторский, а не исторический, характер: они дают модель организованного, законопослушного и справедливого общества, противопоставленного Риму, коррумпированному и руководимому, по мнению -э сицилийского историка, произволом не стесняющего себя законами Октавиана . Для Среднего царства, таким образом, характерны существенные изменения представления о маат, обусловленные не только политическими причинами, но и общей «демократизацией» заупокойных верований[143]. Повлияли на развитие представлений и события XIV в. - знаменитый религиозный переворот Эхнатона, связанный с радикальным обесцениванием традиционных египетских ценностей и, прежде всего, «старого» представления о маат как о космическом и константном порядке. Даже несмотря на тот факт, что Ба в период «монотеизма» продолжал трактоваться как присущий каждому компонент человеческой природы1, нетрудно представить смятение, которое испытала в этот период немалая часть египтян. Дело в том, что теология Эхнатона радикально изменила привычный облик египетского космоса: божество стало одно, а царь - единственным, кто с ним взаимодействует. Ясно об этом говорит «Большой гимн Атону» - памятник, восходящий к правлению Эхнатона и неоднократно упоминающий его имя. Царь в нем называется «единственным для Ра[144] [145] [146], сыном Ра, живущим в Маат». «Ты в моем сердце, - заявляет царь божеству, - и нет другого, который познал бы тебя» (пер. Н.С. Петровского). Большей части влияния в пантеоне лишился Осирис, ранее ведавший заупокойной судьбой участвовавшего в творении маат человека . Это влекло отрыв массы египтян от творения маат и, следовательно, ослабление надежды на посмертное блаженство Такое положение дел стало одной из главных причин недолговечности «монотеизма» после смерти Эхнатона. Роль Тутанхамона, его сына, в возвращении прежних порядков, на отмечающей начало реставрации храмов стеле описана так: «Устранил он грех... Маат остается, дал он быть лжи мерзостью для земли, как [в первое время ее бытия]» (пер. Ю.Я. Перепелкина). Ответной реакцией египетского общества стало и распространение в эпоху Нового царства так называемой «этики личного благочестия»[147]. Наилучшая посмертная участь теперь достигалась не только, и не столько службой, сколько сохранением при жизни чистого морального облика в сочетании с использованием в посмертном путешествии души разнообразных магических формул, собранием которых и является «Книга мертвых», включая знаменитую «отрицательную исповедь» гл. CXXV. В этом заклинании умерший и сам утверждает, что «живу я в маат» (rnh.i m mArt), что обосновано следующим образом: «я без греха, без порока, без зла, без слабостей. Нет того, против кого я бы сотворил что-нибудь. Я давал хлеб голодному, воду жаждущему, одежду нагому» (пер. М.А. Чегодаева). Уважительной формой именования умершего в Египте было выражение mAr hrw - букв. «правоголосый» в значении «оправданный», где первая часть этимологически близка слову «маат».