§ 3. Обязательства, не затрагиваемые контрмерами

Несмотря на то, что контрмеры предоставляют потерпевшим субъектам определенную свободу в определении обязательств, которые могут не соблюдаться ими при принятии контрмер в отношении международной организации, было бы нелепым считать, что правомерно могут быть нарушены любые обязательства по международному праву.

контексте контрмер³³³.

Речь идет о международно-правовых обязательствах, которые «в силу их важности должны выполняться, даже когда государство ранее оказалось потерпевшим в результате нарушения»³³⁴. Важность этих обязательств не меняется также в зависимости от того, в отношении какого субъекта – государства либо международной организации – они действуют. Иными словами, в таких случаях принятие контрмер не может служить обстоятельством, оправдывающим невыполнение³³⁵.

В Статье 53 ПСОМО устанавливаются соответствующие материально- правовые ограничения в отношении контрмер, согласно которой некоторые основополагающие обязательства не могут затрагиваться контрмерами³³⁶.

³³³ Crawford J. State Responsibility: The General Part. Cambridge, 2013. P. 688.

³³⁴ Шестой доклад об ответственности международных организаций, подготовленный специальным докладчиком Джорджо Гая: док. ООН A/CN.4/597. Нью-Йорк: ООН, 2008. С. 22.

³³⁵ Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., 2004. С. 337.

³³⁶ Статья 53 («Обязательства, не затрагиваемые контрмерами») Проекта статей об ответственности международных организаций сформулирована следующим образом:

«1. Контрмеры не могут затрагивать:

а) обязательства воздерживаться от угрозы силой или ее применения, закрепленного в Уставе Организации Объединенных Наций;

b) обязательств по защите прав человека;

c) обязательств гуманитарного характера, запрещающих репрессалии;

d) иных обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права.

2. Принимающие контрмеры потерпевшее государство или потерпевшая международная организация не освобождаются от выполнения своих обязательств:

а) по любой процедуре урегулирования спора, применимой между ними и ответственной международной организацией;

Большая часть рассматриваемых обязательств являются обязательствами, вытекающими из императивных норм общего международного права (норм jus cogens). Раскрывая сущность jus cogens, Г.И. Тункин отмечал, что в современном международном праве имеются «правовые принципы, от которых государства не могут отступать по взаимному соглашению»³³⁷.

В настоящее время применение силы в форме репресcалий ad bellum

признается как противоречащее запрещению угрозы силой или ее применению, закрепленному в Уставе ООН, за исключением случаев, когда угроза силой или ее применение при использовании таких репрессалий может квалифицироваться в качестве самообороны в соответствии со Статьей 51 Устава ООН³³⁸. В связи с этим представляется интересным высказывание профессора Тель-Авивского университета И. Динштейна, который пишет, что «самооборона является допустимой «формой вооруженной самопомощи»³³⁹.

В том, что касается подпункта «а» пункта «1» Статьи 53 ПСОМО, то он

относится только к угрозе силой или ее применению, закрепленному в Уставе ООН, которая означает вооруженную силу, в отличие от экономической силы³⁴⁰. Такое толкование находит свое подтверждение и в подготовительных материалах Устава ООН. На конференции в Сан- Франциско в 1945 году было отвергнуто предложение правительства Бразилии о включении в пункт «4» Статьи 2 положения об «угрозе экономическими санкциями или их применении»³⁴¹.

b) уважать всякую неприкосновенность органов или агентов ответственной международной организации, а также помещений, архивов и документов этой организации».

³³⁷ Tunkin G.I. Jus Cogens in Contemporary International Law // University of Toledo Law Review.

³³⁸ Lubell N. Extraterritorial Use of Force against Non-State Actors. Oxford, 2010. P. 70

³³⁹ Dinstein Y. War, Aggression and Self-Defence. Cambridge, 2011. P. 188.

³⁴⁰ Leben C. Obligations Relating to the Use of Force and Arising from Peremptory Norms of International Law // Crawford J., Pellet A., Olleson S. (eds.) The Law of International Responsibility. Oxford University Press, 2010. P. 1203.

³⁴¹ Documents of the UN Conference on International Organizations. London/New York: United Nations Information Organization. 1945. Vol. VI. P. 334-335.

Противоправность вооруженных репрессалий впервые была признана МС ООН в решении от 9 апреля 1949 года «Дело о проливе Корфу»³⁴².

СБ ООН в своей практике неоднократно осуждал акты репрессалии, связанные с применением вооруженной силы. Так, в 1964 году принял резолюцию 188, в которой он осудил «репрессалии как несовместимые с целями и принципами Организации Объединенных Наций»³⁴³. В другой резолюции 228, принятой СБ ООН позже в 1966 г., подчеркивалось, что

«акты военных репрессалий не могут быть терпимы»³⁴⁴.

24 октября 1970 года ГА ООН приняла резолюцию 2625 (XXV), утвердившую Декларацию о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, которой признала общий запрет, не допускающего какие-либо исключения: «Государства обязаны воздерживаться от актов репрессалий, связанных с применением силы»³⁴⁵.

Более поздняя резолюция ГА ООН 36/103, принятая 9 декабря 1981

года (Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств) вновь содержала подтверждение «обязанности государства воздерживаться от вооруженной интервенции, подрывной деятельности, военной оккупации [...] или от любого акта военного [...] вмешательства во внутренние дела другого государства, включая акты репрессалии с использованием силы»³⁴⁶.

Вместе с тем следует заметить, что понимание насильственных

репрессалий как противоправных, имеется и за пределами системы ООН. В Заключительном акте СБСЕ, который был принят 1 августа 1975 года, также

³⁴² Решение МС ООН от 9 апреля 1949 года «Дело о проливе Корфу» (Рассмотрение по существу) // ICJ Reports. 1949. P. 35.

³⁴³ Резолюция Совета Безопасности ООН от 9 апреля 1964 г.: UN Doc. S/RES/188 (1964), para. 1.

³⁴⁴ Резолюция Совета Безопасности ООН от 25 ноября 1966 г.: UN Doc. S/RES/228 (1966), para. 3.

³⁴⁵ Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г.: UN Doc.: A/RES/2625 (XXV) (1970), Принцип I, пункт 6.

³⁴⁶ Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств от 9 декабря 1981 г.: UN Doc.: A/RES/36/103 (1981), Раздел II (c).

133

закрепляется, что государства-участники обязуются «воздерживаться в их взаимных отношениях от любых актов репрессалий с помощью силы»³⁴⁷.

Все это свидетельствует о том, что имело место кардинальное изменение в традиционных взглядах на самопомощь как на основной инструмент обеспечения международного правопорядка³⁴⁸.

Следующее материально-правовое ограничение, предусматриваемое подпунктом «b» пункта «1» Статьи 53 ПСОМО, направлено на защиту человеческой личности. Еще в 1934 году ИМП отмечал, что при использовании репрессалий мирного времени государство должно

«воздерживаться от любых жестких мер, которые противоречили бы законам человечности и требованиям общественного сознания»³⁴⁹.

Основные международные документы по правам человека (МПГПП 1966 года, ЕКПЧ 1950 года и АКПЧ 1969 года) закрепляют определенные права человека, от соблюдения которых не допускается какое-либо отступление даже во время чрезвычайных ситуаций³⁵⁰.

К таким правам, в частности, относятся право на жизнь (Статья 6

МПГПП); запрет пыток, жестокого и бесчеловечного обращения или наказания (Статья 7 МПГПП, Статья 3 ЕКПЧ, Статья 5 АКПЧ); запрет рабства или подневольного состояния (Статья 8 МПГПП, Статья 4 ЕКПЧ, Статья 6 АКПЧ); запрет лишения свободы за невыполнение договорного обязательства (Статья 11 МПГПП); запрет придания уголовному закону обратной силы (Статья 15 МПГПП, Статья 7 ЕКПЧ, Статья 9 АКПЧ); признание правосубъектности человека (Статьи 16 МПГПП, Статья 3 АКПЧ); и свобода совести и религии (Статья 18 МПГПП, Статья 12 АКПЧ).

³⁴⁷ Заключительный акт СБСЕ от 1 августа 1975 г., Принцип II Декларации принципов (первая «корзина») // URL: http://www.osce.org/ru/mc/39505? download=true.

³⁴⁸ Barsotti R. Armed Reprisals // Cassese A. (ed.). The Current Legal Regulation of the Use of Force. Martinus Nijhoff Publishers, 1986. P. 80.

³⁴⁹ Regime des represailles en temps de paix // Annuaire de l’Institut de Droit International. Vol. 38-II (1934). P.

710.

³⁵⁰ Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.: UN Doc.: A/RES/ 2200 А (XXI) (1966), Статья 4 // United Nations Treaty Series. Vol. 999. P. 174; Европейская конвенция о защите прав человека от 4 ноября 1950 г., Статья 15 // United Nations Treaty Series. Vol. 213. P. 232; Американская конвенция о правах человека от 22 ноября 1969 г., Статья 27 // United Nations Treaty Series. Vol. 1144. P. 152.

134

В литературе отмечается, что такая особая охрана некоторых прав человека свидетельствует о наличии «хотя бы минимального каталога фундаментальных или элементарных прав человека»³⁵¹. Представляется, что подобное положение ведет к определенной иерархизации в системе прав человека, выделению в нем ряда наиболее фундаментальных прав и свобод, носящих характер jus cogens³⁵².

В международной cудебной практике наряду с перечисленными правами получило подтверждение наличие императивного характера у норм, которые запрещают геноцид и расовую дискриминацию³⁵³.

На протяжении двадцатого века человечество стало свидетелем постепенного сокращения круга допустимых мер репрессалий также в условиях международных вооруженных конфликтов, либо репрессалий in bello. Система защитных правил, выработанная международным гуманитарным правом в отношении группы лиц либо объектов, изымаемых из сферы действия репрессалий, имела целью предотвратить нарушения гуманитарных прав под прикрытием репрессалий³⁵⁵. Следует заметить, что отмеченные тенденции в развитии международного гуманитарного права получили отражение в подпункте «с» пункта «1» Статьи 53 ПСОМО, запрещающего принятие контрмер, которые затрагивают «обязательства гуманитарного характера, запрещающих репрессалии».

³⁵¹ van Boven T.C. Distinguishing Criteria of Human Rights // Vasak K. (ed.). The International Dimensions of Human Rights. Paris, 1982. Vol 1. P. 46.

³⁵² Meron T. On a Hierarchy of International Human Rights // The American Journal of International Law. Vol. 80 (1986). P. 13-21.

³⁵³ Решение МС ООН от 3 февраля 2006 года «Вооруженные действия на территории Конго (Новое заявление: 2002 год) (Демократическая Республика Конго против Руанды) (Юрисдикция Суда и

приемлемость заявления)» // ICJ Reports. 2006. P. 35 (Para. 78); Решение МС ООН от 26 февраля 2007 года

«Применение Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказания за него (Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории)» // ICJ Reports. 2007. P. 110-111 (para. 161).

³⁵⁴ Карташкин В.А. Права человека: международная защита в условиях глобализации. М., 2011. С. 70.

³⁵⁵ Oeter S. Methods and Means of Combat // Fleck D. (ed.). The Handbook of International Humanitarian Law. Oxford, 2013. P. 228.

135

В международном гуманитарном праве запрет на использование репрессалий в отношении отдельной категории лиц или объектов, прямо или косвенно закреплен преимущественно в Дополнительных протоколах к Женевским конвенциям о защите жертв войны, принятых 8 июня 1977 года в Женеве.

Дополнительный протокол I, применяемый в период международных вооруженных конфликтов, запрещает репрессалии в отношении раненых, больных, медицинского персонала, медицинских формирований и учреждений (Статья 20); гражданского населения (пункт «6» Статьи 51); гражданских объектов (пункт «1» Статьи 52); исторических памятников, произведений искусства или мест отправления культа, которые составляют культурное или духовное наследие народов (пункт «с» Статьи 53); объектов, необходимых для выживания гражданского населения (пункт «4» Статьи 54), окружающей природной среды (пункт «2» Статьи 55); а также установок, сооружений или военных объектов, содержащих опасные силы (плотины, дамбы и атомные электростанции) (пункт «4» Статьи 56).

Однако Дополнительный протокол II, который применяется в вооруженных конфликтах немеждународного характера, не содержит каких- либо положений, прямо запрещающих репрессалии. Это вовсе не означает, что использование репрессалий в условиях такого рода вооруженных конфликтов является допустимым. В авторитетном Комментарии к Дополнительным протоколам к Женевским конвенциям 1949 года, подготовленном МККК в 1987 г., в контексте толкования Статьи 4 Дополнительного протокола II подчеркивается, в частности: «Запреты являются недвусмысленными и не допускают каких-либо исключений; они применяются «в любое время и в любом месте вообще». Они являются абсолютными обязатальствами». И далее: «В отсутствие прямой отсылки к

«репрессалиям», МККК полагает, что они косвенно запрещены»³⁵⁶. Правда,

³⁵⁶ Sandoz Y., Swinarski C., Zimmermann B. (eds.). Commentary on the Additional Protocols of 8 June 1977 to the Geneva Conventions of 12 August 1949. Geneva, 1987. P. 1372.

136

следует оговорить, что подобное широкое толкование Статьи 4 позволяет исключить использование репрессалий в отношении лиц, но не иных объектов³⁵⁷.

МС ООН в консультативном заключении от 8 июля 1996 года

«Законность применения государством ядерного оружия в вооруженном конфликте» отметил: «...Большое количество норм гуманитарного права, применимых в вооруженном конфликте имеют настолько фундаментальное значение для уважения человеческой личности и «элементарных соображений гуманности» ... , что они «должны соблюдаться всеми государствами, независимо от того, ратифицировали ли они конвенции, которые содержат их, поскольку они образуют непреложные принципы международного обычного права»³⁵⁸.

Хотя Суд ООН воздержался от конкретного перечисления

обязательств, которые имелись им в виду, есть основания предполагать, что запреты военных репрессалий подпадают под эту категорию, или, иными словами, обладают статусом jus cogens³⁵⁹. В научной литературе отмечается, что запрет репрессалий в системе международного гуманитарного права

«должен действовать во всех случаях и вне зависимости от обстоятельств»³⁶⁰.

Исходя из этого, обязательства, которые упомянуты в подпункте «с» пункта

«1» Статьи 53 ПСОМО, не могут быть объектом контрмер ни при каких обстоятельствах, как и обязательства по защите прав человека, рассмотренные выше.

В подпункте «d» пункта «1» Статьи 53 ПСОМО подтверждается идея о том, что концепция jus cogens не является аморфной, и что содержание и

³⁵⁷ Partsch K.J. Reprisals // Bernhardt R. (ed.). Encyclopedia of Public International Law. Amsterdam, 1986. Vol. 9. P. 334.

³⁵⁸ Консультативное заключение МС ООН от 8 июля 1996 г. «Законность применения государством ядерного оружия в вооруженном конфликте» // ICJ Reports. 1996. P. 257 (para. 79).

³⁵⁹ Borelli S., Olleson S. Obligations Relating to Human Rights and Humanitarian Law // Crawford J., Pellet A., Olleson S. (eds.) The Law of International Responsibility. Oxford University Press, 2010. P. 1195.

³⁶⁰ Ледях И.А. Принципы и нормы международного гуманитарного права – консолидирующая основа защиты прав человека в вооруженных конфликтах // Права человека и процессы глобализации современного мира / Отв. ред. член-корреспондент РАН Е.А. Лукашева. М., 2007. С. 383.

природа ее норм могут меняться в связи с прогрессом и развитием международного права и морали.

Член-корреспондент Хорватской академии наук и искусств В. Деган в связи с этим высказывал вероятное предположение, что перечень норм jus cogens «будет в последующем расширен за счет включения новых норм с общего одобрения международного сообщества государств в целом»³⁶¹. Соответственно, данный подпункт позволяет признание дополнительных императивных норм, налагающих обязательства, которые не могут быть предметом контрмер со стороны потерпевшего субъекта.

В принципе, императивные нормы связывают не только государства, но равным образом и международные организации. Касаясь этого вопроса, известный британский специалист в области права международных организаций Н. Уайт заявляет, в частности: «Едва ли могут существовать какие-либо сомнения в том, что организации, обладающие международной правосубъектностью и проявляющие активность в международных отношениях подпадают, хотя бы, под действие норм jus cogens или императивных норм международного права...»³⁶².

Близкой позиции придерживается и С.В. Черниченко, отмечая, что

«требование не нарушать императивные нормы адресуется не только государствам в отношении международных договоров, но и любым субъектам международного права»³⁶³.

Представляет в этом отношении интерес мнение австрийского профессора К. Шмаленбаха, выражающего уверенность в том, что «jus cogens не только обязательна для всех международных организаций, но еще образует вершину пирамиды правил международных организаций»³⁶⁴.

³⁶¹ Degan V.D. Sources of International Law. Martinus Nijhoff Publishers, 1997. P. 233.

³⁶² White N.D. The Law of International Organisations. Manchester, 2005. P. 24.

³⁶³ Черниченко С.В. Взаимосвязь императивных норм международного права (jus cogens) и обязательств erga omnes // Московский журнал международного права. 2012. №3. С. 8-9.

³⁶⁴ Dorr O., Schmalenbach K. (eds.). Vienna Convention on the Law of Treaties: A Commentary. Springer, 2012. P. 472.

Сказанное подтверждается также древнеримской максимой: “nemo ad alium plus juris transferre potest quam ipse habet” (никто не может передать другому больше прав, чем сам имеет), то есть если государства не могут уклоняться от выполнения jus cogens, они вне сомнения не могут учреждать и международную организацию, которая не связана этой нормой³⁶⁵.

В комментарии КМП к Статье 26 ПСОМО отмечается, что «как и

государства, международные организации не могут ссылаться на обстоятельство, исключающее противоправность, в случае невыполнения какого-либо обязательства, вытекающего из императивной нормы»³⁶⁶, а в комментарии к Статье 41 ПСОМО КМП ООН добавляет, что нарушение обязательства, вытекающего из императивной нормы «представляется менее вероятным, чем государствами. Однако, риск подобного нарушения нельзя полностью исключать»³⁶⁷. Но нельзя не заметить, как правильно говорится в четвертом докладе Специального докладчика КМП ООН по теме ответственности международных организаций Джорджио Гайа, что

«применение некоторых императивных норм к международным организациям может вызвать определенные проблемы»³⁶⁸.

Таким образом, концепция и последствия jus cogens, - подчеркивает бразильский ученый и юрист, член МС ООН А.А. Кансаде Триндаде, - получают подтверждение за пределами права международных договоров и привносятся в сферу ответственности как государств, так и международных организаций³⁶⁹.

³⁶⁵ Tzanakopoulos A. Disobeying the Security Council: Countermeasures Against Wrongful Sanctions. Oxford, 2011. P. 71.

³⁶⁶ Проект статей об ответственности международных организаций 2011 г. с комментариями // Доклад Комиссии международного права о работе ее шестьдесят третей сессии: док. ООН A/66/10. Нью-Йорк: ООН, 2011. С. 140.

³⁶⁷ Проект статей об ответственности международных организаций 2011 г. с комментариями // Там же. С. 155.

³⁶⁸ Четвертый доклад об ответственности международных организаций, подготовленный специальным докладчиком Джорджио Гая: док. ООН A/CN.4/564. Нью-Йорк: ООН, 2006. С. 20.

³⁶⁹ Cançado Trindade A.A. Some Reflections on Basic Issues Concerning the Responsibility of International Organizations // Ragazzi M. (ed.). Responsibility of International Organizations: Essays in Memory of Sir Ian Brownlie. Martinus Nijhoff Publishers, 2013. P. 7.

139

Однако, пункт «2» Статьи 53 ПСОМО предусматривает также, что контрмеры не должны затрагивать некоторые другие обязательства, императивность которых менее очевидна.

Первый случай, содержащийся в подпункте «а» пункта «2», относится к «любой процедуре урегулирования спора», применимой между потерпевшими субъектами и ответственной международной организацией. Аналогичное положение содержалось и в ПСОГ. В комментарии КМП ООН к ПСОГ в связи с этим поясняется, что речь идет о процедуре урегулирования спора, которая связана с данным спором, а не с другими несвязанными вопросами взаимоотношений между заинтересованными субъектами. При этом спор может относиться не только к первоначальным разногласиям по поводу международно-противоправного деяния, но также и

к правомерности принятой в ответ контрмеры³⁷⁰.

Как заявил МС ООН в своем решении от 18 августа 1972 г. «Дело, касающееся опротестования юрисдикции Совета ИКАО»: «Ни при каких обстоятельствах простое одностороннее приостановление per se не лишает силы юрисдикционные положения, поскольку одной из их целей может быть именно проверка правомерности приостановления»³⁷¹. Другими словами, была подтверждена автономия положений об урегулировании споров.

Второй случай, который предусматривается подпунктом «b» пункта

«2», касается ограничения в отношении обязательств, которые обеспечивают защиту международных организаций и их агентов.

Следует только заметить, что термин «агент» является достаточно широким и «включает любую миссию, которую международная организация на постоянной либо временной основе может направить в другую

³⁷⁰ Проект статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния 2001 г. со смежными комментариями // Доклад Комиссии международного права о работе ее пятьдесят третьей сессии: док. ООН A/56/10. Нью-Йорк: ООН, 2001. С. 351.

³⁷¹ Решение МС ООН от 18 августа 1972 года «Дело, касающееся опротестования юрисдикции Совета ИКАО» // ICJ Reports. 1972. P. 53 (para. 16).

140

организацию либо государство»³⁷². Из подобного понимания термина исходит международная судебная практика.

Так, в консультативном заключении от 11 апреля 1949 г. «Возмещение за увечья, понесенные на службе ООН» МС ООН указал следующее: «Суд толкует слово «агент» в самом широком смысле, другими словами, как означающее любое лицо, которому независимо от того, является или не является оно должностным лицом, получающим денежное вознаграждение и находящимся на постоянной службе, поручено органом Организации выполнять либо помогать выполнять одну из его функций, одним словом, любое лицо, через которое он действует³⁷³.

В более позднем консультативном заключении от 15 декабря 1989 года

по делу «Применимость Статьи VI, Раздел 22, Конвенции о привилегиях и иммунитетах Объединенных Наций», касаясь привилегий и иммунитетов лиц, не имеющих статуса должностных лиц ООН МС ООН заявил: «Суть дела не в их административном положении, а в характере их миссии»³⁷⁴.

Главы секретариатов международных организаций либо их

заместители обычно пользуются иммунитетами, которые предоставляются по международному праву дипломатическим агентам, а именно иммунитетами ratione personae. В соответствии с Разделом 19 КПИ ООН, Генеральный Секретарь ООН и все помощники Генерального Секретаря «пользуются привилегиями и иммунитетами, изъятиями и льготами, предоставляемыми, согласно международному праву, дипломатическим представителям»³⁷⁵.

Остальные должностные лица, а также эксперты в командировках

пользуются иммунитетом ratione materiae, то есть только за те действия, которые совершаются в официальном качестве. В Разделе 18 КПИ ООН

³⁷² Шестой доклад об ответственности международных организаций, подготовленный специальным докладчиком Джорджо Гая: док. ООН A/CN.4/597. Нью-Йорк: ООН, 2008. С. 22.

³⁷³ Консультативное заключение МС ООН от 11 апреля 1949 г. «Возмещение за увечья, понесенные на службе ООН» // ICJ Reports. 1949. P. 177.

³⁷⁴ Консультативное заключение МС ООН от 15 декабря 1989 г. по делу «Применимость Статьи VI, Раздел 22, Конвенции о привилегиях и иммунитетах Объединенных Наций» // ICJ Reports. 1989. P. 194 (para. 47).

³⁷⁵ Конвенция о привилегиях и иммунитетах ООН от 13 февраля 1946 г.: UN Doc.: A/RES/ 22 А (1946), Раздел 19 // United Nations Treaty Series. Vol. 1. P. 24-26.

ничего не говорится о личной неприкосновенности должностных лиц ООН, только подчеркивается, что они не подлежат судебной ответственности «за все действия, совершенные ими в качестве должностных лиц»³⁷⁶. В Разделе же 22 КПИ ООН в числе привилегий и иммунитетов экспертов в командировках, которые необходимы для выполнения ими своих функций, упоминается иммунитет «от личного ареста или задержания»³⁷⁷.

Аналогичные положения относительно привилегий и иммунитетов агентов международных организаций содержатся в КПИСУ ООН, сфера действия которой охватывает заметное число организаций системы ООН (Разделы 19, 21 КПИСУ ООН, Дополнения II, III, IV, VII к КПИСУ ООН).

В том, что касается неприкосновенности помещений, архивов и документов международных организаций, то она гарантируется КПИ ООН (Разделы 3 и 4), а также КПИСУ ООН (Разделы 5 и 6), а правовой режим их неприкосновенности мало чем отличается от защиты, предоставляемой дипломатическим представительствам³⁷⁸.

Итак, несмотря на то, что контрмеры потерпевшим (заинтересованным)

субъектам предоставляют определенную свободу в определении обязательств, которые могут не соблюдаться ими в процессе принятии контрмер в отношении международной организации, имеются некоторые ограничения в части, касающейся допустимости невыполнения ряда международно-правовых обязательств.

Контрмерами не могут затрагиваться обязательство воздерживаться от угрозы силой или ее применения, закрепленного в Уставе ООН, обязательства по защите прав человека, обязательства гуманитарного характера, запрещающих репрессалии, иные обязательства, вытекающие из императивных норм общего международного права.

³⁷⁶ Конвенция о привилегиях и иммунитетах ООН от 13 февраля 1946 г.: UN Doc.: A/RES/ 22 А (1946), Раздел 19 // Ibid. P. 24.

³⁷⁷ Ibid. P. 26.

³⁷⁸ Crawford J. (ed.). Brownlie's Principles of Public International Law. Oxford, 2012. P. 176.

Кроме того, государство либо международная организация, которые принимают контрмеры, не освобождаются от выполнения своих обязательств по любой процедуре урегулирования спора, применимой между ними и ответственной международной организацией, и обязательств уважать всякую неприкосновенность органов или агентов ответственной международной организации, а также помещений, архивов и документов этой организации.