§ 1.2. Характеристика «классических» международно-правовых доктрин об изменении титула на территорию
Классические международно-правовые доктрины[99] об основаниях приобретения и утраты государствами прав на территорию начали развиваться одновременно с разработкой самих таких оснований, а те - с потребностью государств в подкреплении их притязаний на вновь открытые владения.
До эпохи Великих географических открытий XV - XVII вв. территории передавались суверенами как любое иное имущество или же захватывались в войнах. Однако в отношении terra nullius (лат. ничьей земли) существовал риск того, что другие государства также «откроют» и присвоят ее. В XVI - начале XVII вв. уже не все европейские державы беспрекословно подчинялись авторитету Святого Престола, даровавшего Испании и Португалии всякие открытые от их имени земли. Англии и Нидерландам, которые не признавали действия папских булл, понадобилось самостоятельное обоснование титула на открытые территории; Испании и Португалии же пришлось подчиниться новым принципам[100].Первые труды о территории появились именно в этом контексте. Так, часть опубликованного в 1609 г. трактата Г. Гроция «О свободном море» (De Mare Liberum) посвящена вопросам обоснованности притязаний на территорию, основанных на первооткрытии, на буллах Папы Александра VI, и, наконец, на захвате территории [101] . Поскольку теория международного права находилась на самом раннем этапе развития, Г. Гроций, а после него и другие правоведы по аналогии опирались на понятийный аппарат римского частного права о правах на территорию, землю и иное имущество - в первую очередь, на институты imperium (лат. власть) и dominium (лат. собственность), вместе отражавшие идею территориального суверенитета[102] [103]. Именно по причине заимствования из римского права и доктрины, о которых пойдет речь далее, именуются «классическими» .
Выделяют пять основных «способов» (англ. modes) приобретения территории[104]: это завладение (или оккупация [105] - англ. occupation), приобретательская давность (англ. prescription), цессия (англ. cession), аккреция (приращение) (англ. accretion) и завоевание (англ. conquest). Способы утраты прав на территорию во всех случаях, кроме завладения, совпадают со способами их приобретения[106] [107] [108].
107
История международно-правовых норм о титуле на территорию начинается с XV века с возникновением указанных способов приобретения правового титула в ответ на устаревшие доктрины первооткрытия (англ. discovery) и символической аннексии (англ. symbolic annexation). Согласно доктрине первооткрытия, ранее не исследованные земли считались
принадлежащими первооткрывателю, а, точнее, государству, подданным которого он
108
являлся ; вскоре эта доктрина эволюционировала в доктрину символической аннексии, требовавшую осуществления символических действий по присоединению вновь открытой территории, таких как воодружение флагов и опубликование торжественных заявлений[109].
Завладение. Обе указанные доктрины с середины XVI века[110] и вне всяких сомнений к XVII и XVIII векам были оставлены в пользу требования о фактическом завладении: И. Грифиандер в «Трактате от островах» 1623 г. и Г. Гроций в упомянутом выше труде «О свободном море» 1609 г. указывали, что необходимо фактически «присвоить» (англ. to occupy, to seize) землю111. И до них, еще в XIV веке, постглоссатор Б. де Сассоферрато пришел к заключению о том, что эффективное занятие территории само по себе (т.е. в отсутствие санкции Ватикана) порождало действительный титул . «Патент», выдаваемый сувереном мореплавателю, предполагал не только формальное открытие, но и фактическое освоение земель и правомочия на изгнание из них посторонних лиц . Папские пожалования либо утверждали уже осуществляемый сувереном контроль над новыми территориями, либо предоставляли предварительный «зачаточный титул» (англ.
inchoate title)114, т.е. право на занятие территории (лат. jus ad occupationem), которое требовало фактического владения для того, чтобы стать правом владения (лат. justum dominium); подменить собой или упразднить необходимость фактического осуществления суверенитета такие буллы не могли115. Даже в тех источниках, которые якобы подтверждают достаточность первооткрытия как основания титула, термины «открывать» и «находить» используются как синонимы слова «занять»116. В связи с этим первооткрытие и символическая аннексия не рассматриваются в контексте современного международного права , что подтверждается решениями в Деле об о. Пальмас и споре между Бразилией и Британской Гвианой (где арбитр постановил, что «открытие новых торговых путей... само по себе не может рассматриваться как предоставляющее фактическое право на приобретение суверенитета» и что «простого утверждения о суверенных правах или демонстрации намерения сделать оккупацию эффективной не может быть достаточно», в связи с чем, по его мнению, Португалия, а затем Бразилия, не приобрела правовой титул на территорию к востоку от установленной решением границы и такой титул был закреплен за [111] [112] [113] [114] [115] [116] [117]Великобританией, правопреемницей Голландии, эффективно управлявшей колонией на такой территории)[118].
Р. Дженнингс определяет завладение как «присвоение государством территории, которая на момент такого присвоения не находится под суверенитетом какого-либо иного государства»[119] [120] [121] [122], отмечая тем самым его главное отличие от приобретательской давности: территория на момент занятия должна быть ничьей (лат. terra nullius) . В связи с этим
способом приобретения территории возникает два вопроса: в каких случаях территория является terra nullius и какие действия требуются для возникновения титула в силу завладения.
Первый вопрос затрагивается международно-правовой литературой очень кратко - указывается, что в период, когда этот способ приобретения титула был наиболее распространен, ничьей землей признавались и территории, населенные туземцами, чей общественный строй не соответствовал «цивилизованному» европейскому . Международный Суд ООН подробно рассмотрел этот вопрос в Консультативном заключении о статусе Западной Сахары и сделал следующие выводы. Во-первых, на момент колонизации Западной Сахары, т.е. в 1884 г., «[к]аковы бы ни были расхождения во взглядах среди юристов, практика государств... указывает, что территории, населенные племенами или народами, обладающими общественно-политической организацией, не рассматривались как terrae nullius»; во-вторых, европейские суверены заключали с такими племенами соглашения, и «такие соглашения с местными правителями, независимо от того, считались ли они фактической «цессией» территории, или нет, рассматривались как производные источники титула, а не как первоначальные титулы посредством завладения terrae nullius» . Далее Суд исследовал
доказательства испанского «занятия» Западной Сахары и постановил, что даже сама Испания
на тот момент не считала земли, населенные туземными племенами, с которыми она заключала
123
договоры (с формальным требований утверждением договоров Королем), ничьими .
В настоящее время, с учетом процесса деколонизации, который имел место в 1960-е
124 -
годы , данный вопрос не имеет такого же значения, как второй вопрос о действиях, необходимых для возникновения правового титула путем завладения. Из арбитражного решения Короля Италии Витторе III в деле между Бразилией и Британской Гвианой следует, что поведение государства, желающего завладеть территорией[123] [124] [125], должно содержать два обязательных элемента: corpus (т.е. сами действия по отношению к территории) и animus (т.е. намерение завладеть ею)[126] [127] [128] [129].
Последствия для суверенитета может иметь только деятельность официальная (фр. a titre de souverain), тогда как действия лиц в частном качестве не учитываются, если только они не совершаются либо с прямой санкции государства, либо впоследствии не «одобряются» (англ, ratified) им как собственные . Как указал Международный Суд в Деле об о-вах Менкье и Экреос, для возникновения и сохранения правового титула имеют значение «действия, которые относятся к осуществлению юрисдикции и местного управления и законодательства» . К ним могут относиться создание гарнизона , возведение поселений[130], определение границ (напр., путем постройки ограждения)[131] [132], охрана правопорядка, проведение выборов, регистрация актов гражданского состояния, сбор налогов, регулирование землепользования, учреждение школ и госпиталей . Важно, чтобы они былиприсущи суверенному государству . Интересно, что в то время как Международный Суд принял во внимание действия местных органов власти в указанном выше деле[133] [134] [135], в Деле о Храме Преах Вихеар он не придал значения действиям, являвшимся «исключительно актами местных провинциальных властей» . Напротив, арбитры в Деле о Качском ранно исходили из того, что действия местных органов власти могут иметь особое значение, поскольку такие органы могут обладать более подробными и точными знаниями о территории[136] [137].
Осуществление суверенитета должно быть мирным, непрерывным и действительным (т.е. недостаточно заявления «бумажного» притязания)[138] [139]. При этом в практике признается, что нет необходимости распространять и поддерживать эффективный суверенитет на всей территории - так, от характеристик территории будет зависеть, каким должно быть завладение . Так, например, Дании в Деле о Восточной Гренландии не было необходимости физически занимать всю территорию ввиду ее незаселенности [140] .
По той же причине минимальный уровень эффективности требовался в Деле об о. Клиппертон[141] [142]. С. Шарма со ссылкой на Х. Уолдока указывает, что ввиду эволюции концепции суверенитета, необходимость в физическом завладении сменилась в международном праве достаточностью142
административного, или политического владения .
Приобретательская давность (англ. acquisitive prescription) - это «способ приобретения суверенитета над территорией путем фактического и не нарушаемого владения этой территорией в течение длительного времени»[143]. Эта концепция родственна завладению способ
приобретения территории 144 и отличается тем, что «путем длительного и непрерывного владения» 145 приобретается титул на территорию, уже принадлежащую другому государству . Это доктрина, происходящая из англо-саксонскои правовой системы , «согласно которой юридическая действительность может придаваться титулам... которые либо изначально недействительны, либо чью изначальную действительность невозможно доказать» . Согласно подробному исследованию, проведенному Д. Джонсоном, в международное право она перешла потому, что признание титула за государством, фактически осуществляющим суверенитет в течение длительного времени при бездействии или безразличии официального суверена, соответствует интересам стабильности 149 . Понятие «приобретательской давности» объединяет понятия владения «с незапамятных времен» (англ. immemorial possession), при котором ситуация существует так долго, что презюмируется ее правомерность (так, арбитр М. Губер в Деле об о. Пальмас указал: «длительное и мирное осуществление территориального суверенитета... равнозначно титулу»150), и титул по давности владения, схожий с римским институтом usucapio151. Usucapio в международном праве не требует добросовестности владения и отличается от владения с незапамятных времен лишь «по степени»153, т.е. длительностью времени, требуемого для возникновения титула154. Как и в [144] [145] [146] [147] [148] [149] [150] [151] [152] [153] случае завладения, в практике отсутствуют прямые упоминания приобретательской давности, но многие авторы выводят эту доктрину из таких дел, как Дела об о. Пальмас, о Восточной Гренландии, об Аляскинской границе, о банке Грисбадарна и о районе Чамисаль155. Как и завладение, приобретательская давность основана на принципе эффективного контроля[154] [155] [156] [157], который как бы «излечивает» пороки титула течением времени и подразумеваемым из 157 отсутствия протестов согласием предыдущего суверена с новым положением дел . Главные элементы приобретательской давности - это владение, обладающее теми же признаками властного характера, что и при завладении территорией, а также открытое[158], мирное и непрерывное[159], и продолжающееся в течение длительного (но не определенного)[160] промежутка времени[161], с молчаливого согласия или при отсутствии возражений со стороны предшествующего суверена[162]. Процесс формирования титула на основании приобретательской давности схож с процессом формирования международного обычая[163]. Обычай возникает из «всеобщей практики» государств вкупе с признанием такой практики в качестве права[164], т.е. при «молчаливом согласии государств... относительно единообразного поведения; и относительно признания такого поведения в качестве правовой нормы»[165] [166]. Приобретательская давность же действует при прямом признании чужого титула или вследствие «простой 166 незаинтересованности» . Поскольку приобретательская давность схожа с понятием завладения[167], высказываются предложения не разделять эти способы, а объединить их в одну категорию «исторической консолидации титула» (англ. historical consolidation of title или historic consolidation) на основании всех относимых к спору факторов, которая ценится за гибкость [168] и которая позволяет учесть историчность процесса формирования титула и его анализа. Титул на территорию формируется с течением времени, и чем больше времени проходит, тем разнообразнее становятся входящие в него элементы; когда же суд или арбитраж анализируют титул, они непременно обращаются к его истории[169] [170] [171]. Эта доктрина не раз применялась на практике : в арбитражных решениях 1875 г. о заливе Делагоа между Великобританией и 171 172 Португалией , 1904 г. в споре между Великобританией и Бразилией , 1909 г. о банке 173 174 175 Грисбадарна , 1928 г. об о. Пальмас , 1933 г. о границе между Гватемалой и Гондурасом , арбитраже Чамисаль 1991 г. между США и Мексикой[172] [173] [174] [175] [176] [177] [178] [179] [180] и др. По мнению Р. Дженнингса, консолидация - это не просто полезный термин, а путь к новому, особому способу приобретения титула, позволяющему учесть при рассмотрении притязаний на территорию не только проявления суверенной власти, но и значения и последствия признания, молчаливого признания и эстоппеля. Впрочем, сам Р. Дженнингс, похоже, не был готов полностью одобрить эту концепцию, ввиду риска того, что излишнее упрощение и объединение все же различных элементов процесса приобретения титула может внести путаницу в международно-правовые нормы о территории . С. Шарма несколько десятилетий спустя подчеркнул, что приобретение территории - это многофакторный процесс, требующий применения различных норм , но о консолидации как об отдельной доктрине отозвался как о получившей «смешанную реакцию». Исторический титул, исторические правооснования, исторически сложившиеся правовые основания (англ. historic title ). Эти понятия иногда упоминаются правоведами в контексте обсуждения приобретательской давности и консолидации и относятся к морским пространствам и «историческим заливам» . По установлению арбитража в Деле между Эритреей и Йеменом, - речь о титуле, «который был создан или консолидирован посредством приобретательской давности или молчаливого признания, или владения столь 181 продолжительного, что он стал признаваться правом как титул» . Эти концепции редко применяются и фактически объединяют молчаливое признание, приобретательскую давность (в значении владения с незапамятных времен) и внешнее признание («стал признаваться правом») сформировавшегося таким образом титула . Отсутствует и четкая граница с доктриной завладения, хотя правоведами предпринимались попытки их разделить. Исходя из решения по англо-норвежскому Делу о рыбных ресурсах, С. Шарма указывает, что, по его мнению, исторические права на сухопутные территории возникают лишь в исключительных обстоятельствах, тогда как завладение - нормальный процесс . В Деле Камеруна против Нигерии Международный Суд подчеркнул, что понятие исторической консолидации само по себе «крайне спорно и не может подменить устоявшиеся способы приобретения титула в международном праве», т.е. не является самостоятельным основанием приобретения титула[181] [182] [183] [184] [185]. Некоторые авторы (А. Козловски) объясняют отказ судов прибегать к этой доктрине нежеланием углубляться слишком далеко в прошлое, вместо того, чтобы рассматривать более «свежие» факты и факторы; таким образом, исторические права всегда должны подтверждаться чем-то еще и едва ли служат самостоятельным обоснованием притязания на территорию[186] [187]. Цессия (англ. cession) - это, пожалуй, наименее спорное основание возникновения титула [188] , поскольку, в отличие от занятия или приобретательской давности, цессия - это «передача суверенитета над определенной территорией одним государством другому по соглашению между ними»[189]. Таким образом, цессия - это двусторонний и производный способ передачи правового титула, к которому будет применяться римская максима nemo plus juris transferre potest quam ipse habet (лат. никто не вправе передать больше прав, чем имеет сам)[190]. Р. Дженнингс выделяет в цессии два элемента: соглашение о передаче (англ. agreement to cede) и фактическую передачу (англ. tradition) территории, однако замечает, что на практике деление зачастую не проводится, и может случиться, что государство-цессионарий уже занимает территорию на момент заключения договора или с момента совершения договора передает территорию далее третьему государству, не успев занять ее[191]. Цессия, как правило, вступает в силу после фактической передачи суверенитета[192] и не требует встречного предоставления[193], - так, например, исторически цессия являлась одним из главных последствий окончания войны: в мирном договоре в пользу победителя уступались территории побежденного[194]. Например, положения Сан-Францисского мирного договора с Японией 1951 г. об отторжении у нее территорий С. Шарма квалифицируют как цессию[195]. В своем исследовании, Ю.Г. Барсегов, однако, резко порицает правоведов (Ч.Ч. Хайда и Л. Оппенгейма), которые не различают добровольную и принудительную цессию и не учитывают ее мотивы, поскольку они открывают «широкую возможность агрессивным государствам для «легализации» завоевания посредством неравноправных договоров»[196]. Цессия правомерна только в случае соблюдения принципа права народов на самоопределение[197] [198], и, по мнению Ю.Г. Барсегова - в случаях «справедливых освободительных войн» и отторжения территории у государства-агрессора . Интересно, что некоторые авторы (В.Б. Чамаров) высказываются о том, что современное международное право не признает последний случай как правомерный, поскольку «отторжение правомерно принадлежащей части государственной территории у государства - агрессора - разновидность 199 цессии», которая «осуществляется путем насилия над народом» . Завоевание (англ. conquest), также - покорение (англ. subjugation) и аннексия (англ. annexation) - это способ приобретения территории, который признавался до XIX века[199] [200]. С. Шарма выделяет в процессе завоевания два этапа: 1) debellatio (у него - отторжение территории путем применения силы)[201] и 2) подчинение путем аннексии; тем самым определяя завоевание как «завладение территорией с помощью силы, демонстрации намерения удержать территорию и способности удержать ее в качестве ее суверена»[202]. Важно отметить, что военные действия как таковые для завоевания необязательны - достаточно демонстрации вооруженной силы[203] [204]. Существуют и дополнительные требования: так, суверенитет не переходит, пока длится состояние войны, и, как и с другими способами приобретения территории, необходимы corpus и animus occupandi2M. По мнению зарубежных правоведов (Ч.Ч. Хайда и Г. Кельзена), в случае подавления соперника и успешного окончания войны, территория снова становится «ничьей» и может быть занята посредством завладения [205] . Большинство заключает, что завоевание полностью утратило свою актуальность в настоящее время ввиду запрета присвоения территорий путем применения силы[206] [207] и действует лишь в части «старых» титулов благодаря 207 доктрине интертемпорального права . Наконец, аккреция (англ. accretion) - это редко встречающееся[208] [209] «естественное или 209 рукотворное приращение территории государства новыми наземными участками» . Таковы «классические» способы приобретения правового титула. Хотя правоведы и сейчас обращаются к ним, делая это, они скорее отдают дань истории. Уже в работах середины - конца прошлого века отмечается, что ни одна реальная ситуация не подпадает под какую - либо одну из вышеозначенных категорий (и ни один суд, арбитр или комиссия арбитров по сей день не пытались отнести тот или иной пор к одной категории во исключение всех прочих[210] [211]) и что «готовые» аналогии с частным правом, тем самым, условны и «в большинстве случаев ошибочны» . В этом нет ничего удивительного: частно-правовые нормы не могут полностью совпасть с ситуацией, возникшей на международно-правовом плане, где отсутствует единый законодатель[212] [213] [214] [215]. Первостепенная роль остается за конкретными обстоятельствами спора. Также не следует забывать, что указанные категории возникли несколько веков назад, и современное международное право с его неприятием захвата территории силой и признанием права народов 213 на самоопределение значительно изменило их содержание и пределы применения . Завершая анализ «классических» способов приобретения территории, можно указать еще на две важные концепции, часто упоминающиеся судами, арбитражами и специалистами в данной области. Речь о понятиях интертемпорального права и критической даты. Интертемпоральное право (англ. intertemporal law) - это теория, которая относится не только к территории, но также и к другим областям регулирования , является «базовой и 215 важной», «в особенности... ввиду долговременности существования государств» . Согласно арбитражному решению по Делу об о. Пальмас[216] [217] [218] [219] [220] [221], она имеет две стороны: во-первых, подразумевая, что к каждому значимому факту должно применяться современное ему право, и, во-вторых, требуя, чтобы «истец... поспева[л] за правом, чтобы сохранить свой титул» . Второй аспект (в особенности доведенный ad absurdo) не избежал критики - некоторые правоведы считают, что он может нанести ущерб стабильности, поскольку требует, чтобы государство постоянно поддерживало титул с учетом новых норм . Впрочем, эта критика снимается презумпцией сохранения титула у текущего суверена, которая следует, прежде всего, из сложности доказывания того, что титул был «оставлен» (англ. abandoned) государством или утрачен ввиду его молчаливой незаинтересованности в поддержании суверенитета над -219 соответствующей территорией . Критическая дата (англ. critical date) есть своего рода технический инструмент в помощь органу, разрешающему территориальный спор, а также продукт принципа справедливости (англ. equity). Согласно этой концепции , примененной в Деле об о. Пальмас и делах о Восточной Гренландии и о-вах Менкье и Экреос, орган по разрешению споров учитывает лишь те материалы, факты и доказательства, которые относятся к моменту до «кристаллизации» спора , дабы избежать предоставления несправедливого преимущества той стороне, которая после возникновения спора осознанно «активизировала» свои усилия по приобретению территории[222] [223] [224] [225]. Б.М. Клименко, основываясь на работе сэра Дж. Фицмориса, выделяет следующие моменты, которые могут быть признаны «критической датой» : 1) дату начала спора (этот критерий считается неудачным, так как подчас такую дату определить затруднительно); 2) дату первого заявления притязания (удовлетворительный критерий, если только притязание не является «бумажным»); 3) дату, связанную с усилиями по разрешению спора (здесь указываются три возможные даты, все из которых могут быть взяты за критические, если нет более ранних: а) дата, в которую одна из сторон прилагает все усилия для мирного разрешения спора, б) дата, в которую обе стороны прибегают к средствам мирного разрешения спора, и в) дата подачи предложения о передаче дела в суд или арбитраж); и 4) дату «выкристаллизования» спора, которая указывается как предпочтительная. При этом важно понимать, что необходимость в применении данной доктрины всецело зависит от обстоятельств дела, т.е. определять критическую дату требуется не во всех 224 случаях . Вышеизложенное позволяет проследить две важнейшие особенности международного права о территории. Во-первых, в отношении территории отсутствуют универсальные международные договоры или кодификации обычных норм, что, на наш взгляд, обусловлено тем, что «точные рамки (прав на территорию - Е.Н.) будут зависеть от конкретных обстоятельств» . Вопросы территории всегда конкретны, и неписаный характер определяющих их правовых норм дает государствам «пространство для маневра», а судье или арбитру - для усмотрения [226] . С первой особенностью тесно связана вторая: поскольку проследить действие международного права о территории возможно только на основании конкретных споров, практика судов, единоличных арбитров или арбитражей имеет для этой области особенное значение. При этом, так как орган, назначенный для разрешения спора, имеет четкую функцию - разрешить спор, - его размышления и выводы будут ограничены необходимостью выполнить эту миссию наиболее эффективно в контексте спора . Ввиду этого, рассмотренные нами «классические» способы являются, «в первую очередь, 228 г- 229 теоретическими моделями» , и не все могут быть применимы в современных условиях .