Суждение и предложение

Суждение и назначение предложений. Подобно понятию, сужде­ние выражается посредством языка. Но, как более сложная форма мышления, она облекается и в более сложную языковую форму.

Однако связь между ними неоднозначна. Всякое суждение выража­ется в предложении, но не всякое предложение выражает суждение.

Как известно, предложения по своему назначению (или цели высказывания) делятся на повествовательные, вопросительные и побудительные.

Повествовательные предложения и выражают собой суждения. На­пример: «Я потерял книгу'». Здесь сообщается что-то о чем-то — следо­вательно, содержится утверждение (или отрицание), которое может быть истинным или ложным. Другие примеры: «Криминалистика — наука», «Подсудимый невиновен»; «Пенсия будет повышаться».

Но связь здесь подвижна. Одно и то же суждение может выра­жаться в разных повествовательных предложениях. Например: «Ари­стотель является основателем науки логики»; «Воспитатель Алек­сандра Македонского — основоположник логики как науки».; «Великий Стагирит (Аристотель был родом из Стагиры. — Е. И.) положил начало логической науки».

В свою очередь, одно и то же предложение может заключать в себе разные суждения. Например, высказывание «Аристотель — ос­нователь логики» может быть использовано для выражения, по край­ней мере, трех мыслей: «Аристотель (а не кто-то другой) является основателем логики»; «Аристотель — основатель (а не просто один из представителей) логики»; «Аристотель — основатель логики (а не какой-то другой науки)». Аналогичные примеры: «Москва — столица России»; «Высшая цель — благо народа».

Повествовательные предложения, в свою очередь, могут быть не только двусоставными, но и односоставными (назывными, без­личными, неопределенно-личными и т.п.). Последние тоже выра­жают собой суждения. Возьмем, например, назывное предложение: «Весна». Достаточно поставить вопрос: «Что это за время года?» От­вет: «Весна» (или: «Это весна»). Здесь налицо суждение. Отсюда ста­новится ясным логический смысл различных наименований — вы­весок на зданиях, названий книг, кинофильмов, живописных полотен. Так, слово «суд», взятое безотносительно к чему-либо, зак­лючает в себе понятие и только. Но это же слово в качестве вывески на здании выражает уже суждение: «Это суд». И оно может быть как истинным, так и ложным — в зависимости от того, висит ли вывес­ка на здании суда или театра. В этой связи вспоминается случай. Как- то под Ленинградом мы с женой осматривали галерею скульптур­ных портретов великих людей, расположенную под открытым небом. На одном из постаментов находился бюст худощавого с умным ли­цом человека, а подпись гласила: «Сенека». Я не поверил своим глазам. На противоположной стороне галереи стоял бюст другого

человека — круглолицего и бородатого. Подпись, однако, гласила: «Цицерон». Я обратил на это внимание экскурсовода: «Вот этот Се­нека — не Сенека, а этот Цицерон — не Цицерон». Внимательно присмотревшись, она согласилась. Оказывается, после уборки бюс­ты были расставлены неправильно. Поэтому надписи-суждения под ними стали ложными.

Еще примеры. «Преступление» и «наказание» — слова, выра­жающие лишь понятия из юридической области. Эти же слова, взятые Достоевским в качестве названия своего известного произ­ведения, — уже суждение: «Это роман “Преступление и наказа­ние”». Интересно отметить, что до наших дней дошел замечатель­ный литературный памятник Древней Руси, который назывался именно так: «Се (это) повести временных лет...»

Безличные предложения тоже выражают суждения, например: «Морозит», «Грустно», хотя предмет мысли здесь лишь подразуме­вается (внешняя среда; человек, испытывающий определенное ду­шевное состояние).

Суждение, взятое в единстве с его языковой формой — пове­ствовательным предложением, именуется в символической логике «высказыванием» (отсюда — «логика высказываний»).

Вопросительные предложения, наоборот, не выражают сужде­ний. Их логическая природа иная, и она специально исследуется в такой отрасли логики, как «логика вопросов».. Эта отрасль ныне интенсивно развивается, что обусловлено рядом обтоятельств, и прежде всего — потребностями развития компьютерной техники, где все большую роль играют диалоговые и другие системы. Однако логика вопросов имеет не только сугубо техническое, а и более широкое, общенаучное и практическое значение.

Если, как сказано, вопросительные предложения не выражают суждений, то что же они тогда представляют собой? Рассмотрим пример: «Найдена ли книга?» Здесь непосредственно нет ни утвер­ждения, ни отрицания. Иначе мы сказали бы просто: «Книга найде­на» (или «Книга не найдена»). В вопросительных предложениях суж­дения содержатся лишь в скрытом виде, имплицитно: «Книга существует», «Книга потеряна», «Книгу ищут». Однако логическая сущность вопроса к такого рода суждениям отнюдь не сводится. Он представляет собой посредствующее звено между одними, извест­ными суждениями и другими, новыми. Вот почему вопрос всегда предполагает ответ («Книга найдена» или «Книга не найдена»). Это и есть новое суждение.

Не будучи ни утверждением, ни отрицанием, вопрос не может быть также истинным или ложным. Он бывает лишь правильным

и неправильным. Это всецело зависит от того, какие суждения ле­жат в его основе — истинные или ложные. Например: «Закончил ли Аристотель чтение лекций в нашей Академии?» Здесь предполага­ются ложные суждения о том, что «Аристотель жив», что зачем-то «Он приехал в нашу Академию» и в настоящее время «Он читает здесь лекции». Следовательно, и самый вопрос, основанный на них, сформулирован неправильно.

Вопрос как особая логическая операция, тесно связанная с суж­дением и в то же время отличная от него, также возникает в процессе практической деятельности людей.

Познавательная роль вопросов очень велика. Наряду с суждени­ями они позволяют осуществлять процесс научного познания, дви­гаться от незнания к знанию, от менее полного знания к более полному, более точному и глубокому. Форму вопроса нередко при­нимают цели и задачи исследования, научные проблемы, гипотезы и т.д., без которых не может быть развития науки.

Вопросы весьма часто используются в практике общения — как средство получения новой информации, расширения кругозора, выяснения отношений. При знакомстве мы спрашиваем: «Как Вас зовут?»; «Учитесь или работаете?»; «Сколько Вам лет?».. При встрече со знакомыми или друзьями: «Как живы-здоровы?»; «Что нового?». Даже последний пьяница-забулдыга желает знать от своего собу­тыльника об отношении к себе: «Ты меня уважаешь?»

Вопросно-ответная форма — эффективное средство осуществ­ления учебного процесса. Эта форма широко применяется врачами во время беседы с больными. Ее широко используют в интервью с известными людьми — в печати, по радио, телевидению.

Она особенно важна также в юридической практике — напри­мер, когда ведется расследование какого-либо дела, а также в ходе самого суда. «Вопросы здесь задаю я» — эта фраза следователей и судей стала крылатым выражением.

Вопросно-ответные ситуации предполагают выполнение ряда требований.

Другое требование: сам вопрос должен быть сформулирован точ­но и определенно — так, чтобы был возможен правильный ответ. Если я во время экзамена спрошу студента: «Что Вы думаете о логи­ке?» — то это вопрос неопределенный, так как думать о логике, вообще говоря, можно что угодно. Поэтому он в состоянии поста­вить в тупик даже самого умного студента.

Иногда вопрос лишь кажется неясным или неопределенным, но только потому, что ответ на него неясен или неизвестен. Во вре­мя экзамена бывает так, что студент говорит: «Я не понимаю воп­роса». Это зачастую означает, что он не знает ответа.

Особые требования предъявляются и к самим ответам. Посколь­ку ответ принимает форму суждения, то он прежде всего должен быть истинным. Это не всегда удается на практике, но стремиться к этому необходимо.

Надо также учитывать, что всякое суждение принимает форму утверждения или отрицания. Поэтому, если на поставленный воп­рос ответ дается утвердительный, то тем самым признается все, что стоит за самим вопросом. Но если что-то не признается, то это дол­жно быть специально оговорено. Вспомним поучительный анекдот. «Верно ли, что Петров выиграл в лотерею «Волгу»?» — «Верно, но не Петров, а Сидоров, и не «Волгу», а сто рублей, и не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл».

Ответ, далее, должен быть не только истинным по содержа­нию, но и правильным по форме: он должен соответствовать вопро­су. Если на точно сформулированный вопрос дается неполный или избыточный ответ, то это, строго говоря, логическая ошибка.

На определенный вопрос требуется давать определенный ответ. Но вот что получается, если это требование не соблюдается. В одном интервью на вопрос корреспондента известному артисту: «Алкоголь мешает или способствует сближению?» был дан ответ: «Навряд ли. Не очень уверен. Вообще даже не уверен. И вообще даже против».

Ответа не получилось. Вот почему заметка об этом была характерно названа: «Так мешает или способствует?» (МК в воскресенье. 4 фев­раля 2001 г.).

Наиболее важные аспекты юридических вопросно-ответных си­туаций специально оговорены в законодательстве. Так, в Уголовно­процессуальном кодексе Российской Федерации, в гл. 26. «Допрос» (который как раз и состоит из вопросов и ответов), в частности, подчеркнуто, что «задавать наводящие вопросы запрещается»; «ад­вокат присутствует при допросе, но при этом не вправе задавать вопросы свидетелю и комментировать его ответы»; «после дачи по­казаний следователь может задавать вопросы каждому из допраши­ваемых лиц. Лица, между которыми проводится очная ставка, могут с разрешения следователя задавать вопросы друг другу».

Во время суда при допросе подсудимого «председательствую­щий отклоняет наводящие вопросы и вопросы, не имеющие отно­шения к уголовному делу»; «Суд задает вопросы подсудимому после его допроса сторонами» (ст. 275); «никакие вопросы к подсудимому во время его последнего слова не допускаются» (ст. 293). В ст. 299 «Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора», да­ется их подробный перечень.

Особенно тщательно в УПК РФ разработаны вопросно-ответ­ные ситуации в суде с участием присяжных заседателей. Так, со­гласно ст. 328: «Председательствующий разъясняет кандидатам в присяжные заседатели их обязанность правдиво отвечать на задан­ные им вопросы ...». В ст. 338 предусмотрена «постановка вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями». В ст. 339 рас­крыто содержание вопросов присяжным заседателям. Здесь выделе­ны 3 основных вопроса: доказано ли деяние; доказано ли, что его совершил подсудимый; виновен ли он.

Выдвигаются особые требования к вопросам, задаваемым во время судебного заседания: «Формулировки вопросов не должны допускать при каком-либо ответе на них признания подсудимого виновным в совершении деяния, по которому государственный об­винитель не предъявлял ему обвинения либо не поддерживал обви­нения к моменту постановки вопросов» (ст. 339). После основного вопроса о виновности подсудимого могут ставиться частные вопро­сы о таких обстоятельствах, которые увеличивают или уменьшают степень виновности, либо изменяют ее характер, влекут за собой освобождение подсудимого от ответственности (причем сами эти вопросы специально указываются — см. ст. 339).

Перед совещанием присяжных заседателей председательствую­щий обращается к ним с напутственным словом. И снова в нем речь

идет о вопросно-ответной ситуации. Председательствующий разъяс­няет порядок совещания, в частности, — «подготовки ответов на поставленные вопросы, голосование по ответам и вынесение вер­дикта» (ст. 340).

Наконец, вынесение самого вердикта предполагает голосование «за утвердительный ответ» и «за отрицательный ответ». При этом формулируется специальное требование к ответам:

«Ответы на поставленные перед присяжными заседателями воп­росы должны предусматривать собой утверждение или отрицание с обязательным пояснительным словом или словосочетанием, рас­крывающим или уточняющим смысл ответа» («Да, виновен»; «Нет, не виновен»).

Особой тщательности формулировок требуют вопросы, имею­щие большое общественное значение, — например, выносимые на всенародный референдум. Так, в марте 1991 г., еще в условиях существования СССР, состоялся первый Всесоюзный референдум по вопросу: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Со­ветских Социалистических Республик как обновленной Федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национально­сти?» Столь сложный вопрос был сформулирован не вполне кор­ректно. Он задавался еще в условиях старого Союза, и не было ясно, в какой мере этот Союз будет обновлен. Тот, кто хотел быть против сохранения Союза, выходит, выступал бы против его обновления. А тот, кто желал обновления Союза, вовсе не обязан был голосо­вать за его сохранение.

От вопросительных предложений в собственном смысле отлича­ются так называемые риторические вопросы. Как и повество­вательные предложения, они по существу тоже выражают собой суж­дения, но в особой, специфической форме. Например: «Как тебе не стыдно?» Здесь лишь усиливается категоричность, безусловность суждения: «Ты должен этого стыдиться». Еще пример. «Кто не любит хорошо поесть?» Или цицероновское: «Quousque tandem?» («До ка­ких пор, наконец?»), которым лишь подчеркивалось его гневное не­терпение: «Пора этому положить конец». У Н. Гоголя: «И какой же русский не любит быстрой езды?»

Отсюда ясно, что риторический вопрос не требует ответа. «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?» — вопрошает Лен­ский в романе Пушкина «Евгений Онегин». Разве здесь требуется конкретный ответ — куда именно они удалились? Нет, этим лишь подчеркивается печальная мысль, что «весны... златые дни» ушли безвозвратно. У того же Пушкина: «Что же и составляет величие

человека, как не мысль?» взятое нами в качестве эпиграфа ко всей книге. Разве Пушкина интересуют здесь помимо мысли еще какие- либо составляющие величия человека? Любопытно отметить, что, говоря о риторических вопросах, мы сами невольно использовали их: «Разве здесь...»

Множество примеров использования риторических вопросов можно найти и в современной художественной литературе. Так, у известного поэта и прозаика В. Сысоева находим: «Что знали бы мы о горьком, не будь сладкого?» Это эквивалентно суждению- утверждению: «Все познается в сравнении». Или: «Где кончается раздражительность и начинается гнев?» Здесь на конкретном при­мере демонстрируется великая философская диалектическая мысль: как и в природе, в общественной жизни нет жестких разграничи­тельных линий между явлениями; одно переходит в другое посте­пенно, незаметно, так что грань указать невозможно. И еще почти шутливое: «Надо ли помогать друзьям садиться в лужу?» Ответ ясен сам собой.

Своеобразие риторических вопросов позволяет воспользоваться ими как средством создания остроты. В этой связи юристам полезно поразмышлять над мудрым высказыванием Козьмы Пруткова о единстве и многообразии законов: «Если бы вся Вселенная обра­тилась в одно государство, то как не установить повсюду одинако­вых законов?»

Побудительные предложения подобно вопросительным тоже ос­нованы на каких-либо суждениях. Например: «Найдите книгу!» Здесь предполагается, что «Книга существовала», «Книга потеряна», «Кни­га необходима». Однако логический смысл и назначение таких пред­ложений состоят не в констатации этих фактов, а в побуждении кого-то к совершению действия, требовании, пожелании, просьбе. Аналогичный пример: «Встать, Суд идет!»

Побуждения — тоже продукт деятельности людей. В ходе их со­вместных действий возникает потребность в том или ином волеизъ­явлении, проявлении чувств и т. п. Она и находит свое конкретное выражение в побудительных предложениях.

Познавательное значение побуждений также велико. В них так или иначе закрепляется человеческая мудрость, основанная на опыте и знаниях. Вот почему многие побудительные предложения стали своего рода афоризмами, превратились в пословицы и поговорки. «Не судите, да не судимы будете», — сказано в Священном Писа­нии. «Познай самого себя!» — изречение, высеченное на колонне при входе в храм Аполлона в Дельфах (Греция). «...Старайся быть точен, как свидетель при показаниях», — советовал Цицерон.

А как актуально ныне звучат такие высказывания: «Голосуй за человека, который обещает меньше всех, будешь меньше всех разо­чарован»; «Если хочешь узнать, что представляет собой человек, дай ему власть», «Надейся на лучшее, а приготовься к худшему».

Побудительные предложения широко используются в художе­ственной литературе — и нередко тоже для выражения глубокой философской мысли, назидания, остроты или шутки. Так, у того же В. Сысоева: «На пороге вечности не ноги вытирай, а душу отмы­вай»; «Забудь о неизбежности, помни о выборе»; «Не надо помогать всему человечеству, помоги хотя бы одному».

Итак, каждому из типов предложений соответствует своя логи­ческая форма: повествовательному предложению — суждение; воп­росительному — вопрос как форма перехода от одного суждения к другому; побудительному — побуждение кого-то к чему-то. Вопро­сительные и побудительные предложения, хотя и заключают в себе суждения, но отнюдь не сводятся к ним. Вот почему мы сказали, что всякое суждение есть предложение, но не всякое предложение есть суждение.

Суждение и структура предложения. Неоднозначны отношения также между структурой суждения и структурой предложения. В наи­более общем виде различие между ними сводится к тому, что в мышлении людей, говорящих на самых разных языках, суждение имеет одну и ту же структуру, а предложения в этих языках строятся по-разному.

Но и в рамках одного и того же языка — например, русского — структуры суждений и предложений различны. Так, в суждении лишь два взаимосвязанных члена: субъект и предикат. А в предложении могут быть как главные члены — подлежащее и сказуемое, состав­ляющие его грамматическую основу, так и второстепенные — опре­деление, дополнение, обстоятельство.

Нет однозначного соответствия даже между субъектом и преди­катом суждения, с одной стороны, подлежащим и сказуемым пред­ложения — с другой. Такое соответствие может иметь место лишь в простых нераспространенных предложениях типа: «Роза красна», «Люди смертны», «Суд идет». В распространенных же предложениях дело обстоит сложнее. Так, в предложении «Любой, кто получил выгоду от преступления, виновен в его совершении» подлежащее — «любой», а сказуемое — «виновен». Субъект же заключенного здесь суждения выражен группой подлежащего: «любой, кто получил выгоду от преступления», а предикат — группой сказуемого: «вино­вен в его совершении». Причем может быть и обратная ситуация, когда субъект суждения выражен в предложении сказуемым (или

его группой). Например: «Выдающимся русским писателем являет­ся М. Шолохов». Здесь субъект суждения — «выедающийся русский писатель» выражен группой сказуемого, а предикат — «М. Шоло­хов» — подлежащим. Более сложный, юридический пример: «Разре­шено все, что не запрещено законом». Субъект суждения здесь вы­ражен сказуемым («то, что разрешено»), а предикат — группой подлежащего («все, что не запрещено законом»).

Наконец, субъект и предикат суждения подвижны, тогда как подлежащее и сказуемое предложения неподвижны.

Примеры. «Суд состоится». Субъект суждения выражен здесь под­лежащим предложения — «суд», а предикат — сказуемым «состоит­ся» (ср.: «Суд есть то, что состоится»). «Суд состоится завтра». Пре­дикат здесь выражен уже другим словом — «завтра» (ср.: «День, когда состоится суд, — это завтра»). «Суд состоится завтра в Москве». Предикат выражен третьим словом — «Москва» (ср.: «Город, где состоится завтра суд, — Москва»).

Причина подвижности предиката — в его характере как носите­ля новизны.

Чтобы выявить логический смысл предложения, надо найти в нем субъект и предикат суждения. А это, как очевидно, не простая задача. Ведь они подвижны и могут выражаться в предложении раз­ными способами. Знание таких способов имеет огромное практи­ческое значение для точного выражения наших мыслей. О каких же конкретно способах идет речь?

Прежде всего это соответствующая грамматическая форма предложения. Оно может быть построено так, чтобы субъект суж­дения был выражен непременно подлежащим (или его группой), а предикат — сказуемым (или его группой). Если, например, мы хотим высказать мысль, что именно Петров, а не какой-то другой адвокат, будет выступать в суде, то ей можно придать следующую грамматическую форму: «Адвокат, который будет выступать в суде, — это Петров». Но если мы хотим выразить другую мысль, что Петров будет выступать именно в суде, а не на коллегии адво­катов, то можем грамматически оформить ее так: «Место, где бу­дет выступать адвокат Петров, — это суд». Правда, при таком спо­собе выражения мысли сама конструкция предложения может оказаться искусственной или громоздкой. Поэтому ограничивать­ся им нельзя.

Другой способ — поряДок слов в предложении. Его суть в том, что все известное в суждении сдвигается в сторону субъекта, в начало предложения, а предикат как носитель новизны ставится в конце. Представим себе, что психолог читает лекцию о корыстолюбии как

одной из психологических черт личности и, в частности, раскрывает роль корысти в совершении преступлений. Как же в этом случае можно построить фразу? «Корысть — основной мотив преступле­ний». Здесь «корысть» — субъект, а «основной мотив преступле­ний» — предикат. А если лекцию читает юрист и она посвящена другой теме — преступлениям, в частности их мотивам? Тогда пра­вильнее построить фразу иначе: «Основной мотив преступлений — корысть». Почему? Потому что субъектом здесь является «основной мотив преступлений», а предикатом — «корысть».

Порядок слов используется в практике мышления нередко. Так, в Священном Писании сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Здесь «Слово» стоит то в конце предложения, то в его начале. Почему? Потому что в разных предло­жениях оно несет совершенно различную смысловую нагрузку. В пер­вом оно выражает новое знание, следовательно, выступает преди­катом (ср.: «То, что было в начале, — это Слово»). Во втором и третьем оно выражает уже известное, т.е. является субъектом, а но­вое знание воплощено в словах: «у Бога» и «Бог».

С этих позиций понятен также порядок слов в «Фаусте» Гете: «В начале было дело».. Здесь содержится совершенно иной ответ на тот же вопрос: «Что было в начале?» «То, что было в начале, — это дело». Но если мы по поводу какой-то иной ситуации скажем: «Дело было вначале» («а отдых был потом»), то слово «дело» будет выражать уже субъект, а «вначале» — предикат (ср.: «Делу — время, потехе — час»). Еще примеры: «Мы — не рабы», «Рабы — не мы»; «Люди — не боги», «Боги — не люди». Субъект и предикат здесь меняются потому, что в этих предложениях заключены совершенно разные мысли.

Еще одним из способов выражения предиката служит логичес­кое ударение. В устной речи оно достигается усилением голоса, а на письме — подчеркиванием. Так, в предложении «Преступление про­изошло вчера» при одном и том же порядке слов, но с помощью логического ударения могут быть выражены три разные мысли: «Пре­ступление (а не какое-то другое событие) произошло вчера»; «Пре­ступление произошло (а могло не произойти) вчера»; «Преступле­ние произошло вчера (а не позавчера и не сегодня)».

Наконец, к способам выражения субъекта и предиката относит­ся контекст. Например, трудно сразу определить логический смысл, т.е. найти субъект и предикат в известном высказывании акад. И.Пав- лова: «Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека». Здесь помогает контекст. О чем идет речь в предыдущей фразе? О науке. «Наука требует от человека всей его жизни». Значит,

в последующей фразе субъектом будет уже не «наука», а «то, что требует наука от человека», предикатом же — «большого напряже­ния и великой страсти».

Знание способов выражения субъекта и предиката в предложе­нии позволяет правильно устанавливать логическую структуру суж­дения. А это, в свою очередь, необходимо для правильного преобра­зования суждений и построения умозаключений.