О. С. Иоффе О. А.Красавчиков О КРИТИКЕ НАУКИ И НАУЧНОСТИ КРИТИКИ

Если бы о советской науке гражданского права вообще и особенно о ее отношении к правовому регулированию хозяйственной деятельности не было другого источника информации, кроме появившейся в 1977 г.

Во-первых, она не оправдана исторически. Само ее существование до 1929 г. было связано только с нэпом; «в 1929 - 1938 гг. общецивили- стический подход к регулированию хозяйственных отношений не встре­тил поддержки ни в теории, ни на практике»; уготованное же ему «моно­польное положение на протяжении восемнадцати лет» (1938 - 1955) «явилось не следствием развития экономики и права, не следствием на­учных достижений, а следствием искусственного насаждения такого под­хода не без использования мер административного характера» (с. 14 - 15).

Во-вторых, «сомнительной исторической обоснованности» (с. 16) сопутствует сомнительный понятийный аппарат. Этот аппарат «позаим­ствован из «домохозяйственного» прошлого» и, стало быть, сформиро­вался еще до 1929 г. В то же время «нередко вместо приспособления ста­рых конструкций к новым условиям, стремились приспособить условия к старым конструкциям» (с. 15).

В-третьих, все подчинено не столько потребностям жизни, сколько ослепленности «узковедомственными цивилистическими интересами», и делается не ради общественной пользы, а «ради сохранения престижа об- щецивилистической концепции» (с. 21 - 22). Хотя, например, совершенно ясно, что «горизонтальные отношения неразрывно связаны с вертикальны­

ми хозяйственными отношениями», этот бесспорный вывод отвергается только потому, что «требует отказа от ряда канонов общецивилистической теории» (с. 11). И, наоборот, хотя никто не сомневается в отсутствии пред­метного единства, именно у гражданского права в цивилистическом его истолковании этот факт стремятся дезавуировать любыми средствам: предмет регулирования подменяют методом, термин «гражданское пра­во» - термином «гражданско-правовое регулирование», делая вид, будто «неадекватность указанных терминов вроде бы не замечается» (с.

В-четвертых, коренными пороками характеризуется само научное содержание советское цивилистической доктрины. Во всяком случае, «применительно к правовому регулированию хозяйственных отношений в цивилистическом портфеле накопилось много устаревших представле­ний, бесплодных абстракций, фикций и надуманных конструкций» (с. 68). Обращает также на себя внимание «неблагополучность (ущербность) ци- вилистического подхода» вообще, проявляющаяся как в отрицании «раз­личия между сферой производства и сферой личного потребления», так и в признании «социалистического общественного производства... всего лишь разновидностью товарного производства» (с. 65).

В-пятых, «неблагополучность (ущербность)» этой доктрины в науч­ном отношении привела к отрицательному ее влиянию на практическую деятельность - начиная от работы по обеспечению подготовки юристов для народного хозяйства и кончая законотворчеством Советского государства.

Подготовка юридических кадров для народного хозяйства вообще никогда не рассматривалась цивилистами как самостоятельная проблема, и поставленная со всей остротой в последнее время она «вызвала проти­водействие со стороны представителей общецивилистической мысли» (с. 46). Но если тем не менее многое уже сделано для ее разрешения, то не на базе, а «вопреки цивилистической концепции при прямом или завуа­лированном сопротивлении отдельных цивилистов» (с. 48).

Что же касается законотворческой деятельности Советского госу­дарства, то цивилистическая доктрина, обретая благодаря длительному своему господству «определенную респектабельность», использовала ее для соответствующего воздействия «на формирование представлений о правовом регулировании хозяйственных отношений» (с. 4). При этом оценка проектируемых законодательных нововведений производится по единственному критерию - «колеблет или нет нововведение цивилисти- ческую концепцию» (с. 41). Так «редактировались цивилистами в свое время статьи проекта Основ», чем и обусловлены их «недостатки в рег­ламентации.

звала также многие другие нежелательные последствия, породив «фик­цию урегулированности ряда отношений, в то время как на самом деле они остались неурегулированными» (с. 24).

Присоединив к изложенным наиболее тяжким обвинениям осна­щающий их словесный инструментарий вроде «цивилистических догм», «цивилистических постулатов», «цивилистической фразеологии» и др., можно составить представление и об облюбованном автором стиле.

Конечно, стиль - это человек, и тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить. Однако главные причины, из-за которых публикация В. К. Ма- мутова не должна быть обойдена вниманием, кроются в другом. Такого похода против целой отрасли знаний, воплощенной в тысячах научных трудов и нашедшей тысячи жизненных подтверждений, не было чуть ли не со времен противопоставления мичуринской биологии генетике. А если учесть стоящие за этой отраслью знаний действительные факты ис­тории и современности, то можно утверждать, что ее не было никогда.

В самом деле, должна ли доказывать свою историческую обоснован­ность юридическая наука, ведущая концепция которой отражается совет­ским гражданским законом неизменно - начиная от гражданских кодек­сов 20-х годов, разработанных под руководством В. И. Ленина, и кончая действующими Основами гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.? Мыслима ли такая стабильность в отноше­нии советского закона к науке, загроможденной бесплодными абстрак­циями и фикциями, приспосабливающей новые условия к старым конст­рукциям, пренебрегающей общественной пользой в своекорыстных инте­ресах, идущей на любые ухищрения ради защиты своей первозданности? И каким образом отредактированные цивилистами под ущербным для народного хозяйства углом зрения Основы гражданского законодательст­ва спустя почти 15 лет после их принятия были оценены в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 25 июня 1975 г.^[1329]как норматив­ный акт большого народнохозяйственного значения? Но поскольку они такое значение имеют, то не принял ли по-иному к ним относящийся В.

Перечисленные факты настолько весомы и значимы, что невозможно поверить в намеренное их игнорирование. Но так как всем своим содер­жанием брошюра идет им наперекор, то, быть может, дело вовсе не в

злом умысле, а в редкостной душевной простоте? И действительно, кое- что не обошлось без явного простодушия.

При достаточной исторической осведомленности трудно было бы категорически утверждать, что восприемницей хозяйственно-правовой концепции 30-х годов, основанной на едином регулировании имущест­венных отношений между любыми субъектами, стало не защищающее такое же единство учение о гражданском праве, а принципиально исклю­чающее его современное учение о хозяйственном праве. Не возникло бы также предположения, что раз в 1929 - 1938 гг. последовал запрет как на сам термин «гражданское право», так и не обозначаемое им понятие, зна­чит, гражданско-правовые идеи и по существу не находили тогда ни тео­ретической, ни практической поддержки. А поскольку указанный запрет проводился в жизнь «не без использования мер административного ха­рактера», то, хотя последние несовместимы с наукой в принципе, при­шлось и для его отмены воспользоваться мерами, аналогичными по со­держанию, но противоположными по целенаправленности. Иначе не поя­вилась бы не только нынешняя, но и та урезанная в своем объеме наука гражданского права, с которой В. К. Мамутов готов смириться.

Не менее наивна и формула: там, где взаимосвязаны регулируемые отношения, в отрасль права объединяются регулирующие их юридиче­ские нормы. Ведь, несмотря на единство советской экономики, конструк­ция хозяйственного права не достигает такого же логического объема! Более того, даже не отрасль права, а обращенную к экономике отрасль законодательства не соглашаются считать хозяйственной из опасения перед коварным замыслом «настолько расширить его рамки, чтобы хо­зяйственное законодательство потеряло всякую определенность» (с.

Да что там трудовые отношения! Если хозяйственное законодатель­ство - одно, а бюджетно-финансовое, горное, водное, земельное - другое, если в юридической сфере торговое обслуживание населения преспокой­нейшим образом отделяется от хозяйственной деятельности розничных торговых предприятий, а пассажирская перевозка - от работы транспорт­ных организаций, то не строится ли многообещающее соотношение меж­

ду «связанностью» и отраслью скорее по модели «корреляционной», чем «жесткой функциональной связи» (с. 61)? Размышление над этими вопро­сами, право же, существенней поисков подмены предмета методом в игре словами «гражданское право» и «гражданско-правовое регулирование». Вместе с тем для обращения с ними к автору брошюры куда больше ос­нований, чем для фантастических домыслов о смешении цивилистами общественного производства с личным потреблением или социалистиче­ского производства с товарным производством вообще.

Окажись эти домыслы правдивыми хоть на йоту, никому не пришло бы в голову сопровождать их призывом к сотрудничеству. Сотрудничать с теми, кто не понимает разницы между общественным производством и личным потреблением, бессмысленно, а если сюда примешивается ото­ждествление социалистического производств с товарным вообще, то да­леко небезопасно. Но В. К. Мамутов, не удовольствовался бы простым только сотрудничеством. Он требует солидарности, взывая к ней в таких задушевных выражениях, что тут и сетовать не на что: приходится лишь разводить руками: «Юристы должны проявлять солидарность в реше­нии..., способствующем совершенствованию права.

B. К. Мамутов как-то не подумал. И не только не подумал, но даже и мысли не допускает, а не допуская ее, проходит мимо многочисленных расходящихся с его воззрениями практических рекомендаций.

Мало ли, что в двух выступлениях 1975 г. поддержан план кодифи­кации хозяйственного законодательства по определенным разделам и систематизации его по разработанной схеме!^[1330]Всеобъемлющий кодекс или всеобщие Основы там не проектируются - следовательно, авторы «ничего не говорят, как нужно решать поставленные задачи по совершен­ствованию законодательства» (с. 44). Поди какое дело - предложение

C. С. Алексеева и В. Ф. Яковлева издать Основы хозяйственного законо­дательства^[1331]. Оно всего лишь «несколько отличается от структуры проек­та, предложенного представителями хозяйственно-правовой концепции», о чем авторы, к сожалению, не упоминают (с. 20 - 21). Правда, идея Ос­

нов на почве указанной концепции появилась вследствие еще одного от­клонения идеи Хозяйственного кодекса в официальных инстанциях. К тому же устремленная к отделению хозяйственного законодательства от административного и гражданского она не имеет ничего общего с предло­жением С. С. Алексеева и В. Ф. Яковлева развивать именно в гражданском и административном законодательстве общие принципы Основ. Но обо всем этом, тоже, видимо, к сожалению, В. К. Мамутов предпочитает умал­чивать. Умалчивать твердо и настойчиво, невзирая на глубочайшую убе­жденность в том, что «фигура умолчания - свидетельство слабости кон­цепции» (с. 49).

Как видим, простодушие в науке гораздо менее сентиментально, чем в обыденной жизни. Но зато в познавательной сфере куда доступней об­щепринятые меры его преодоления. Посмотрите, с какой убежденностью произнесены слова: «Пишется, например, что при продаже (?) одним предприятием своей продукции другому отношения облекаются в стои­мостную форму, а при наделении предприятия основными и оборотными средствами отношения носят организационный характер... Но ведь и во втором случае отношения облекаются в стоимостную форму. Эта форма имманентна даже самому понятию основных и оборотных средств» (с. 50). Все как будто бы логично! Однако, если бы союз юристов с эко­номистами был установлен не на словах, а на деле, и не в одних только целях совершенствования хозяйственного законодательства, многое про­яснилось бы очень скоро. Экономически продажа есть и там, где юриди­чески применяется поставка; основными и оборотными средствами мате­риальные объекты становятся не в процессе, а после наделения ими как элементы самого производства, но не его организации; стоимостная фор­ма неспособна проявиться без самого товара или при его движении по нетоварным каналам. Не следует также замыкаться на экономической науке. Важна и наука логики. Без нее еще можно заподозрить цивилистов в том, что вне их опасения перед родственностью по предмету хозяйст­венно-договорных отношений хозяйственно-управленческим «не было бы вообще необходимости привлекать метод регулирования в качестве клас­сификационного признака» (с. 12 - 13). Но проявляемая к этому методу повышенная подозрительность рассеивается тотчас же, как только обна­руживается логическая неосуществимость классификации, отторгнутой вовсе от признаков классифицируемого материала. Существенна в конце концов и сама юридическая наука. Подумать только, каким повышенным беспокойством вызвано полное тревоги предупреждение, будто плановые предпосылки хозяйственных договоров освещаются в цивилистических учебниках специально для того, чтобы «.воспрепятствовать. концен­

трации... всей тематики... правового регулирования хозяйственных от­ношений» в курсе хозяйственного права (с. 48). Но имеется ведь такое распространенное научно-правовое понятие, как юридические факты. И, освещая их в качестве плановых предпосылок хозяйственных договоров, цивилисты вторгаются в «вертикальную» сферу не в большей степени, чем, например, криминалисты вторгаются в физиологию или психиатрию, привлекая юридические факты, значимые для уголовного права. Так что волноваться, собственно, не о чем.

И, следовательно, хотя даже самое невинное простодушие науке противопоказано, главная опасность не в нем. Несравненно серьезнее действующие в том же направлении некоторые сознательно используе­мые приемы, пусть и привлекаемые в расчете на более или менее наивно­го читателя. Проследите за тем, как это делается.

Противник общецивилистических и приверженец комплексных ис­следований, В. К. Мамутов сперва обращается к заимствованной из граж­данско-правовых источников их характеристике. «... Такое творчество, - цитирует он, - лишь в сравнительно небольшом числе случаев остается собственно цивилистическим по своему непосредственному содержа­нию. оно перестает быть цивилистическим и становится комплексным исследованием». Но что такое комплексное исследование? Об этом про­цитированный источник как раз и сообщает там, где В. К. Мамутов пред­почел многоточие: «И если, наряду с гражданско-правовыми, в работе решаются проблемы иной отраслевой принадлежности, то при опреде­ленном их соотношении меняется научный профиль произведения. »^[1332], а дальше - «оно перестает быть.» и все остальное, воспроизводимое В. К. Мамутовым. Итак, комплексное исследование - значит межотрасле­вое, в том числе гражданско-правовое. А вот что многоточие позволило написать В. К. Мамутову: «Другими словами, эти исследования переста­ют быть цивилистическими и становятся хозяйственно-правовыми» (с. 7). Слова-то, конечно, другие. Но станет ли читатель проверять, что скрыва­ется за многоточием? Если станет, тогда предстоит маленькая неловкость: цитирующий, выходит, согласен с тем, что хозяйственное право - не от­раслевое, а межотраслевое образование? Но зато, если не станет (да и ко­гда еще станет!), откроется широчайший простор для многих выводов и упражнений.

Прежде всего, в переиначенном истолковании зазвучала как звонкий хозяйственно-правовой афоризм сама фраза - «перестает быть цивили-

стическим и становится комплексным исследованием». Поэтому повторя­ется она многократно, при каждом подходящем случае, с нескрываемым наслаждением. И хотя теперь выяснилось, наслаждается автор не цита­той, а самим собой, читатель его брошюры не мог же об этом знать! Так почему бы не прибегнуть к повторениям, которые, гляди, и вовсе уверят читателя, что проверять тут в общем нечего?

Затем, комплексной тематикой занимаются не только сторонники хозяйственно-правовой теории, но и многие цивилисты. Значит, перефра­зируя переиначенное, можно утверждать, что они перестали быть циви­листами и стали «хозяйственниками»? Но это было бы, что называется, слишком «в лоб». Лучше по-иному: в основном тексте отметить, что для них «предметом изучения... является регулирование горизонтальных хо­зяйственных отношений», а в сноске к этой именно фразе привести слова «такое творчество. становится комплексным», то бишь хозяйственно­правовым (с. 7).

Далее, раз от гражданского права «отпочковалось хозяйственное право в качестве науки», одни цивилисты сосредоточены на хозяйствен­ных отношениях (с намеком на комплексность их исследований), дру­гие - на имущественных и личных правах граждан (о комплексности большинства таких исследований нет и намека), стало быть, «наука граж­данского права по своему содержанию уже давно не есть нечто единое» (с. 7 - 8). Но почему «отпочкование» хозяйственного права в лице одних только его представителей, не изменив объема гражданско-правовой нау­ки, сказалось на ее единстве? Почему вообще единство науки упраздняет­ся проводимой внутри нее специализацией? Давать объяснения по такого рода вопросам у В. К. Мамутова нет ни желания, ни времени. Ему важен вывод, а не посылка. Почему вывод?

Тут-то и скрывается самое сокровенное! «В противовес теории хозяй­ственного права, якобы посягающей на единство правового регулирования имущественных отношений», цивилисты называют свое учение «теорией единого гражданского права», а это начисто опровергается приведенными доказательствами об отсутствии у цивилистической доктрины какого-либо внутреннего единства (с. 7). Вот вожделенная цель, к достижению которой автор двигался, не отступая ни на шаг. Остается лишь узнать, а что, если читатель не будет застигнут врасплох и рано или поздно обнаружит под­становку одного под другое - единства гражданско-правовой науки под единство гражданско-правового регулирования? Судя по тону брошюры, подобная возможность допускается не больше, чем для отыскания разницы между «комплексным» и «хозяйственно-правовым».

Ну, а поскольку комплексная - это и есть хозяйственно-правовая специализация, нужно успеть, пока не замечено их несовпадение, про­вести срочные организационные мероприятия. Вот как выглядят неко­торые из них. Стр. 51: «Все то, что относится к хозяйственному законо­дательству, должно быть передано в курс хозяйственного права, а все то, что относится не к хозяйственному законодательству, должно ос­таться в курсе гражданского права». Какая четкая система и какое ясное размежевание, не правда ли? Стр. 55: «Одновременно с намеченным размежеванием» следует покончить с цивилистической разработкой «общей теории правового регулирования имущественных и личных не­имущественных отношений», а соответствующим общим вопросам «(учение о соотношении экономики и права, о правоотношении, о субъ­ектах права, о юридической ответственности, о договорах и т. п.) ме­сто... в теории государства и права». Но войдет ли туда же учение об имуществе, сделках, представительстве, исковой давности, имущест­венных договорах, имущественной ответственности, или оно раздро­бится в «особенном» (гражданском и хозяйственном праве), либо, быть может, останется все-таки в «частном», но в каком «частном»? Стр. 41: Нельзя допускать больше положения, сложившегося в ВНИИСЗе, где образованию сектора хозяйственного законодательства до 1975 г. пре­пятствовали действия «влиятельной группы» цивилистов, «включая проф. С. Н. Братуся, длительное время занимавшего пост директора ин­ститута». А как же поступить с «влиятельной группой» цивилистов, це­ликом заполнившей созданный сектор, и справедливо ли при всем из­вестной глубочайшей скромности С. Н. Братуся переносить на него своеобразное представление о директорской психологии?

Словом, что ни оргмероприятие - то недоуменные вопросы. И чис­ло их возрастает с космической быстротой по мере перехода от «фигуры умолчания» к «фигуре искажения». Скрывается ли за последней фигу­рой что-нибудь еще? Не так уж мало, судя даже по выборочной иллюст­рации.

Пример первый: разнородность предмета гражданского права, куда входят вместе с имущественными личные неимущественные отношения, пытаются устранить, объясняя «последний феномен. тем, что граждан­ское право, дескать, только охраняет эти отношения.» (с. 10). Позволь­те! Изложенный взгляд выражен пока лишь единственным цивилистом и не разделяется многими другими. Но важно другое: и у этого цивилиста речь идет не обо всех, а только о таких личных отношениях, которые не связаны с имущественными. Личные отношения, связанные с имущест­венными, он оставляет в составе предмета гражданского права, по-своему

обосновывая общность тех и других. Значит, пытается не устранить, а как раз, наоборот, доказать однородность?

Пример второй: С. Н. Братусь в 1975 г. присоединился к идее С. С. Алексеева и В. Ф. Яковлева о целесообразности издания Основ, но представил «дело таким образом, будто бы в 1961 г. было отклонено предложение об издании не Основ, а Хозяйственного кодекса», хотя он хорошо знает, что предметом спора являлся тогда «вопрос о двух Осно­вах» (с. 43). Как же так! Не только в 1961 г., но еще в январе 1975 г. сто­ронники хозяйственно-правовой концепции выступали исключительно за Хозяйственный кодекс, не допуская и мысли о чем-нибудь другом^[1333]. Отку­да же появились хозяйственные Основы в 1961 г.? Впрочем, будем снис­ходительны. После опубликования проекта Основ гражданского законо­дательства был все же случай, когда один из диспутантов, исключив из него все нормы о гражданах, представил его как проект Основ хозяйст­венного законодательства. Но об этом разве приходилось когда-нибудь серьезно спорить и есть ли смысл сегодня вспоминать?

Пример третий: «В 1959 г....О. С. Иоффе утверждал, что именно цивилисты предлагали кодифицировать все общие и стабильные нормы о хозяйственных отношениях, а вот, дескать (сплошное «дескать»! - Авт.), сторонники хозяйственного права против этого, то есть давал неверную трактовку позиции участников дискуссии» (с. 43). Почему же неверную? По источнику, на который сделана ссылка в процитированной В. К. Ма- мутовым работе, можно и сейчас восстановить тогдашние предложения сторонников хозяйственного права: в Основы гражданского законода­тельства хозяйственно-правовые нормы не включать, сводить эти нормы в единый кодекс пока преждевременно, регулировать хозяйственные от­ношения впредь целесообразно законами по отдельным вопросам хозяй­ственного строительства и субсидиарно соответствующими нормами гражданского законодательства^[1334].

Пример четвертый: вопреки пессимистическим прогнозам цивили­стов, «возможность создания хозяйственного кодекса или основ хозяйст­венного законодательства доказана подготовкой соответствующих проек­тов» (с. 21). Так уже и доказана? Книжка под названием «Хозяйственный кодекс» и в самом деле появилась. Но такой возможности никто не отри­цал. Однако общей части в юридико-техническом, а не надуманном смысле как цивилисты и предсказывали, там нет. Не только все разделы хозяйственного законодательства, как обещали сторонники хозяйственно­

правовой концепции, но даже все хозяйственные договоры представить в этой книжке не удалось. Не избежала она и многократных смысловых, а подчас текстуальных повторений гражданских законов, о чем цивилисты тоже предупреждали и что теперь полностью подтвердилось. Что же до­казано?

Пример пятый: «Нельзя не отметить, что за последние 10 - 12 лет работы, в которых бы действительно предпринимались попытки найти и рассмотреть вопросы, общие как для регулирования хозяйственных от­ношений, так и для регулирования отношений с участием граждан, стали сравнительно редким явлением»» (с. 8). Действительно редким? Не будем перечислять учебники: их уже издают и нередко переиздают семь вузов страны. Не станем говорить и о специальных работах, в которых почти всегда освещаются также общие вопросы. Сам В. К. Мамутов недоволен тем, что М. И. Брагинский и Г. С. Шапкина трактуют хозяйственные до­говоры как разновидность договоров гражданско-правовых (с. 22 - 23)^[1335]. Расточаемые же им похвалы В. Ф. Маслову за то, что тот сосредоточен на правах граждан и не вторгается в отношения между организациями (с. 8), явно преуменьшены. Значение работ В. Ф. Маслова в том и состоит, что конкретный анализ в них базируется на широком использовании общеци- вилистических категорий^[1336]. Напомним, однако, о важнейших общих рабо­тах ученых Харькова (о предмете гражданского права), Свердловска (о методе гражданско-правового регулирования, гражданском правоотно­шении, защите гражданских права), Москвы, Киева, Саратова (об ответ­ственности, об осуществлении и защите гражданских прав, о применении гражданских законов в судебной арбитражной практике), Алма-Аты (о праве собственности, о воле в договоре), Ленинграда (об обязательствах, о развитии цивилистической мысли) и несть им числа. Что же, перечис­ленные работы автору не нравятся, и потому он считает их несущест­вующими? Весьма возможно. Но уже было как-то замечено по аналогич­ному поводу: то, что Шекспир для Вас не существует, - это факт Вашей биографии, а не Шекспира.

Значительное место в брошюре В. К. Мамутова (12 страниц из 69) занимает оригинальное учение о цивилистических тупиках. Краеуголь­ные камни этого учения таковы: положения хозяйственного права под видом общепризнанных соединяются с логическими посылками права

гражданского, и то, что носило характер научного вывода, сразу же пре­вращается, выражаясь языком автора, в «тупиковую ситуацию» (с. 25).

Тупик первый: «...Важнейшим достижением цивилистической мыс­ли считается понятие права оперативного управления имуществом». Но «всем ясно, что управление имуществом осуществляется. и органами хозяйственного руководства», составляя основу их компетенции, тогда как «согласно цивилистическим постулатам (канонам) управление и ком­петенция - категории (понятия) административно-правовые, а не граж­данско-правовые» (с. 25). Таким образом, одно исключает другое, и си­туация стала тупиковой! На самом же деле то, что «всем ясно», отнюдь ясно не всем: управление имуществом со стороны органов хозяйственно­го руководства признается оперативным лишь в хозяйственно-правовой теории; цивилисты это отвергают, а разработавший указанное понятие А. В. Венедиктов для того и называл соответствующее управление иму­ществом оперативным, чтобы не смешивать его с управлением админист­ративно-правовым. Что при таких обстоятельствах остается от тупика № 1?

Тупик второй: «Не обеспечивается фактически с позиций цивили- стического подхода и соблюдение принципа ответственности за вину. Получается тупик - применять санкции к должнику нельзя, так как он невиновен. Отказать в применении санкций тоже нельзя, ибо это, во- первых, подрывает принцип строгого соблюдения договорных обяза­тельств и, во-вторых, ущемляет интересы невиновного. кредитора» (с. 30 - 31). На самом же деле цивилисты отстаивают только первое по­ложение: невиновный должник отвечать не может. Все остальное - твор­чество самого В. К. Мамутова, не разделяемое, помимо цивилистов, большинством его единомышленников. И поделом, так как добиваться соблюдения договоров за пределами вины не менее тщетно, чем объяв­лять невиновность кредитора субъективным основанием ответственности невиновного должника. А вне продуктов этого почти целиком индивиду­ального творчества не все, конечно, бесспорно, но ясно абсолютно все. Каковы в таком случае истоки тупика № 2?

Тупик третий: анализ внутрихозяйственных отношений цивилисты устремляют, вопреки неоспоримой очевидности, к доказыванию того, что «это или неправовая проблема или, во всяком случае, не гражданско- правовая». В результате опять создается тупиковая ситуация, когда, «с одной стороны, есть проблема., которой занимаются. именно цивили­сты», между тем как, «с другой стороны, оказывается, что это не их про­блема» (с. 28). На самом же деле природа внутрихозяйственных отноше­ний лишь объявлена очевидной сторонниками хозяйственно-правовой теории. Сама по себе она далеко не очевидна. Поэтому цивилисты не пре­

ступают границ своей науки, выявляя аналитическим путем, причастны ли такие отношения к гражданскому праву или выходят за его пределы. Не бесспорен также вопрос, кто эффективнее помогает практике - под­держивающие необходимость правового регулирования горизонтальных внутрихозяйственных отношений или отвергающие ее. Ведь и до сих пор не удалось подтвердить существование такой необходимости хотя бы единственным, но только реальным, а не вымышленным, примером, когда притязание внутрихозяйственного подразделения обращается в виде субъективного права не к администрации предприятия, а к другому внут­рихозяйственному подразделению. Но тогда кто же в действительности зашел в тупик № 3?

Тупик четвертый: «Цивилистическая догма, согласно которой... метод равенства. является единственно приемлемым для горизонталь­ных хозяйственных отношений», не мирится с зачастую вводимым при­оритетом прав одной стороны перед правами другой, ибо «приоритет и равенство - это все-таки не одно и то же» (с. 33 - 35). На самом же деле несовместимость приоритета с равенством - открытие не более фунда­ментальное, чем несовместимость виновной ответственности с соблю­дением договора. Недаром сам его автор на всякий случай оговаривает, что не в любых условиях, а только «в пределах того равенства, о кото­ром говорят цивилисты, приоритета быть не может» (с. 34 - 35). Иначе говоря, без замены цивилистического равенства хозяйственно-правовым из тупика не выйти. Тем не мене из него беспрепятственно выходят преимуществ прав заказчика перед правами бытового ателье, подчинен­ность работы магазина запросам покупателя, приоритет интересов на­нимателя в отношениях по жилищному найму и т. п. Не доказывает ли это, что, подобно своим собратьям, иллюзорен и тупик № 4?

Тупик пятый и последний: «Давно уже обособились в самостоятель­ную процессуальную отрасль» нормы о хозяйственных спорах, а это не мирится с представлениями о единстве предмета и метода гражданского права, ибо «если бы они были едиными, то было бы и единое процессу­альное законодательство» (с. 35 - 36). Как появился такой аргумент и в чем его доказательственная сила, - отгадать невозможно. Неразгаданная тайна обернулась еще большей загадкой, как только ее хранителем стал тот, кто не предполагает «заниматься, как это делают многие цивилисты, высшим юридическим пилотажем» и кого влечет преимущественно «кро­потливая черновая работа» (с. 60). Насколько нужно было пренебречь кропотливостью, чтобы, пропустив многие бьющие в глаза факты, не за­метить (снова не заметить!) существования между материальным и про­

цессуальным правом опять-таки не «жесткой функциональной», а всего лишь «корреляционной связи»! Между там подобная невнимательность бесследно не проходит. Иди теперь объясняй, почему рассмотрение граж­данских споров и судом и арбитражем - тупик, а рассмотрение хозяйст­венных споров тем и другим органом (не сбрасывать же со счетов колхо­зы?) - «внетупиковая ситуация». Не дальновидней ли было поставить точку где-нибудь на четвертом тупике и вовсе не обращаться к тупику № 5?

После ознакомления с тем, как строились цивилистические тупики, трудно, казалось бы, рассчитывать на нечто еще более ошеломляющее.

Присоединенные к тупикам парадоксы? Но, не отличаясь от тупи­ков, они уже не могут представить особого интереса. Разве что для по­полнения авторской коллекции лишним фактом следует напомнить о рекомендации - ради усиления договорной дисциплины ввести безви- новную ответственность (с. 30 - 31) и одновременно ради упрощения ответственности заменить реальное взыскание санкций учетно-номи­нальными «штраф - претензиями»^[1337].

Реклама и самореклама? Ее, конечно, намного больше, чем подска­зало бы чувство меры. Чего стоит одно лишь косвенное возвеличение собственного вклада в усиление роли правовой работы и юридической службы на предприятиях (с. 47)! Но к дискуссии это касательства не име­ет, соотношение науки и самолюбования известно всем, а выбор пропор­ций между бурным восторгом и спокойным повествованием - дело вку­сов каждого.

Провозглашение надуманных достижений? Но они настолько сродни рекламе, что распознаются без особого труда. Говорят, например: форми­рование единого механизма правового регулирования хозяйственной дея­тельности на базе единства горизонтальных и вертикальных хозяйствен­ных отношений - вот в чем главное преимущество хозяйственно­правовой концепции перед цивилистической (с. 5 - 6). Однако с гораздо большим основанием можно было бы сказать: в то время, как хозяйствен­но-правовой концепции не по плечу всеобщий охват ни горизонтальных, ни вертикальных хозяйственных отношений^[1338], цивилистическая концепция

нацеливает по крайней мере на единое регулирование всех складываю­щихся в советской экономике имущественно-стоимостных отношений.

Фантастические диагнозы и прогнозы? Разумеется, нужна невообра­зимая и фантазия, и смелость, чтобы утверждать, будто С. С. Алексеев, С. Н. Братусь, Р. О. Халфина и другие «наиболее дальновидные цивили­сты... поняли» неизбежность отделения общецивилистических проблем от цивилистической науки и потому перешли на кафедры и в секторы теории государства и права (с. 54 - 55). Истинность этого утверждения едва ли адекватна его безапелляционности. И все же можно позавидовать заложенной в нем силе проникновения в глубокие тайны не только юри­дической науки, но и сокровенных мотивов поведения отдельных ее дея­телей.

Полемика с выводами, не вытекающими из критикуемых позиций? Так ведь сколько раз это уже было! И если нужны другие примеры, вот еще один. Имея в виду возможность несовпадения отрасли права с отрас­лью законодательства, харьковские цивилисты иллюстрируют ее тем, что иногда в ГК РФ включаются административно-правовые нормы, как и нормы гражданского права появляются в комплексных законодательных отраслях^[1339]. Ориентирует ли эта иллюстрация хотя бы отдаленно на отво­димую предмету и методу регулирования роль в образовании отраслей права и отраслей законодательства? Как будто бы ни в малейшей степе­ни? А нет: «Таким образом, по предмету регулирования выделяются от­расли законодательства. Отраслью же права признается совокупность гражданско-правовых норм, входящих в различные отрасли законода­тельства, независимо от их предмета, т. е. отрасль гражданского права конструируется уже по существу по методу регулирования» (с. 61).

Однако, если все только что сказанное уверило читателя в том, что сенсаций не будет, он ошибается. Самое сенсационное, а по расчетам ав­тора, наиболее убийственное для цивилистической концепции припасено под конец. Неизлечимый органический порок этой концепции состоит, оказывается, в том, что главной ее задачей объявлена «не разработка на­учных основ совершенствования законодательства и практики его приме­нения на основе теоретического анализа, а формулирование и обоснова­ние категорий и понятий» (с. 53). Между тем до сих пор считалось, что в категориях и понятиях отражаются объективные закономерности иссле­дуемых явлений и что наука не возникает, пока такие закономерности остаются не распознанными. Но, как знать, быть может, мы стоим в пред­

дверии поистине ошеломляющего открытия методов «разработки науч­ных основ совершенствования законодательства» без «формулирования и обоснования категорий и понятий»?

Увы, реальных надежд для такого предположения автор почти не ос­тавляет. Скорее наоборот, дела его с категориями и понятиями настолько плачевны, что вполне проясняется настойчивое желание каким-то обра­зом обходиться без них.

В давным-давно прошедшие времена - около 30 лет тому назад - со­ветской правовой науке пришлось вести решительную борьбу с против­никами так называемых общих понятий, охватывающих явления однопо­рядковые, но классово-противоположные, например, буржуазное и со­циалистическое государство и право. На первый взгляд, отвергнутая по­зиция казалась более чем революционной: между буржуазным и социали­стическим государством и правом нет и не может быть ничего общего! При спокойном же рассмотрении выявилась ее теоретическая бесплод­ность и практическая неприемлемость. Без общего нет противоположно­го, а без смены противоположностей немыслим эволюционно-револю­ционный процесс. Марксизм - венец философской и экономической мыс­ли, но одновременно антипод своих логических и исторических предше­ственников. Социалистическое государство и право противоположны буржуазному и вместе с тем являются высшим историческим типом госу­дарства и права.

Изложенные истины должны бы быть В. К. Мамутову хорошо из­вестны. Но в полемике с цивилистической концепцией он этого никак не обнаруживает. Наоборот. Издается, например, работа о развитии цивили- стической мысли в СССР, - значит, не без иронии замечает В. К. Маму­тов, «имеется в виду развитие в СССР явления, известного в дореволюци­онный период» (с. 9). А разве может быть иначе? В том - то и суть иро­нии, что, по его мнению, только иначе и может быть. Тут мы и подошли к чрезвычайно ответственному месту, задуманному специально для того, чтобы окончательно сразить читателя именно в момент, когда он приго­товится перевернуть последнюю страницу: «По логике цивилистической концепции получается (давненько не встречалось это словосочетание в нашей литературе. - Авт.), что между отношениями социалистических предприятий и отношениями между производственными единицами со­циалистических производственных объединений больше разницы, чем между отношениями социалистических предприятий и отношениями ка­питалистических предприятий» (с. 66). Спору нет, не только у производ­ственных единиц, но и, скажем, у советской милиции больше общего с советскими же предприятиями, чем с капиталистическими. Но вот неза­

дача: на смену буржуазным предприятиям приходят советские предпри­ятия, а не милиция, точно так же, как на смену буржуазной полиции при­ходит советская милиция, а не предприятия. Почему? Да потому, что бы­вает общее в разном и общее в противоположном. Так в реальной дейст­вительности происходит и точно таким же образом «по логике цивили­стической концепции получается».

Но хватит о концепциях. Пора задуматься и о значении понятий. К чему приводит высокомерное к ним отношение, - в этом В. К. Мамутов мог неоднократно убедиться на собственных неудавшихся попытках со­вершенствования законодательства без понятий. Так не настало ли время для испробования противоположного пути: сперва разработать обосно­ванные научные понятия и уже после этого вносить рекомендации о спо­собах улучшения хозяйственного законодательства с выработкой опти­мальной его системы?

Если бы не отмеченная действительно важная для прочного союза юридической науки с хозяйственной практикой проблематика, ответ на публикацию В. К. Мамутова мог бы быть значительно короче. Как лите­ратурное явление его брошюра интересна разве лишь тем, что рецепты, по которым она написана, выдаются за недостатки учения, против кото­рого она обращена. В избавлении от подобных наклонностей автор и впредь не будет обойден ни дружеским вниманием, ни товарищеской по­мощью. Но общий успех в этом полезном начинании зависит в первую очередь от него самого.

Печатается по: Правовая наука Казахстана / Отв. ред. М. А. Ваксберг. Алма-Ата, 1978. С. 119 - 131.