Параграф 2.3. Конвенция «О защите прав человека и основных свобод» 1950 г. как правовое основание признания и исполнения иностранных судебных решений в Российской Федерации.

Как было отмечено ранее, в доктрине существует точка зрения, согласно которой обязанность государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений проистекает из положений Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» 1950 г.

Во-первых, утверждается^[498], что право взыскателя требовать признания и исполнения иностранного судебного решения в РФ проистекает из п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г. («право на справедливое судебное разбирательство»), согласно его толкованию в Постановлении по делу «Хорнсби против Греции» 1997 г.^[499].

В рассматриваемом Постановлении заявители (подданные Великобритании) обжаловали в греческий суд отказ компетентного органа в сфере образования в открытии частной школы на территории о-ва Родос (Греция). По результатам данного разбирательства в пользу заявителей было вынесено судебное решение, которое, однако, не исполнялось греческими органами образования на протяжении более пяти лет. В связи со сложившейся ситуацией заявители обратились в Европейский суд по правам человека c жалобой на предполагаемое нарушение их права на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г.).

Применительно к рассматриваемой жалобе Европейским судом по правам человека (далее - «ЕСПЧ») было отмечено, что исполнение судебного акта (т.е. как судебного решения, так и определения) представляет собой неотъемлемую составляющую права на справедливое судебное разбирательство, согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г., независимо от того, какой инстанцией постановлен соответствующий судебный акт^[500]. Основываясь на вышеизложенном, ЕСПЧ признал нарушение Грецией своих обязательств согласно п.

Поскольку рассматриваемое Постановление содержит в себе фразу «независимо от того, какой судебной инстанцией постановлен судебный акт», в российской доктрине утверждается, что данная формулировка относится также к признанию и исполнению иностранных судебных решений^[501]. Как отмечается Д.В. Литвинским, право истца на принудительное исполнение должно признаваться всеми государствами- участниками Конвенции, независимо от того, в каком государстве было вынесено решение^[502]. Из данной предпосылки делается вывод о том, что правовая позиция ЕСПЧ по делу «Хорнсби против Греции» обладает приоритетом по отношению процессуальному законодательству РФ (ст. 409 ГПК РФ, ст. 241 АПК РФ) в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ.

Изложенный выше подход нашел определенную поддержку в российской правоприменительной практике. Так, Определением Верховного суда РФ от 07.06.2002 N 5-Г02-64 было впервые допущено в РФ признание и исполнение решения Высокого суда правосудия Англии и Уэльса, с учетом правовой позиции, сформулированной в Постановлении ЕСПЧ по делу «Хорнсби против Греции».

Ссылка на данное Постановление ЕСПЧ имела место и в Постановлении [Ф]АС Московского округа от 02.03.2006, 22.02.2006 N КГ- А40/698-06-П, в котором также рассматривался вопрос признания и исполнения решения английского суда в РФ^[503]. В силу того, что указанные судебные акты были ранее рассмотрены в настоящей работе, нет необходимости дополнительно останавливаться на их содержании.

Здесь же отметим, что Постановление ЕСПЧ по делу «Хорнсби против Греции» касалось исключительно исполнения судебного решения в пределах государства его вынесения. Несмотря на то, что оно действительно содержит фразу о том, что право лица требовать принудительного исполнения судебного решения не зависит от того, какой инстанцией оно постановлено, вопросы признания и исполнения иностранных судебных решений в нем не рассматривались в принципе. В силу данного обстоятельства правовая позиция ЕСПЧ, сформулированная в рассматриваемом Постановлении, не может отменять императивные предписания ст.

АПК РФ^{[504] [505].}

503

Во-вторых, отдельными российскими авторами утверждается , что обязанность государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений проистекает из Постановления ЕСПЧ по делу «Петр

Королев против Российской Федерации» 2010 г.^[506]. Так, по мнению данных ученых, рассматриваемым Постановлением предписывается признание и исполнение в РФ иностранных судебных решений на основании взаимности. Поскольку Постановление по делу «Петр Королев против Российской Федерации» 2010 г. уже рассматривалось в настоящей работе, необходимость в дополнительном обращении к нему отсутствует.

Отметим лишь, что на основании правовой позиции, содержащейся в данном Постановлении, в одном из недавних дел было признано решение японского суда о взыскании задолженности по договору о совместной деятельности с российского ответчика (Определение Верховного Суда РФ от 30.01.2017 N 303-ЭС16-15807)^[507]. И это при том, что Япония не участвует в Европейской конвенции 1950 г.

В-третьих, утверждается, что указание на обязанность государства обеспечить право лица на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Европейской конвенции) само по себе отменяет запрет признания и исполнения иностранных судебных решений в отсутствие международного договора, установленный ст. 409 ГПК РФ и ст. 241-245¹ АПК РФ^[508]. Подобный тезис мы не можем признать убедительным, поскольку формулировка п. 1 ст. 6 Европейской конвенции является настолько широкой, что из ее содержания невозможно прийти к безусловному выводу о наличии или отсутствии обязанности государства обеспечить признание иностранных судебных решений.

Итак, ни одним из российских авторов не приводится достаточно убедительных аргументов, обосновывающих допустимость признания и исполнения иностранных судебных решений в силу Европейской конвенции 1950 г (т.е. в отсутствие международного договора или федерального закона).

К числу первых Постановлений ЕСПЧ, в которых рассматривался вопрос признания и исполнения иностранных судебных решений, является дело «Хюссен против Бельгии» 2004 г. («Hussin c. Belgique») .

В указанном деле орган опеки земли Рейн-Зиг (ФРГ), действуя от имени заявительницы (Моник Хюссен), обратился в немецкий суд к гражданину Бельгии с требованием об установлении отцовства в отношении ребенка заявительницы. Решением районного суда г. Зигбург (Amtsgericht de Siegeburg) от 6 августа 1993 г. требования органа опеки были удовлетворены. Впоследствии, на основании решения от 6 августа 1993 г. судом был также разрешен вопрос о взыскании алиментов на его содержание (Постановление от 9 июня 1994 г.).

Впоследствии заявительница обратилась в бельгийский суд (по месту жительства ответчика) с требованием о признании и исполнении решения немецкого суда об установлении отцовства от 6 августа 1993 г. Однако ответчик сослался на то, что исключительной компетенцией по определению статуса ребенка обладают суды государства его гражданства (Конвенция о ^[509]

взаимном признании судебных решений между Бельгией и ФРГ 1958 г.) . В

силу того, что Брюссельская конвенция 1968 г. не разграничивает компетенцию судов в отношении статуса лица, в признании и исполнении решения немецкого суда от 6 августа 1993 г. было отказано.

Равным образом, заявительнице впоследствии было отказано в признании постановления от 9 июня 1994 г. о взыскании алиментов со ссылкой на то, что данный вопрос неразрывно связан с определением статуса лица. В силу того, что у немецкого суда отсутствовала компетенция по установлению отцовства, он был не вправе рассматривать вопрос о взыскании алиментов. По этой причине в признании постановления от 9 июня 1994 г. было также отказано.

В силу сложившейся ситуации заявительница была вынуждена инициировать новое разбирательство об установлении отцовства в бельгийских судах.

Обстоятельства данного дела послужили основанием обращения заявительницы в ЕСПЧ. Среди прочего, заявительницей утверждалось, что отказ в признании решения, а также постановления немецкого суда нарушает ее право на уважение личной жизни, а также лишает ее права на получение алиментов, т.е. права собственности, согласно п. 1 ст. 1 Дополнительного протокола № 1 к Конвенции.

В связи с рассматриваемыми доводами ЕСПЧ было отмечено, что отказ в признании иностранного судебного решения представляет собой «вмешательство» (фр. ingerence)^{[510] [511]} в право заявительницы на уважение личной и семейной жизни (п. 1 ст. 8 Европейской конвенции 1950 г.), а также связанных с ним имущественных прав (право на получение алиментов - п. 1 ст. 1 Дополнительного протокола № 1 к Конвенции). Однако данное «вмешательство» со стороны государства, как было указано ЕСПЧ, не привело к нарушению права заявительницы на уважение личной и семейной жизни (п. 1 ст. 8 Конвенции), поскольку немецким судом были нарушены правила о компетенции, установленные Соглашением о взаимном признании решений между Бельгией и ФРГ 1958 г. Так, согласно правоприменительной практике ЕСПЧ никто не вправе обращаться с жалобой в связи с ситуацией, возникновению которой он сам способствовал (фр. “en regie, nul ne saurait se plaindre d'une situation qu'il a lui-meme pu contribuer a creed"). По этой причине жалоба заявительницы была признана явно необоснованной (фр. “manifestement mal fonde"") на основании п. 1 ст. 35 Европейской конвенции 1950 г.

В Постановлении по делу «Макдоналд против Франции» 2008 г. («McDonald c. France»)^[512] ЕСПЧ указал, что отказ (невозможность) в признании и исполнении иностранного судебного решения также представляет собой ограничение («вмешательство») права заявителя на справедливое судебное разбирательство⁵¹¹ согласно п.

Заявитель (г-н Макдональд) состоял в штате дипломатического представительства США на территории Франции. Во время своего пребывания во Франции он вступил в брак с французской гражданкой. В результате данного брака супруга заявителя приобрела гражданство США, при этом сохранив гражданство Франции. Также у супругов родился ребенок.

По прошествии более семнадцати лет с момента заключения брака заявитель обратился в суд г. Марселя («трибунал большой инстанции») с иском о его расторжении по вине супруги (фр. “divorce pour une faute”). В силу того, что им не были предоставлены достаточные доказательства вины супруги, в удовлетворении данных требований было отказано. В то же время трибунал большой инстанции признал дальнейшее совместное проживание супругов невозможным и постановил, что ребенок должен проживать совместно с матерью, а заявитель должен уплачивать алименты на его содержание. В апелляционном порядке данное решение французского суда не обжаловалось.

В целях достижения благоприятного для себя результата заявитель обратился с аналогичным иском в окружной суд (англ. “district court”) графства штата Флорида (США). Данным судом были полностью удовлетворены его требования о расторжении брака. При этом наличие французского судебного решения не оказало никакого влияния на исход данного разбирательства.

В связи с необходимостью раздела земельного участка, находящегося на территории Франции, заявитель обратился в трибунал большой инстанции г. Тур с требованием о признании и исполнении (экзекватуре) американского судебного решения о расторжении брака. ^[513]

При рассмотрении данного дела французским судом было обращено внимание на наличие у супруги заявителя как американского, так и французского гражданства. По этой причине французский суд применил к данному делу положения ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. (далее - «ФГК»), согласно которой: француз может быть вызван в суд Франции, в том числе и по обязательствам, которые он принял на себя в иностранном государстве, даже в отношениях c иностранным лицом» . В

силу того, что согласно действовавшей в момент рассмотрения дела правоприменительной практике, ст. 15 ФГК устанавливалась

исключительная компетенция французских судов, в признании и исполнении решения окружного суда штата Флорида (США) было отказано .

В связи с невозможностью признания и исполнения американского судебного решения на территории Франции заявитель обратился с жалобой в ЕСПЧ, ссылаясь на нарушение права на справедливое судебное разбирательство согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г.

Применительно к рассматриваемой жалобе ЕСПЧ было отмечено, что из положений ст. 6 Европейской конвенции 1950 г. проистекает его право [т.е. право ЕСПЧ] осуществлять проверку правил об исключительной компетенции стран-участников, с тем, чтобы не допустить нарушения прав и свобод, гарантированных Конвенцией.

Основываясь на вышеизложенном, ЕСПЧ указал, что отказ в признании и исполнении иностранного судебного решения представляет собой ограничение («вмешательство») права заявителя на справедливое судебное ^{[514] [515]} разбирательство согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г. Однако в данном случае подобное ограничение конвенционного права является оправданным, поскольку производство в иностранном суде было инициировано заявителем при наличии вступившего в законную силу решения французского суда, [которое не обжаловалось в апелляционном порядке]. В силу того, что обращение в Европейский суд не допускается в тех случаях, когда нарушение субъективного права произошло в результате действий самого доверителя, обращение г-на Макдональда было признано неприемлемым в силу п. 1 ст. 35 Европейской конвенции 1950 г.

В Постановлении по делу «Вагнер и J.M.W.L. против Люксембурга» («Wagner and J.M.W.L. v. Luxembourg») 2007 г. ^[516] был рассмотрен вопрос об обязанности государства обеспечить признание иностранных судебных решений, затрагивающих статус физического лица, в силу п. 1 ст. 8 Европейской конвенции 1950 г («право на уважение личной и семейной жизни»).

В рамках рассматриваемого дела г-жа Вагнер (заявительница, гражданство - Люксембург) удочерила J.M.V.L (имя второй заявительницы частично обезличено) как ребенка, оставленного без попечения родителей. Основанием удочерения послужило решение перуанского суда по семейным делам как государства гражданства ребенка.

В целях изменения гражданства приемного ребенка заявительница обратилась в Окружной суд (Tribunal d’Arrondissement) герцогства Люксембург с заявлением о признании и исполнении перуанского судебного решения.

При рассмотрении данного дела люксембургским судом было отмечено, что усыновление (удочерение), произведенное в иностранном государстве, признается действительным, если соблюдены требования, предписанные национальным законом приемных родителей (ст. 370 Гражданского кодекса Люксембурга)^[517]. Поскольку заявительница состояла в гражданстве (подданстве) Люксембурга, то ее национальным законом (lex nationalis) являлось право данного государства.

В соответствии с ст. 367 ГК Люксембурга, в качестве усыновителей могут выступать исключительно супруги (т.е. оба супруга), возраст одного из которых должен составлять не менее 25 лет и второго не менее 21 одного года^[518]. При этом исключение из данного правила допускается лишь в том случае, если супруг усыновляет детей иного супруга.

В этой связи люксембургским судом было отмечено, что данное судебное решение не подлежит признанию и исполнению, поскольку перуанским судом не были соблюдены требования, предъявляемые к усыновлению согласно коллизионной норме герцогства Люксембург.

Отказ в признании и исполнении данного судебного решения неоднократно обжаловался заявительницей в высшие судебные инстанции (в т.ч. Конституционный суд Люксембурга) со ссылкой на то, что в данном случае имеет место нарушение ряда международных документов о правах человека, включая Конвенцию о правах ребенка 1989 г. Однако решение Окружного суда Люксембурга было оставлено без изменения вышестоящими инстанциями.

В связи с данными обстоятельствами заявительница обратилась в ЕСПЧ с жалобой на нарушение ее права на уважение личной и семейной жизни (п. 1 ст. 8 Конвенции), а также запрета дискриминации (п. 1 ст. 14 Конвенции).

Применительно к рассматриваемой жалобе Европейским судом было отмечено, что при оценке соответствия любого запрета правам и свободам, гарантированным Конвенцией, в первую очередь должно быть установлено наличие у него общественно значимой цели. По мнению ЕСПЧ, в данном случае запрет усыновления одним лицом, установленный ст. 367 ГК Люксембурга, не обеспечивает достижение подобной цели, поскольку в настоящее время значительное число детей воспитываются одним родителем. В силу данных обстоятельств ЕСПЧ пришел к выводу, что невозможность признания иностранного судебного решения, затрагивающего статус лица, по причине предписания национальной коллизионной нормы противоречит обязанности государства обеспечить защиту интересов ребенка и его приемного родителя. Тем самым, нарушается их право на уважение личной и семейной жизни, согласно п. 1 ст. 8 Европейской конвенции 1950 г.

Вывод об обязанности государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений как в силу п. 1 ст. 6, так п. 1 ст. 8 Европейской конвенции 1950 г. был подтвержден Постановлением ЕСПЧ по делу «Негрепонтис-Яниссис против Греции» («Negrepontis-Gianissis c. Grece») 2011 г.^[519].

В рассматриваемом деле заявитель (г-н Николаос Негрепонтис- Яниссис) был усыновлен собственным дядей Михаилом Негрепонтисом (епископом греческой православной церкви г. Детройт) на основании решения суда США. В силу данного судебного решения заявитель приобрел двойную фамилию Негрепонтис-Яниссис, в подтверждение чего компетентным органом регистрации актов гражданского состояния штата Мичиган (США) было выдано соответствующее свидетельство о рождении с новой фамилией заявителя.

После смерти дяди (т.е. Михаила Негрепонтиса) заявитель обратился в суд г. Афины (Г реция) с заявлением о признании и исполнении американского судебного решения об усыновлении. В связи с тем, что указанным американским судебным решением затрагивалось право наследования иных родственников умершего, они обратились с возражениями относительно его признания.

В обоснование своих возражений родственники умершего сослались на то, что Михаил Негрепонтис, выступая в сане священнослужителя, не имел права создавать семью в силу Постановлений Вселенских соборов . При этом данные запреты касаются как вступления в брак, так и усыновления. Тем самым, признание подобного судебного решения привело бы к нарушению основ правопорядка Греции (фр. “contraire a l ’ordre public grec et aux bonnes moeurs”).

Указанная правовая позиция была поддержана всеми судебными инстанциями Греции, что послужило основанием обращения заявителя в ЕСПЧ с жалобой на нарушение п. 1 ст. 6, п. 1 ст. 8 Конвенции, а также п. 1 ст. 1 Дополнительного протокола № 1 к Конвенции.

Применительно к нарушению права на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Конвенции) ЕСПЧ было отмечено, что гарантии, установленные данной статьей, распространяются как на решения национальных судов, так и на иностранные судебные решения. При оценке соответствия разбирательства в греческих судах положениям Конвенции ЕСПЧ было отмечено, что оговорка о публичном порядке не должна применяться непропорционально и произвольно (фр. “appliquer en maniere arbitraire et disproportionnee”). В силу того, что вывод о нарушении публичного порядка был сделан греческими судами на основании правил Вселенских соборов, которые не обладают статусом правовой нормы, ЕСПЧ ^[520] признал нарушение права заявителя на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Конвенции).

ЕСПЧ было отмечено, что отказ в признании иностранного судебного решения привел к нарушению права заявителя на уважение личной и семейной жизни (п. 1 ст. 8 Конвенции), а также права частной собственности заявителя согласно Протоколу № 1 к Конвенции. По утверждению ЕСПЧ, в рассматриваемом деле разрешение вопроса об усыновлении автоматически означало разрешение вопроса о правах усыновленного на получение наследственной массы. По этой причине в данном случае также имело место нарушение ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции («защита собственности»).

Для настоящего исследования наибольший интерес представляет Постановление по делу «Макдоналд против Франции» 2007 г., которым ЕСПЧ постановил, что право на справедливое судебное разбирательство согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г., включает в себя обязанность государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений. (“[Европейский] суд [по правам человека] признает, что отказ в выдаче экзекватуры на решение американского суда представлял собой вмешательство в право заявителя на справедливое судебное разбирательство'’")⁵¹⁹. В этой связи возникает вопрос о статусе Постановления по делу «Макдоналд против Франции» 2007 г. в правовой системе РФ и о его соотношении с предписаниями ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ согласно которым признание иностранных судебных решений допускается исключительно в силу международного договора или федерального закона.

Как это известно, Европейская конвенция 1950 г. определяет лишь статус Постановлений ЕСПЧ, вынесенных в отношении государства- нарушителя. Так, согласно ст. 46 Конвенции государства обязаны исполнять ^[521] окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами. В силу того, что статус Постановлений, вынесенных против иных государств, Конвенцией не регулируется, остается существенный простор для ее толкования.

Согласно одной из точек зрения, Постановления ЕСПЧ, вынесенные против иных государств, обладают свойством erga omnes (т.е. они обязательны для всех иных государств-участников) . Подобный тезис мы, однако, находим не вполне обоснованным по той причине, что если бы государства-участники действительно хотели придать Постановлениям ЕСПЧ данное свойство, то об этом бы говорилось в Конвенции expressis verbis. Более того, судьи ЕСПЧ сами указывают на отсутствие общеобязательного характера у Постановлений ЕСПЧ, вынесенных против иных государств . Из этого следует, что статус данной категории Постановлений ЕСПЧ определяется каждым государством самостоятельно.

В РФ действие различных категорий Постановлений ЕСПЧ разъясняется Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 N 21^{[522] [523] [524], согласно п. 1 которого Постановления Европейского суда, вынесенные непосредственно против РФ, обязательны при рассмотрении дел российскими судами.}

В свою очередь правовая позиция ЕСПЧ, содержащаяся в иных Постановлениях ЕСПЧ (т.е. вынесенных против других государств- участников Конвенции), должна учитываться российскими судами при рассмотрении аналогичных дел. Использование термина «учитываться» применительно к Постановлениям ЕСПЧ, однако, не должно приводить к мысли о факультативном характере правовых позиций ЕСПЧ (т.е. о праве российского суда принять или не принять во внимание соответствующую правовую позицию). Так, в п. 3 рассматриваемого Постановления Пленума ВС РФ разъясняется, что содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов к ней .

Вывод об императивности правовой позиции ЕСПЧ подтверждается анализом иных разъяснений Верховного суда РФ по рассматриваемому вопросу. Так, в п. 4 Постановления Пленума ВС РФ от 19.12.2003 № 23^{[525] [526]} указывается, что российскому суду при вынесении решения надлежит учитывать: а) Постановления Конституционного суда РФ; б) Постановления Пленума Верховного суда РФ; в) Постановления Европейского суда, в которых дается толкование положений Конвенции, подлежащих применению в данном деле.

Аналогичный подход также содержится в «отраслевых» Постановлениях Пленума ВС РФ. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 N 3 указывается, что при разрешении споров о защите чести, достоинства или деловой репутации судам следует учитывать правовую позицию Европейского Суда по правам человека, выраженную в его Постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения Европейской конвенции 1950 г .

Изложенное выше, по нашему мнению, свидетельствует о том, что неприменение правовой позиции ЕСПЧ или неправильное ее применение служит основанием отмены судебного решения в силу ее приоритета над положениями российского законодательства^{[527] [528] [529]. Единственным исключением из данного правила служит ситуация, когда российским законодателем устанавливается более высокий уровень защиты прав человека, чем ЕСПЧ (абз. 2 п. 2 Постановления от 27.06.2011 Пленума ВС РФ № 21). Как следствие, во всех иных случаях правовая позиция ЕСПЧ обладает приоритетом над положениями российского законодательства. В качестве дополнительного аргумента сошлемся также на Определение Конституционного Суда РФ от 08.02.2001 N 43-О , в котором суд указал,}

что применение российского законодательства должно осуществляться в нормативном единстве с правовой позицией ЕСПЧ .

Согласно п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21 правовая позиция Европейского суда подлежит применению в тех случаях, когда фактические обстоятельства дела, рассмотренного ЕСПЧ, аналогичны фактическим обстоятельствам дела, находящегося ена рассмотрении у российского суда. В этой связи рассмотрим вопрос о наличии аналогий между Постановлением ЕСПЧ по делу «Макдоналд против Франции» 2007 г. и положениями ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ, допускающими признание и исполнение иностранных судебных решений в РФ исключительно в силу международного договора (федерального закона).

В Постановлении ЕСПЧ по делу «Макдоналд против Франции» рассматривался вопрос о соответствии ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г., (исключительная подсудность французских судов по делам с участием французского лица) праву на справедливое судебное разбирательство согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г. Как это следует из анализа ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г., отсутствие международного договора делало невозможным признание и исполнение решений иностранных судов во Франции, вынесенных против французских граждан и юридических лиц (подробнее см. Постановление ^{[530] [531]}

Кассационного суда Франции по делу Challier c. Ovel - § 2.1. диссертации) . В этом проявляется сходство между ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. и ст. 409 ГПК РФ (ст. 241 АПК РФ), несмотря на то, что положение французского права формально касается исключительной компетенции национальных судов.

Дополнительным аргументом в пользу применимости Постановления по делу «Макдоналд против Франции» 2007 г. служит историко-правовой анализ ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. и ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ. Так, в рассматриваемом Постановлении ЕСПЧ отмечается, что основная цель введения ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. заключалась в том, чтобы исключить участие французских сторон в судах тех государств, в отношении которых у французского суда существовали сомнения относительно их способности обеспечить осуществление правосудия. В то же время ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ продолжают традиции ст. 1273 Устава гражданского судопроизводства 1864 г., применительно к которой отмечалось, что международный договор служит средством выражения доверия по отношению к соответствующему ^[532] государству. Тем самым, ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. (с учетом толкования, действовавшего на момент вынесения Постановления по делу «Макдоналд против Франции») и ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ преследуют общую цель обеспечить признание и исполнение судебных решений лишь тех государств, в отношении которых у государства есть уверенность в надлежащем осуществлении правосудия.

Отметим, однако, что далеко не все государства исходят из того, что обязанность признания и исполнения иностранных судебных решений проистекает из п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г. В этой связи обратимся к решению Высшего земельного суда г. Гамбурга (ФРГ) от 13.07.2016 г № U 152/11, в котором рассматривался вопрос признания и исполнения решения Арбитражного суда г. Москвы^{[533] [534].}

В указанном деле рассматривался вопрос о соблюдении требования об обеспечении взаимности в отношении признания немецких судебных решений российскими судами (ст. 328 ГГПУ 1877 г.). В этой связи немецким судом было указано, что Постановление ЕСПЧ по делу «Хорнсби против Греции» 1997 г., на которое ссылались российские суды, не порождает обязанность государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений. С учетом иных Постановлений ЕСПЧ, рассмотренных в Комментарии к Европейской конвенции под редакцией г-на Й. Майера- Ладевига , Высший земельный суд г. Г амбурга пришел к выводу о том, что российское процессуальное законодательство не содержит достаточных гарантий признания и исполнения решений немецких судов. По этой причине немецкий суд указал на отсутствие взаимности и отказал в признании и исполнении решения российского суда.

В рассматриваемом решении Высшего земельного суда г. Гамбурга ничего не говорится о правовой позиции ЕСПЧ в Постановлении по делу «Макдоналд против Франции». Подобный подход допускает различные интерпретации.

Во-первых, можно предположить, что она была неизвестна ни представителям сторон, ни составу суда. Иными словами, если бы заявитель сослался на Постановление по делу «Макдоналд против Франции», можно было бы предположить, что немецкий суд допустил признание и исполнение российского судебного решения, несмотря на положение об обеспечении взаимности (пп. 5 п. 1 ст. 328 ГГПУ). Однако подобная интерпретация видится маловероятной в т.ч. в связи с признанным профессионализмом немецких судей.

Во-вторых, гораздо более убедительным выглядит предположение, согласно которому немецкий суд знал о данной правовой позиции ЕСПЧ, но предпочел ее проигнорировать. Очевидно, что в данном случае немецкий суд не захотел отказываться от правила об обеспечении взаимности (пп. 5 п. 1 ст. 328 ГГПУ) как инструмента воздействия на правовую политику иностранных государств.

В завершение настоящего раздела сформулируем основные выводы, которые проистекают из него.

В российской доктрине существует точка зрения, согласно которой обязанность государства обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений обусловлена предписаниями Европейской конвенции 1950 г. Однако те Постановления ЕСПЧ, на которые ссылаются российские авторы, в одних случаях вовсе не применимы к вопросам признания и исполнения иностранных судов (Постановление по делу «Хорнсби против ^[535]

Греции» 1997 г.), а в других случаях их изложение является некорректным (Постановление по делу «Петр Королев против РФ» 2010 г.).

Однако анализ Постановления ЕСПЧ по делу «Макдоналд против Франции» 2007 г. свидетельствует о том, что отказ в признании иностранного судебного решения представляет собой вмешательство (фр. ingerence) в право лица на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Европейской конвенции 1950 г). Из этого следует, что в силу п. 1 ст. 6 Европейской конвенции государству надлежит обеспечить признание и исполнение иностранных судебных решений, за исключением тех случаев, когда подобное признание приводит к нарушению прав, гарантированный Европейской конвенцией 1950 г (Постановление по делу «Макдоналд против Франции»). Указанный вывод ЕСПЧ относится к ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г., согласно толкованию которой устанавливалась исключительная компетенция французских судов по рассмотрению любых дел с участием французских лиц.

Равным образом, в Постановлении по делу «Вагнер и J.M.W.L. против Люксембурга» ЕСПЧ указал, что невозможность (отказ) признания иностранного судебного решения, определяющего статус лица, нарушает право заявителя на уважение личной и семейной жизни (п. 1 ст. 8 Европейкой конвенции 1950 г.).

Применительно к статусу Постановления ЕСПЧ по делу «Макдоналд против Франции» в правовой системе РФ и его соотношению со ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ отметим, что его статус в правовой системе РФ напрямую не урегулирован положениями Европейской конвенции 1950 г. В то же время в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21 указывается, что содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов к ней. При этом в случае коллизии российское законодательство подлежит применению лишь в том случае, когда им устанавливается более высокий уровень защиты прав человека, чем Европейской конвенцией 1950 г. Из данного обстоятельства проистекает приоритет Постановлений Европейского суда по правам человека, вынесенных в отношении иных государств, над положениями российского законодательства.

Применение соответствующей правовой позиции ЕСПЧ обусловлено совпадением фактических обстоятельств с делом, находящимся на рассмотрении российского суда (п. 2 Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21). В этой связи мы полагаем возможным проведение аналогий между ст. 15 Французского гражданского кодекса 1804 г. и ст. 409 ГПК РФ и ст. 241 АПК РФ, поскольку в обоих случаях возможность признания иностранного судебного решения в той или иной степени связывалась с наличием международного договора.