§3. Политико-правовые аспекты определения правовых позиций органов судебной власти

Практика Конституционного Суда РФ выявила серьезную научную проблему правовых позиций Конституционного Суда РФ, определения их существенных признаков, природы, юридической силы, механизма действия, их значения в охране Конституции.

Правовые позиции Конституционного Суда РФ представляют собой его отношение к определенным правовым проблемам, закрепленное в решениях. Это результат анализа аргументов и выводов Суда, образующих интеллектуально - юридическое содержание судебного решения, это всегда толкование конституционных норм и норм отраслевого законодательства.

Понятие «правовая позиция» получило свое законодательное закрепление в Законе о Конституционном Суде только в ст. 73, устанавливающей, что, если большинство судей, участвующих в заседании палаты, склоняются к необходимости принять решение, не соответствующее правовой позиции, выраженной в ранее принятых решениях суда, дело передается на рассмотрение пленарного заседания. Это понятие не совпадает по объему с решением Суда, поскольку в нем могут быть высказаны правовые позиции как по одной, так и по нескольким значимым проблемам. Причем выводы могут содержаться как в резолютивной части постановления, так и в мотивировочной, а также в отказных определениях и определениях о прекращении производства по делу.

В определении от 7 октября 1997 г. за N 88-0 указано: «Правовые позиции, содержащие толкование конституционных норм либо выявляющие конституционный смысл закона, на которых основаны выводы Конституционного Суда Российской Федерации в резолютивной части его решений, обязательны для всех государственных органов и

81 должностных лиц». Мотивировочная часть образует неразрывное единство с резолютивной, раскрывая конституционное содержание правовой нормы и сопоставляя ее с позицией законодателя. Поскольку источником таких позиций названы вообще решения Суда, обязательные правовые позиции могут содержаться в любых его постановлениях и определениях.

В отечественной юридической науке нет четкого понимания и единства мнений о том, что из себя представляет правовая позиция Конституционного Суда как новое правовое явление.

Л.В.Лазарев рассматривает правовые позиции Конституционного Суда РФ как систему правовых аргументов, правоположений (правопонимания), образцы (правила) прецедентного характера, общие правовые ориентиры и т.д.¹ Малопонятно определение правовой позиции Конституционного Суда, данное В.А.Кряжковым, как «отношение Суда к значимым конституционно-правовым явлениям, отраженное в его решении (решениях), которым он руководствуется при рассмотрении соответствующих дел», либо как «устойчивое отношение Суда к макроконституционно-правовым проблемам..., а также к их разнообразным составляющим»^[68][69].

Нет достаточной четкости в понимании правовой позиции Конституционного Суда РФ и у ГА.Гаджиева и С.Г.Пепеляева. По их мнению, «правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации - это отношение суда к содержанию конституционной нормы в результате ее истолкования», «это прежде всего выявление тех многочисленных потенциальных возможностей, тех богатых юридическим

содержанием пластов, которые в концентрированном виде содержатся в конституционных нормах»^[70].

На наш взгляд, более правильным является понимание правовых позиций Конституционного Суда как «обобщенных представлений Суда по конкретным конституционно-правовым проблемам. Правовые позиции Конституционного Суда РФ есть правовые выводы и. представления Суда как результат интерпретации (толкования) Судом духа и буквы Конституции РФ и истолкования им конституционного смысла (аспектов) положений отраслевых (действующих) законов и других нормативных актов в пределах его компетенции, которые снимают неопределенность в конкретных конституционно-правовых ситуациях и служат правовым основанием итоговых решений (постановлений) Конституционного Суда»^[71].

Как известно, специфика конституционного правосудия состоит в том, что Конституционный Суд РФ решает исключительно вопросы права (часть вторая статьи 3 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации») с позиций Конституции РФ, обеспечивая ее верховенство и прямое действие на всей территории Российской Федерации.

тельность законодательной и исполнительной ветвей власти, органов местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (ст. 18). Объектом правовых представлений, выводов Конституционного Суда могут быть как положения самой Конституции в виде закрепленных в ней понятий, принципов, норм, институтов, так и положения отраслевого законодательства (понятия, принципы, нормы, институты), рассмат­риваемые с точки зрения их соответствия Конституции.

Формирование правовых позиций Конституционного Суда осуществляется на основе рассмотрения конкретных дел в процессе конституционного судопроизводства при официальном толковании Конституции, при абстрактном и конкретном нормоконтроле, при разрешении споров о компетенции и т.д. Правовые позиции Конституционного Суда представляют известный итог конституционного судопроизводства, результат логико-содержательных операций, отражающих специфику конституционно-правовой проблемы. Суть такого рода проблемы заключается в возможности одновременного существования нескольких различных вариантов поведения, истинным из которых признается лишь тот, который соответствует духу и букве Конституции. Правовые позиции Конституционного Суда снимают возникшую конституционно-правовую неопределенность и тем самым устанавливают единственно возможный с позиции духа и буквы Конституции вариант поведения законодателей и правоприменителей.

Решения Конституционного Суда (постановления и определения) в своей мотивировочной и резолютивной частях представляют единство.

Конституционного Суда в его решениях придает им официальный характер^[72].

Правовые позиции КС имеют два существенных свойства. Первое из них состоит в том, что правовая позиция КС носит общий характер, т.е. она распространяется не только на конкретный, ставший предметом рассмотрения в Конституционном Суде случай, но и на все аналогичные случаи, имеющие место в правовой практике. Второе характерное свойство правовой позиции заключается в ее официальном, обязательном характере. Правовые позиции КС имеют такую же юридическую силу, как и сами решения Суда, и обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений (ст.6 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»)^[73]. По­этому нельзя согласиться с мнением, что правовые позиции КС являются лишь рекомендациями. По юридической силе правовые позиции КС приравниваются к юридической силе самой Конституции РФ.

Правовые позиции КС приобретают характер конституционно­правовых норм (принципов, понятий) (в зависимости от объекта рассмотрения), но ими не становятся. В судебной и иной правоприменительной практике правовые позиции КС приобретают характер прецедента по своей юридической силе, но таковыми по своей природе не являются.

В ряду правовых явлений (правовых норм, принципов, правоположений, прецедентов и др.) правовые позиции КС занимают

самостоятельное место и могут рассматриваться в качестве источника права.

Правовые позиции Конституционного Суда РФ можно разделить на два основных вида: 1) правовые позиции Суда, представляющие результат непосредственного официального толкования Конституции РФ и решения споров о компетенции на ее основе и 2) правовые позиции, являющиеся результатом раскрытия (истолкования, интерпретации) конституционного смысла положений отраслевого законодательства.

Несмотря на различие по характеру формирования, содержанию и т.д., правовые позиции КС по юридической силе одинаковы. Они могут быть классифицированы на виды по различным основаниям: по объекту разрешения конституционно-правовой проблемы (касаются ли они понятий, норм, принципов, институтов); по характеру предмета регулиро­вания (материально-правовые и процессуально-правовые позиции); по сферам общественных отношений (правовые позиции в области прав и свобод человека и гражданина, государственного строительства, федерализма, местного самоуправления и т.д.). Возможны и другие более частные критерии классификации правовых позиций КС. Однако вряд ли можно согласиться с их делением на юридически обязательные (те, которые сформулированы в решениях о толковании Конституции, а также содержатся в резолютивной части иных решений) и на правовые позиции, имеющие рекомендательный характер («юридически ориентирующий и координирующий смысл»)^[74]. Действительно, правовые позиции могут выступать в качестве ориентира (критерия), но он строго обязателен для законодателя и правоприменителей.

При рассмотрении механизма действия правовых позиций КС возникает вопрос: может ли правовая позиция действовать лишь в рамках

конкретной правовой ситуации, которая была предметом рассмотрения Суда, либо она имеет более широкое действие и может быть распространена на аналогичные правовые ситуации, которые не были предметом его рассмотрения. К сожалению, этот вопрос не получил своего четкого и развернутого ответа в действующем Законе «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Конституционный Суд РФ по ряду дел сформулировал правовую позицию об обязательности участия главы исполнительной власти субъекта Федерации в промульгации (подписании и обнародовании) законов, принятых законодательным (представительным) органом государственной власти субъекта Федерации. Исходя из этого, Суд признал не соответствующими Конституции РФ положения уставов (основных законов) Алтайского края и Читинской области, исключавших полное либо частичное участие глав администрации субъектов Федерации в промульгации законов^[75].

Возможны два варианта решения этого вопроса. Такое обращение может быть принято Конституционным Судом и рассмотрено по существу. Закон не запрещает это. Другое решение вытекает из части второй статьи 87 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»: «Призна­ние нормативного акта или договора либо отдельных их положений не соответствующими Конституции Российской Федерации является основанием отмены в установленном порядке положений других нормативных, актов, основанных на нормативном акте или договоре, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или

87 содержащих такие же положения, какие были предметом обращения. Положения этих нормативных актов и договоров не могу т"трименяться судами, другими органами и должностными лицами».

Конституционный Суд РФ формирует практику, согласно которой его правовые позиции, сформулированные в итоговых решениях по конкретным делам, имеют общий характер и обязательны для всех государственных органов, органов местного самоуправления, должностных лиц во всех аналогичных правовых ситуациях. В этом заключается одно из требований конституционной законности. Законодатели и правоприменители самостоятельно, по своей инициативе должны изменять содержание нормативных актов, договоров, предпринимать необходимые правовые действия в соответствии с требованиями прямого действия положений Конституции РФ и правовых позиций КС РФ. В силу такого подхода Конституционный Суд отказывает в принятии к рассмотрению обращений, если правовой спор уже разрешен им в аналогичном деле и сформулирована соответствующая правовая позиция^[76].

По данному вопросу нет единства мнений в отечественной юридической науке. Так, согласно части первой статьи 77 Конституции РФ, субъекты Федерации самостоятельно устанавливают систему своих органов государственной власти в соответствии с основами конституционного строя России и общими принципами организации представительных и исполнительных органов государственной власти, установленными федеральным законом. Упомянутый закон до настоящего времени не принят. В постановлениях от 18 января 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного Закона) Алтайского края и от 1 февраля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда положений Устава - Основного Закона Читинской области, исходя из конституционного принципа единства государственной

власти, Конституционный Суд пришел к выводу, что субъекты Федерации должны в основном воспроизводить федеральную схему взаимоотношений законодательной и исполнительной властей^[77][78]. В этой связи Н.Варламова ставит вопрос, предопределяет ли данная правовая позиция Конституционного Суда содержание будущего федерального закона (добавим - и содержание соответствующих законов в субъектах Федерации). Законодатель, по мнению Варламовой, не связан решением Конституционного Суда, которое обязательно лишь в своей постановляющей части, признающей отдельные положения Уставов не соответствующими Конституции. Судебное восполнение пробела в Конституции является временным (действующим до принятия соответствующего закона) и казуальным (имеющим значение только для определения конституционности рассмотренных им актов), возможно, даже не создающим прецедента¹¹.

C таким мнением !{.Варламовой нельзя согласиться, Правовая Г""

позиция Конституционного Суда РФ поданному вопросу обязательна и для федерального законодателя и для законодателей в субъектах Федерации^[79].

Установленное частью второй статьи 87 Закона «О Кон­ституционном Суде Российской Федерации» требование зачастую не учитывается в практике нормотворчества на уровне Федерации и в субъектах Федерации. Так, увеличилось число обращений в Конституционный Суд РФ, предметом которых являются нормы (например, об избирательных цензах, неприкосновенности депутатов

представительных (законодательных) органов субъектов Федерации, о прописке (регистрации) граждан, о страховых взносах, о конституционной ответственности глав администраций субъектов Федерации, органов местного самоуправления и их должностных лиц, о реорганизации органов местного самоуправления), практически повторяющие по своему содержанию уже рассмотренные Судом ранее. К сожалению, указанное положение игнорируют и суды общей юрисдикции, не всегда признавая общеобязательность правовых позиций Конституционного Суда РФ.

Так, гр-н Р.А.Кагиров обратился в Верховный Суд Республики Башкортостан с жалобой на нарушение его конституционных прав избирать и быть избранным в органы государственной власти и местного самоуправления положениями частей второй и пятой статьи 25 Закона Республики Башкортостан от 12 октября 1994 г. «О местном государ­ственном управлении в Республике Башкортостан», согласно которым глава местной администрации района, города назначается на должность и освобождается от нее Президентом Республики Башкортостан. При этом гр-п РА.Кагиров в обоснование своих требований сослался на правовую позицию КС РФ, изложенную Судом в постановлении от 24 января 1997 г. по так называемому «удмуртскому делу».

Верховный Суд Республики Башкортостан в своем решении от 4 июня 1998 года указал, что «ссылка Кагирова RA. на постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности Закона Удмуртской Республики от 17 апреля 1996 года «О системе органов государственной власти в Удмуртской Республике» от 24 января 1997 года не может быть признана обоснованной, ибо данное постановление принято по конкретному делу и распространяться на нормы закона Республики Башкортостан не может». Рассмотрев кассационную жалобу гр-на Кагирова, Верховный Суд РФ своим определением от 4 августа 1998 года поддержал позицию Верховного Суда Республики Башкортостан: «Не может служить основанием к отмене решения суда и

90 ссылка на постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 января 1997 года, поскольку им были признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации положения некоторых законодательных актов Удмуртской Республики, а не Республики Башкортостан»^[80].

В правоприменительной практике применение правовых позиций КС РФ зависит во многом от правильного их понимания. Необходима разработка системы мер организационно-технического порядка, направленная на учет и разъяснение правовых позиций Конституционного Суда, на оказание помощи в консультировании и координации законо­творческой и правоприменительной деятельности на уровне Федерации и в субъектах Федерации.

В последнее время возникла дискуссия по вопросу о том, можно ли считать постановления КС РФ судебными прецедентами и являются ли они источниками права. Так, профессор С.В.Поленина считает, что Конституционный Суд РФ не должен подменять законодателя, связывать его в процессе конституционного толкования обязательными установками о путях решения той или иной проблемы. Вместе с тем, вопрос о возможности и целесообразности использования судебных прецедентов в российской правовой системе связывается ею с характером применяемой законодателем законодательной техники. Поясняя эту мысль, Поленина отмечает, что применяемые в уголовном законодательстве словосочетания «тяжкие последствия преступления», «повторность преступления», а в гражданском законодательстве понятия «добросовестный контрагент» и подобные им предполагают использование судейского усмотрения, в том числе и в форме прецедентов.

Таким образом, С.В.Поленина, признавая за судами правотворческие функции, высказывает мнение о том, что судебный прецедент должен быть

признан в качестве источника права^[81]. Для этого необходимо принять закон, закрепляющий возможность существования судебных прецедентов, а также устанавливающий ограничения (по предмету и органам) возможности их применения. По мнению автора, постановление КС РФ представляет собой судебный прецедент.

В предыдущем параграфе настоящей главы мы уже анализировали точки зрения основных участников дискуссии о том, можно ли судебную практику считать источником права, поэтому повторим лишь самое главное.

Так, профессор Р.З.Лившиц утверждает, что «с теоретических позиций закон перестал быть единственным выражением и воплощением права. И, следовательно, не только законодательство может рассматриваться в качестве источника права. Если судебная практика начала отражать и реализовывать гуманистические, справедливые, подлинно правовые начала, то отпали теоретические предпосылки для непризнания ее источником права»^[82].

По его мнению, судебная практика в самых различных проявлениях - и при отмене судами нормативных актов, и в разъяснениях пленумов высших судов, и при прямом применении Конституции, и при разрешении конкретных споров оказывается источником права. Принятые судебные решения служат образцом для будущих судебных решений. Иными словами, складывается механизм судебного прецедента. Р.З. Лившиц обращает внимание на важную особенность основополагающих решений, на базе которых складывается судебный прецедент. Все эти решения в той или иной форме апробируются Верховным Судом РФ или Высшим Арбитражным Судом и публикуются. Опубликование судебного решения

превращает это решение в основу прецедента. Эта черта сближает судебную практику с другими источниками права.

Сходных позиций придерживается В.М.Жуйков. Он связывает необходимость признания судебной практики источником права с необходимостью непосредственного применения норм Конституции РФ на всей территории Российской Федерации и наличием многочисленных пробелов в законодательстве. Правовой основой для признания судебной практики источником права является, с его точки зрения, новая кон­ституционная функция правосудия, возникшая после принятия Конституции РФ 1993 года, - функция оценки федеральных законов и других нормативных актов. Ранее суд свое отношение к закону выражал лишь в его толковании - уяснял смысл, цель закона, чтобы обеспечить волю законодателя. Теперь этого для выполнения конституционных полномочий суда становится недостаточно: суд должен не только истол­ковать закон, но и оценить его на предмет соответствия Конституции РФ, общепризнанным принципам и нормам международного права, чтобы в тех случаях, когда законодатель принял закон с нарушением этих актов, воспрепятствовать реализации его воли, отказав в применении такого закона. Эта новая функция уже сама по себе некоторым образом связана с созданием судом права^[83].

Н.Л.Гринат и В.В.Лазарев полагают, что Конституционный Суд официально и законно создает судебный прецедент, т.е. является субъектом правотворчества^[84].

На противоположных научных позициях находится _c4jιeH- корреспондент РАН В.С.Нерсесянц. По его мнению, в контексте современной российской государственности существо проблемы судебной практики состоит не в том, может ли суд создавать правовую норму, а

совершенно в другом: имеет ли суд право на правотворчество, т.е. одновременно и законодательствовать, и применять закон. По смыслу конституционного разделения властей акты всех звеньев судебной системы (судов общей юрисдикции, арбитражных судов, Конституционного Суда РФ), несмотря на их внешние различия, являются правоприменительными актами^[85].

В своих рассуждениях В.С.Нерсесянц последовательно приходит к выводу о том, что любая отмена нормативно-правового акта является прерогативой законотворческих органов, но не суда. Суд же вправе дать лишь юридическую квалификацию (правовую оценку и характеристику) рассматриваемого нормативно-правового акта в смысле его соответствия или несоответствия Конституции, закону. Решение судебного органа о несоответствии рассматриваемого нормативного акта Конституции или закону лишь основание для отмены этого акта компетентным правотворческим органом, а не сама отмена. Такое решение суда, считает В.С.Нерсесянц, является также лишь основанием (юридическим фактом), с которым законодатель (и действующее право) связывает определенные последствия (утрата силы акта, его неприменение судами и т.д.).

Но данные последствия - это уже заранее установленные законодателем правовые нормы, а не нормы права, создаваемые самим судом. Обращаясь к части шестой статьи 125 Конституции РФ, посвященной полномочиям Конституционного Суда РФ, автор предлагает чрезвычайно остроумную интерпретацию конституционной нормы, гласящей, что «акты или их отдельные положения, признанные неконсти­туционными, утрачивают силу». C его точки зрения, из приведенной нормы следует, что утрата силы соответствующего акта - это установление самой Конституции, а не суда, который вправе лишь признать данный акт неконституционным.

Для того чтобы выяснить, можно ли рассматривать как источник права, как судебный прецедент постановления КС РФ или его правовые позиции, необходимо обратиться к доктрине прецедента, родиной которой является Англия. Доктрина эта основывается на уважении к отдельно взятому решению одного из вышестоящих судов, признании того, что решение такого суда является «убеждающим прецедентом» для судов, стоящих выше него по иерархии, а отдельно взятое решение рассматривается как образец, которому надлежит следовать нижестоящим судам. Однако обязательным для других судов является не все решение суда, а лишь часть его - так называемое racio decidendi. В дословном переводе с латинского - это решающий довод, аргумент. В английском прецедентном праве racio decidendi означает сущность решения, т.е. правовую норму, заключенную в решении суда^[86].

Мы придерживаемся мнения, что «в мире юридических явлений правовые позиции КС ближе всего находятся к racio decidendi и в силу этого именно правовые позиции КС следует считать источником права»^[87].

К таким же выводам пришел и Л.В.Лазарев: «Прецедентный характер акта конституционной юрисдикции означает, что выраженная в нем правовая позиция относительно конституционности конкретного акта или нормы является образом (правилом), которым должны руководствоваться законодательные, судебные и иные органы, должностные лица при решении вопросов в рамках своей компетенции применительно к аналогичным по содержанию актам, нормам^[88].

C нашей точки зрения, правовые позиции КС чаще всего содержатся в окончательных постановлениях Суда. При рассмотрении поступающих обращений на пленарных заседаниях Конституционный Суд принимает либо решение о принятии обращения к производству, либо так называемые

95 «отказные» определения. Полагаем, что в «отказных» определениях КС должны содержаться процессуальные правовые позиции КС, означающие толкование не норм Конституции, а норм Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о неподведом- ственности и допустимости рассматриваемых дел. Думается, процессуальные правовые позиции не охватываются понятием правовой позиции, содержащимся в статье 73 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

По смыслу статьи 42 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» решение (определение) о принятии либо об отказе в принятии обращения к рассмотрению отнесено к исключительной компетенции пленарного заседания Конституционного Суда. Палаты не могут выносить определения ни о принятии, ни об отказе в принятии обращения к рассмотрению. Следовательно, в статье 73 Φ∣⅛3 «О Конституционном Суде Российской Федерации» идет речь лишь о такой правовой позиции, которая может быть выражена лишь в постановлении КС и пересмотрена при наличии особых обстоятельств и только вновь принятым постановлением КС.

Если признать, что «процессуальная» правовая позиция, изложенная в «отказном» определении, соответствует все-таки требованиям статьи 73 ФКЗ, то Конституционный Суд в каждом случае вынесения «отказного» определения будет жестко связан предыдущими своими решениями по аналогичным делам, что не может быть признано юридически обо­снованным и целесообразным. Надо иметь в виду, что процессуальные правовые позиции прежде всего касаются формирования правил подведомственности и допустимости, с помощью которых Конституционный Суд регулирует количество дел, отбираемых для рассмотрения в судебных заседаниях, ибо «пропускная способность» Конституционного Суда ограничена.

И только в отдельных случаях в «отказных» определениях КС могут содержаться правовые позиции. Так, в определении от 27 сентября 1995 г. об отказе в принятии к рассмотрению жалобы министра иностранных дел А.В.Козырева о признании неконституционной статьи 7 Гражданского кодекса РСФСР* гарантирующей защиту чести и достоинства, Конституционный Суд указал в порядке конституционного истолкования гражданско-правовой нормы, что суды общей юрисдикции вправе и обязаны обеспечивать должное равновесие при использовании конституционных прав на защиту чести и достоинства, с одной стороны, и на свободу слова - с другой^[89]. Это пример «отказного» определения с «положительным» содержанием (в смысле разрешения юридической коллизии, а не в отказе в ее разрешении).

Не следует смешивать два разных понятия - постановление КС и правовую позицию КС.

Постановление КС в целом посвящено решению одной проблемы - соответствует или не соответствует Конституции норма, которая оспаривается заявителем. Предмет рассмотрения КС предопределяется предметом обращения - это та конкретная норма, по поводу которой осуществляется конституционное судопроизводство. Содержание этой конкретной нормы определяется правовой позицией законодательных органов. Однако аналогичное содержание может присутствовать и в других нормах, принятых как данным (федеральным, например) законодательным органом, так и законодателями субъектов Федерации, а также в подзаконных актах.

Оспариваемая в КС норма - это всегда конкретная правовая норма, но выводы Конституционного Суда в связи с проверкой ее конституционности, основанные на истолковании конституционных норм и принципов, имеют, как правило, гораздо более общее значение. Эти выводы могут быть распространены и на аналогичные по юридическому

содержанию нормы, содержащиеся и в других законах и в подзаконных актах.

Прецедентное значение правовых позиций КС РФ обеспечивается действующим законодательством.

Как следует из статьи 87 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», признание нормативного акта или договора либо отдельных их положений не соответствующими Конституции Российской Федерации является основанием отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, основанных на нормативном акте или договоре, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или содержащих такие же положения, какие были предметом обращения. Положения этих нормативных актов и договоров не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами.

Таким образом, правовые последствия признания конкретной нормы неконституционной оказываются куда более значимыми: они отражают данную Конституционным Судом оценку правовой позиции законотворческих органов, создавших нормы с аналогичным содержанием. В этом смысле понятия «оспариваемая норма» и «предмет рассмотрения» в конституционном судопроизводстве не совпадают. На примере конкретной оспоренной нормы конституционный Суд рассматривает определенную, значимую юридическую проблему (предмет рассмотрения). Правовая позиция КС представляет собой обнаруженный на примере исследования конституционности оспоренной нормы принцип решения группы аналогичных дел.

В постановлении по делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части 1 статьи 11 Закона РФ «О федеральных органах налоговой полиции» суд сформулировал правовую позицию: взыскание штрафов с юридических лиц за нарушение налогового законодательства в бесспорном порядке недопустимо. В резолютивной части постановления Конституционный Суд «дисквалифицировал» только норму Закона «О

федеральных органах налоговой полиции», которая предоставляла этим органам производить взыскания с юридических лиц сумм штрафов в бесспорном порядке без их согласия.

Однако таким правом обладали и налоговые инспекции, органы валютного контроля. Правовая позиция, содержащаяся в мотивировочной части постановления, позволила в последующем распространить этот правовой принцип и на другие, схожие по юридическому содержанию, правовые нормы. Подчеркнем, что это распространение осуществляется в форме «отказного» определения суда, а не итогового постановления.

Так, рассмотрев жалобу ООО «Национальный коммерческий банк» о нарушении конституционных прав граждан другими положениями упомянутого Закона «О федеральных органах налоговой полиции», Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что вопрос о соответствии Конституции РФ оспариваемых положений уже был разрешен Судом его постановлением от 17 декабря 1996 г. по делу о проверке кон­ституционности пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции». Эти положения, как носящие отсылочный характер, рассматривались Судом в системной связи со статьями 7 (п.8 и 9) и 8 Закона РСФСР от 21 марта 1991 г. «О Государственной налоговой службе РСФСР» и статьей 13 Закона РФ от 27 декабря 1991 г. «Об основах налоговой системы в Российской Федерации». Именно указанными статьями устанавливался бесспорный порядок взыскания с юридических лиц недоимок по налогам, сумм штрафов, предусмотренных как пунктом 8 статьи 7 Закона РСФСР «О Государственной налоговой службе РСФСР», так и другими законодательными актами Российской Федерации, и определялось содержание правомочий органов налоговой полиции по применению санкций. Таким образом, проверке подвергались одновременно нормы трех законов и потому выводы Конституционного Суда РФ, содержащиеся как в мотивировочной, так и в резолютивной

99 части постановления, относительно бесспорного порядка взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций распространяются и на положения статей 7 (п.8 и 9) и 8 Закона РСФСР «О Государственной налоговой службе РСФСР».

Конституционный Суд признал неконституционными положения пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона РФ «О федеральных органах налоговой полиции», предоставляющие федеральным органам налоговой полиции право на основании статей 7 (п.8 и 9) и 8 Закона РСФСР «О Госу­дарственной налоговой службе РСФСР» и статьи 13 Закона РФ «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» производить взыскание с юридических лиц сумм штрафов в бесспорном порядке без их согласия. Налоговый орган вправе принять решение о взыскании штрафа с юридического лица. Такое решение, по смыслу статей 45 и 46 (ч. 1 и 2) Конституции РФ, может быть в установленном порядке обжаловано юридическим лицом в вышестоящий налоговый орган и (или) суд. В случае обжалования взыскание штрафа не может производиться в бесспорном порядке, а должно быть приостановлено до вынесения судом решения по жалобе налогоплательщика. Таким образом, бесспорный порядок взыскания штрафов, в случае несогласия юридического лица с решением налогового органа, является превышением конституционно допустимого ограничения права (ч.З ст.55), закрепленного в части 3 статьи 35 Конституции РФ, согласно которой никто не может быть лишен своего имущества иначе, как по решению суда.

Данная правовая позиция Конституционного Суда РФ была подтверждена в его постановлении от 12 мая 1998 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Закона РФ «О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением» и в определении от 6 ноября 1997 г. по запросу Арбитражного суда Архангельской области о проверке конституционности положений Закона Российской Федерации «Об основах налоговой системы в

IOO

Российской Федерации». Из указанных решений Суда следует, что бесспорный порядок взыскания штрафных санкций с юридических лиц без их согласия недопустим, вне зависимости оттого, каким органом - налоговой полицией или налоговой инспекцией - и на основании какого нормативно-правового акта, устанавливающего ответственность за нарушение налогового законодательства, принимается решение о взыскании подобного штрафа. Эти решения КС РФ сохраняют свою силу.

В последующем в Конституционный Суд поступила жалоба акционерного общества «Пирамида», в которой ставился вопрос о проверке конституционности пункта 4 статьи 14 Закона РФ «О валютном регулировании и валютном контроле», согласно которому взыскание упомянутых в данной статье сумм штрафов производится с юридических лиц в бесспорном порядке.

Конституционный Суд по данной жалобе принял определение (с «положительным» содержанием), а не итоговое постановление, которое принимается по результатам слушаний дела в КС. В этом определении Суд указал, что вопрос о конституционности законоположения, допускающего возможность взыскания сумм штрафов и иных санкций с юридических лиц - в бесспорном, а с физических лиц - в судебном порядке, уже был предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ.

В постановлении от 17 декабря 1996 г. по делу о проверке конституционности подпунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона РФ от 24 июня 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции» Конституционный Суд признал положение о взыскании с юридических лиц без их согласия сумм штрафов и иных санкций в бесспорном порядке не соответствующим Конституции РФ, ее статьям 35 (ч. 3), 45,46 (ч.1 и 2) и 55 (ч.З).

Вывод Конституционного Суда, признавшего, что бесспорный порядок взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций без их согласия, т.е. при возражениях против указанных взысканий, является

IOl

неконституционным независимо оттого, каким органом - налоговой полицией или налоговой службой - принимается решение о производстве взыскания и каким нормативным актом (или отдельными его положениями) такое право ему предоставлено, распространяется на все иные органы, в том числе государственные службы и фискальные органы, поскольку ими могут применяться аналогичные санкции. Поэтому Суд определил, что положение о бесспорном порядке взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций, содержащееся в пункте 4 статьи 14 Закона РФ «О валютном регулировании и валютном контроле», по существу, является таким же, как положение, которое ранее уже было предметом обращения и по которому Конституционным Судом было вынесено постановление, сохраняющее свою силу. Конституционные критерии недопустимости взыскания с юридических лиц без их согласия сумм штрафов и иных санкций в бесспорном порядке выявлены Конституционным Судом РФ в его постановлении от 17 декабря 1996 г. по делу о проверке конституционности подпунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона РФ от 24 июня 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции», а также в постановлении от 12 мая 1998 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений абзаца шестого статьи 6 и абзаца второго части первой статьи 7 Закона РФ от 18 июня 1993 г. «О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением» и в определении от 6 ноября 1997 г. по запросу Арбитражного суда Архангельской области о проверке конституционности положений статьи 13 Закона РФ от 27 декабря 1991 г. «Об основах на­логовой системы в Российской Федерации».

Исходя из правовой позиции, сформулированной в указанных решениях, положение о бесспорном порядке взыскания с юридических лиц без их согласия сумм штрафов и иных санкций, упомянутых в статье 14 Закона РФ «О валютном регулировании и валютном контроле», указал Суд, не может применяться судами, другими органами и должностными

102 лицами, что является общеобязательным и впредь до отмены пункта 4 данной статьи Федеральным Собранием исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике. По указанным основаниям Конституционный Суд пришел к выводу, что жалоба АО «Пирамида» не может быть принята Конституционным Судом РФ к рассмотрению. Вместе с тем, определил Суд, дело АО подлежит пересмотру компетентными органами в установленном порядке.

Практика принятия определений с «положительным» содержанием, основанная на применении статьи 87 Закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», получила широкое распространение. Данные определения официально публикуются в «Российской газете» и в «Собрании законодательства Российской Федерации»^[90]. Посредством такого рода определений Конституционный Суд РФ официально указывает на наличие в его постановлениях тех или иных правовых позиций, подчеркивает их прецедентное значение, иными словами, их общеобязательность.

Правовые позиции КС как выявленные и сформулированные судом правовые принципы, пригодные для решения ряда дел, представляют собой «живое», «развивающееся» конституционное право. Но не в каждом постановлении КС может содержаться новая правовая позиция. Иногда для оценки оспоренной нормы Конституционный Суд прибегает к своим прежним правовым позициям. Однако в этом случае в каждом новом постановлении КС речь идет об иной оспоренной норме.

Обратившись к различиям понятий «право» и «закон», можно предположить, что понятие «правовая позиция Конституционного Суда» коррелирует с правом, а вот постановление КС с оценкой оспоренной нормы всегда имеет отношение к законодательству.

Признав норму не соответствующей Конституции, Кон­ституционный Суд объявляет ее недействующей, т.е. выступает в качестве «отрицающего законодателя». В результате происходят определенные изменения в законодательстве. Постановление КС обладает свойством самодостаточности, что означает, что нормотворческий орган не должен дублировать решение, принятое Конституционным Судом, и отменять норму, признанную неконституционной. Конституционный Суд, наряду с другими нормотворческими органами государства, участвует в реализации законотворческой функции государства посредством своих итоговых постановлений. Выводе неконституционности нормы содержится в резо­лютивной части постановления, следующей после слов «суд постановляет». При новом опубликовании закона, одно из положений которого признано неконституционным, отмененное положение не воспроизводится и в примечании указывается, каким постановлением КС пробита «брешь» в законе.

В мотивировочной части постановления содержатся аргументы, послужившие основанием для вывода суда. Часть этих аргументов имеет особо важное значение. Конституционный Суд, выявляя неявный смысл конституционных норм, образно выражаясь, обнаруживает в них двойное, тройное дно. Воистину, Конституция - это кладезь неявных конституционных ценностей. Это и есть правовые позиции, имеющие общее значение. Это важные правовые выводы, идеи, представляющие собой выявленное судом, кристаллизованное право. Вот почему я считаю, что правовые позиции КС - это, безусловно, источник права,

Формируя свою правовую позицию, т.е. правовой принцип, пригодный для разрешения группы сходных юридических коллизий, Конституционный Суд руководствуется рядом правил. Одно из них - правило о разумном самоограничении. В его основе - учет базового конституционного принципа разделения властей. Конституционный Суд

учитывает, что в конечном счете право должно быть формализовано, оно должно стать содержанием закона, а это уже прерогатива законодателя.

Поэтому свои правовые позиции Конституционный Суд должен вырабатывать, проявляя большую осторожность и уважение к конституционным полномочиям законодателя. Так, в деле о проверке конституционности Федерального закона «О тарифах страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации» возник вопрос о юридической природе страховых взносов. Являются ли они разновидностью налогов? Конституционный Суд привел множество аргументов в пользу этой точки зрения, но поостерегся высказывать свою правовую позицию, сводящуюся к положительному ответу на данный вопрос.

Таким образом, правильное и своевременное применение судами общей юрисдикции решений Конституционного Суда, его правовых позиций способствует очищению действующего законодательства от конституционно ущербных норм, конституционализации судебной практики. Судьи, разрешая конкретные дела, вынуждены восполнять пробелы и разрешать противоречия действующего законодательства, создавая при этом новое судебное право. Важнейшим источником в этом процессе являются решения и правовые позиции Конституционного Суда.

Право толкования законов и обобщения судебных казусов стало важнейшей прерогативой судебной власти, способствующей повышению ее роли в развитии и совершенствовании права. Учет законодателем при разработке новых законов судебной практики, в том числе формируемой решениями Конституционного Суда, позволяет говорить о прочном становлении судебной власти в нашей стране. Думается, наступил момент, когда требуется официальное признание судебного правотворчества как необходимого способа формирования правовых норм, на основе которых смогут разрешаться не только одно конкретное дело, но и другие аналогичные дела.

Судебное право опережает в своем развитии законодательный процесс. Оно более подвижно и поэтому оперативнее учитывает изменяющуюся правовую действительность. Судье при рассмотрении конкретных дел зачастую приходится разрешать возникающие в правовой действительности казусы, которые законодатель не всегда успевает урегулировать. В связи с пробелом в праве у судьи зачастую не оказывается под рукой необходимого закона. Отказать же в правосудии он не может и обязан разрешить спор, основываясь на общих принципах права. При этом судья не «изобретает» общих принципов права, а лишь выводит их из правовой системы, из определенных совокупностей отраслевых норм.

Такие общеправовые формулы, позволяющие разрешать определенные категории дел, требуют официального признания. Это должно сделать более предсказуемыми и разумными пределы колебаний правоприменительной практики различных судов, с одной стороны, и наделить их новым качеством - «качеством властности» - с другой. Властность суда, основанная на общеобязательных предписаниях, адресуемых как заинтересованным в деле сторонам, так и другим органам, должностным лицам, означает, что право всегда должно быть выше силы.