§ 1. Механизм легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина
Механизм является, прежде всего, технической категорией, под которой принято понимать «систему тел, предназначенную для преобразования движения одних твердых тел (звеньев) в требуемые движения других твердых тел»[157].
По сути, это устройство какой-либо машины, призванное приводить ее в действие. По аналогии с подобной интерпретацией, понятием механизма оперируют гуманитарные науки, изучающие определенные сферы общественной жизни. Механизм позволяет показать, каким именно образом устроена та или иная система и от чего зависит ее работоспособность. Имея наглядную и четкую картину о внутреннем устройстве системы гораздо проще предупреждать возможные и устранять возникающие в ней проблемы. Из этого следует, что исследование механизма решает сразу две задачи. Первая из них - информационно-гносеологическая, когда через механизм может быть исследована сущность явления, его функции и назначение. Вторая - практико-прикладная, когда детальный анализ элементов механизма позволяет действенно решать конкретные вопросы, возникающие в реальной жизни.Механизм легализации ограничений представляет собой строго упорядоченную совокупность взаимозависимых звеньев, обуславливающих возможность ее практического осуществления. Таким образом, элементы механизма легализации приводят ее в действие, а также определяют последовательность стадий ее процесса.
Дабы избежать терминологической путаницы, от непосредственного механизма самой легализации, как юридической процедуры, необходимо отличать механизм ограничительного воздействия уже легализованных правовых предписаний. В первом случае речь идет о механизме создания и закрепления общеобязательных положений, ограничивающих права и свободы человека и гражданина, во втором же - о механизме правового регулирования с помощью этих ограничений.
Особенность механизма гуманитарных сфер проявляется в том, что человек здесь выступает не в качестве стороннего наблюдателя, а как составная часть этого механизма.
Субъект, создавший механизм, становится в результате объектом созданной им же самим системы. Из этого контекста следует, что сам механизм представляет собой деятельность уполномоченных на его создание лиц - специальных субъектов, которым юридическими нормами предоставлена такая возможность. Таким образом, механизм легализации ограничений, в целом, представляет собой совокупность различных видов юрисдикционной и неюрисдикционной деятельности, формализующей лимиты меры возможного поведения лица для их материализации в правоотношениях. Деятельность здесь понимается в качестве материализованной юридически значимой активности уполномоченного к ее осуществлению субъекта. Можно согласиться с выводами В.Л. Кулапова и Ю.А. Кондрашова касаемо того, что любая юридическая деятельность является управленческой, так как связана с организацией общественной жизни. Она имеет государственно-властный характер, а ее результаты, в виде конкретных решений, являются обязательными, а их исполнение обеспечивается силой государственного принуждения[158].Охарактеризованная нами ранее природа юридической легализации позволяет интерпретировать ее в качестве стадии юридического процесса, связанной с принятием определенного решения или совершения юридически значимого действия. То есть сама легализация представляет, прежде всего,
входящую в юридический процесс процедуру, выраженную в деятельности уполномоченных на то субъектов.
Как отмечалось нами ранее, проведение процедуры легализации возможно в рамках двух процессов - правотворческого и правоприменительного. Восприятие легализации ограничений в контексте правотворческого процесса позволяет ее определять в качестве процедуры окончательного принятия, сопряженной с опубликованием и вступлением в силу нормативно-правового акта, содержащего лимиты меры возможного поведения лица в правоотношениях. Подобная интерпретация позволяет нам судить о легализации как о комплексной процедуре.
В связи с этим, нельзя считать легализацией, к примеру, принятый Государственной Думой, но не одобренный Советом Федерации проект федерального закона, равно как и любой другой не вступивший в законную силу нормативный акт.
Проводя необходимые логические параллели, приведем конкретный пример. Невозможно считать правотворческим процессом неудавшуюся попытку принятия закона, хотя бы его проект был внесен на рассмотрение Государственной Думы, но не был бы ею принят. Ведь в итоге ни созданы, ни изменены, ни отменены юридические нормы, что является отражением сути правотворчества. Точно также следует воспринимать тот случай, если не было принято обязательного решения ограничить права и свободы конкретного гражданина или это решение не вступило в законную силу. При данных условиях возможно говорить лишь о неудавшейся попытке легализации, либо констатировать ее незавершенный характер.Легализация ограничений прав личности федеральным законом предполагает, прежде всего, принятие и вступление в силу этого нормативного акта, а также отражает итог формализации лимитов меры возможного поведения лица в определенном виде правоотношений, необходимость которой была продиктована различного рода экономическими, политическими, идеологическими, специально-юридическими и иными социальными практиками, имеющими место в обществе и государстве.
Подобным образом следует воспринимать легализацию и в правоприменительном процессе. Установление фактической и юридической основы дела можно воспринимать в качестве составных частей легализации, которая будет завершенной лишь после принятия решения по делу, сопряженного с вступлением этого решения в законную силу.
Вместе с тем, определение легализации лишь в качестве факта вступления в силу общеобязательного предписания существенно и необоснованно сужает характеристику данной категории. Легализация - не одномоментный факт, а, в определенной степени, длящаяся процедура, деятельность уполномоченных органов и должностных лиц. Вступление в юридическую силу правового акта является только техническим аспектом легализации, не затрагивающим ее содержательной составляющей. В этом суть выведения юридически значимой деятельности в качестве элемента механизма легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина.
Стоит отдельно отметить тот факт, что опосредованность названных полномочий правом является обязательным условием в деятельности этих субъектов, позволяя установить контроль над ними. В этом смысле, первостепенную роль здесь играет конституционная ответственность органов, организаций и должностных лиц, обладающих властными полномочиями за принимаемые ими решения, позволяющая проводить отрешение от должности отдельных лиц или вовсе, расформировывать тот или иной состав законодательных, исполнительно-распорядительных или судебных органов власти.
С учетом последних изменений в законодательстве, и, в частности, в Конституции РФ, можно констатировать, что на сегодняшний день в Российской Федерации наблюдается усиление централизации власти. Однако подобные процессы всегда должны быть обоснованными и соразмерными объему институтов, входящих в систему сдержек и противовесов. Основным залогом этого должна служить полностью независимая судебная система и действенное коллизионное право, позволяющее разрешать коллизии не только в пользу
федерального центра, но и субъектов федерации, что прямо гарантируется ст.76 Конституции России.
Возвращаясь к общетеоретической модели механизма легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина следует отметить, что любой механизм характеризуется поступательным движением, для которого необходим побудитель, позволяющий перевести элементы этого механизма в материальноэмпирическую плоскость. Для легализации таким побудительным фактором выступает идея, являющаяся, одновременно, предпосылкой действия механизма.
Идея формализовать лимиты меры возможного поведения лица должна быть связана с целью легализации ограничений. В качестве такой универсальной цели следует признать установление равных возможностей осуществления прав, свобод и законных интересов, а также недопущение злоупотребления со стороны одних субъектов в ущерб правам и свободам других.
Деятельность по легализации ограничений является строго определенной процедурой.
Первой стадией ее механизма является установление правового положения и определение полномочий легализующих ограничения прав и свобод субъектов, а также регламентация последовательности их действий. Исходя из этого, в качестве первого элемента названного механизма выступают юридические нормы.В правотворческом процессе к таким нормам следует относить общеобязательные предписания, устанавливающие порядок принятия, опубликования и вступления в силу нормативных актов Конституцией Российской Федерации (ч.3 ст.80, п. «д» ст.84, п. «б» ст.86, ч.2 ст.87, ст.88, 90, 105, 107-108, 115). Также рядом Федеральных конституционных и Федеральных законов, таких, как: Федеральный конституционный закон от 17.12.1997 № 2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации», Федеральный закон от 14.06.1994 № 5-ФЗ «О порядке опубликования и вступления в силу федеральных конституционных законов, федеральных законов, актов палат Федерального Собрания» и законов субъектов Российской Федерации, регулирующих соответствующие вопросы в пределах их компетенции. Кроме того,
подзаконными нормативными актами, такими как: Указ Президента РФ от 11.01.1993 № 11 «О порядке опубликования международных договоров Российской Федерации», Указ Президента РФ от 05.04.1994 № 662 «О порядке опубликования и вступления в силу Федеральных законов», Указ Президента РФ от 23.05.1996 г. № 763 «О порядке опубликования и вступления в силу актов Президента Российской Федерации, Правительства Российской Федерации и нормативных правовых актов федеральных органов исполнительной власти», а наряду с ними, отдельными нормами регламентов законодательных и исполнительных органов власти[159] и т.п.
В правоприменительном процессе формальной составляющей механизма легализации являются, прежде всего, нормы, закрепляющие за тем или иным правоприменительным органом полномочия, позволяющие ограничивать права и свободы. При этом, следует признать недостаточным одного лишь факта наличия полномочий. Не менее важным фактором являются положения, определяющие процессуальный порядок осуществления названной деятельности.
Сама идея формализовать лимиты меры возможного поведения должна быть связана с опредмеченной потребностью, в роли которой выступает юридический факт или фактический состав. Процедура формализации лимитов
меры возможного поведения неразрывно связана с конкретными жизненными обстоятельствами, служащими отправной точкой для начала ее осуществления. Эти обстоятельства, называемые юридическими фактами, являются вторым звеном механизма легализации ограничений прав и свобод.
Юридические факты разнородны по своей природе. Законодатель, учитывая всю специфику ограничений прав и свобод личности, устанавливает весьма ограниченный круг обстоятельств, с которыми может быть связана легализация ограничений прав и свобод человека и гражданина. Эти обстоятельства базируются, прежде всего, на положениях международного права.
Однако прямого определения жизненных обстоятельств, с которыми может связываться легализация ограничений прав и свобод, международные документы не содержат. Их положения носят бланкетный характер, как уже было отмечено, означающий экстраполяцию законодательного регулирования частных обстоятельств на государственный уровень стран-участниц этих документов. При этом, нормы международного права определяют цели, в соответствии с которыми могут ограничиваться права и свободы личности, в частности: обеспечение национальной и государственной безопасности, территориальной целостности, общественного порядка, необходимости предотвращения беспорядков, предупреждения и пресечения преступлений, обеспечение справедливости наказания, а также надежности осуществления надзора в исправительных учреждениях, охрана здоровья и нравственности, защита репутации и прав других лиц, предотвращение разглашения конфиденциальной информации, способствование благосостоянию общества и другие[160].
Цели, в свою очередь, свидетельствуют о возможном наличии юридических фактов, в соответствии с которыми могут применяться такие исключительные меры воздействия, как ограничения индивидуальных прав лица. К примеру, обеспечение общественной или государственной безопасности и порядка, обозначенные в качестве целей легализации ограничений прав личности, позволяют судить о таких действиях и событиях, которые могут способствовать ущемлению названных благ и, в соответствии с которыми, формализуются лимиты возможного поведения лица.
В этом смысле юридический факт или фактический состав является предпосылкой возникновения правоотношений, исходящих из самой легализации ограничений, которая, в свою очередь, служит одним из средств, обеспечивающих достижение поставленных целей. Подобная формула не всегда верна, в том смысле, что ограничения не всегда казуальны и зависят от наступивших реальных жизненных обстоятельств. Вполне допустима ситуация, когда легализация ограничений носит превентивный характер, предвосхищая наступление юридических фактов. В последнем случае мы имеем дело с юридической фикцией, когда юридический факт или фактический состав подменяется лишь возможностью его наступления, которую также можно рассматривать в качестве элемента механизма легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина. К примеру, когда существует реальная опасность террористических актов, ограничиваются определенные права и свободы.
С учетом сказанного, в ходе дальнейшего анализа элементов механизма легализации ограничений, юридические факты и возможность их наступления мы будем рассматривать в диалектическом единстве, исходя из целевой
направленности лимитирования меры возможного поведения лица в правоотношениях.
Конституция Российской Федерации в ч.3 ст.55 в качестве основной цели ограничений ставит защиту основ конституционного строя. Данная формулировка позволяет вывести целый ряд, как объективно существующих, так и возможных в перспективе жизненных обстоятельств, с которыми норма права связывает легализацию названных лимитов меры возможного поведения индивида.
Подобный плюрализм обусловлен предельно широкими возможностями интерпретации такой конструкции, как «основы конституционного строя». Указанная формулировка устанавливает лишь общий ориентир для уполномоченного в области легализации ограничений лица. По сути, в качестве юридических фактов, исходя из указанной выше законодательной формулировки, могут быть обозначены любые деяния лиц, направленные на изменение существующей территориальной организации государства, формы правления, посягающие на государственный суверенитет и территориальную целостность, нарушающие гарантированное равноправие, подрывающие демократические начала и т.п.
Такой подход, безусловно, требует практического уточнения. В частности, в целях защиты государственного строя, согласно Закону Российской Федерации «О государственной тайне», ограничивается распространение сведений касающихся государственной тайны, в том числе устанавливается возможность изъятия из частной собственности объектов, содержащих сведения, относящиеся к государственной тайне[161]. В последнем случае в качестве юридического состава, обусловившего легализацию ограничений, следует признать наличие в собственности определенного лица сведений, которые были признаны уполномоченными на то органами относящимися к государственной тайне. К легализованным ограничениям в целях защиты конституционного строя можно отнести также составы предусмотренных в законодательстве видов
правонарушений, посягающих на порядок осуществления публичной власти, демократических начал, территориальной целостности и т.п. Таким образом, законодатель конкретизирует конституционные положения относительно защиты основ государственной безопасности и конституционного строя. В случае отсутствия подобной конкретизации, права и свободы ограничиваться не могут. Последнее утверждение справедливо для любых ограничений прав и свобод.
Помимо названной цели, Основной закон, согласуя свои положения с актами межгосударственного уровня, допускает легализацию ограничений, исходя из защиты нравственности. Подобная формулировка достаточно интерпретационна и может поставить в некоторое затруднение, как законодателя, так и правоприменителя. Мораль и нравственность - не только субъективные по своей природе, но также исторически изменчивые категории, поэтому определить содержание тех юридических фактов, которые могут лечь в основу легализации ограничений прав и свобод можно только в контексте конкретной социальной реальности, сложившихся и действующих именно в данный исторический период моральных устоев.
Кроме того, необходимо учитывать многонациональный характер населения России и представления о морали у разных народов, проживающих на территории страны. В частности, ст.14 Семейного кодекса Российской Федерации запрещает полигамные браки, как чуждые национальной культуре и образу жизни, хотя ислам допускает многоженство, и многие мусульманские лидеры, а также некоторые ученые сегодня выступают за его легализацию в современной России[162].
Таким образом, к юридическим фактам, которые могут быть основаниями для легализации ограничений прав и свобод по мотивам защиты нравственности, необходимо относить лишь те обстоятельства или реальную возможность их
наступления, когда существует угроза подрыва наиболее универсальных моральных устоев, не вызывающих каких-либо разночтений у абсолютного большинства субъектов правоотношений. К примеру, не может вызывать двойственного отношения растление малолетних и тому подобные действия.
Сложнее дело обстоит с теми реалиями социальной жизни, которые, хотя и не поддерживаются формальным большинством, являются повсеместными или широко распространенными в определенных социальных кругах. Так вовлечение детей в занятие попрошайничеством у ряда народностей является исторически сложившимся образом жизни и не считается аморальным. В данном случае, процедура легализации ограничений прав и свобод должна быть связана с ответами, по крайней мере, на два основополагающих вопроса. Во-первых, опасна ли для общества та модель поведения, которую планируется ограничить? И, во- вторых, созданы ли в государстве условия для альтернативного поведения? В частности, приведенный выше пример свидетельствует о нанесении существенного вреда обществу, являясь одним из факторов его маргинализации, хотя, как в царской, так и в постреволюционной России подобная социальная практика была необходимой для выживания многих людей[163].
Также в качестве цели легализации ограничений, законодатель в ч. 3 ст. 55 и ч. 2 ст. 74 Конституции закрепляет необходимость защиты здоровья, при этом, не конкретизируя данный тезис. Если исходить из определения здоровья, содержащегося в преамбуле к Уставу Всемирной организации здравоохранения, как «состояния полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствия болезней и физических дефектов»[164], то в качестве юридических фактов, служащих основаниями для легализации ограничений по этому критерию, можно было бы признать любые действия или события,
способствующие умалению этого «благополучия». Подобная формулировка предполагает практически неограниченный круг жизненных обстоятельств, которые можно было бы причислить к юридическим фактам, способствующим легализации ограничений прав. Подобная интерпретация выглядит неуместной, открывающей необоснованной широты объем полномочий органов государственной власти в области ограничения прав и свобод, по сути, подменяя последнее понятие необоснованным ущемлением прав. Гораздо логичнее исходить из определения здоровья, содержащегося в п.1 ст.2 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», связывающего последнее с отсутствием заболеваний, а также расстройством функций органов и систем человеческого организма[165].
Таким образом, к юридическим фактам механизма легализации ограничений прав и свобод по мотивам защиты здоровья следует относить действия или бездействие, способствующие появлению заболеваний или создающих реальную угрозу их появления. Так, в частности, законодатель устанавливает ограничения оборотоспособности отдельных объектов гражданских прав, которые могут нанести вред здоровью людей, к примеру, наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, перечень которых определен Правительством и постоянно расширяется[166]. Также необходимо отметить, что в качестве юридических фактов, относимых к рассматриваемой группе, стоит относить те обстоятельства, которые создают или могут создать препятствия для оказания медицинской помощи нуждающимся в ней лицам.
В качестве следующей цели легализации ограничений прав и свобод индивида Конституция устанавливает необходимость защиты прав и законных
интересов других лиц. По нашему мнению данная формулировка не предполагает восприятие в качестве юридического факта только лишь номинального наличия субъективного права или законного интереса контрсубъекта. В данном случае предполагается сложный фактический состав, предполагающий, во-первых, возникновение реального противоречия между правами, либо правом с одной стороны и законным интересом с другой у участников одного и того же правоотношения. Во-вторых, решение возникшего противоречия представляется возможным только путем ограничения прав и свобод, в том числе сразу у обоих субъектов, то есть юридическим фактом является условная «безвыходность» ситуации, когда легализация ограничений свободы личности становится единственно возможным вариантом разрешения возникших проблем. Данное обстоятельство является универсальным для легализации всех ограничений. И, в- третьих, уполномоченный на то субъект в ходе легализации ограничения прав должен руководствоваться принципом соразмерности такого ограничения. Последнее условие позволяет воспринимать в качестве юридического факта наличие дисбаланса в правомочиях разных лиц, когда одно из них не может в полной мере пользоваться предоставленным ему законом благом.
Кроме названных обстоятельств, важным фактором легализации ограничений прав и свобод является угроза обороноспособности страны и безопасности государства. Сказанное свидетельствует, что к юридическим фактам, способствующим формализации лимитов меры возможного поведения можно относить любые посягательства или их реальную угрозу в отношении, как внешнего, так и внутреннего суверенитета государства. В частности, допускается легализация ограничений свободы слова в части призывов к насильственному изменению конституционного строя, действий, направленных на создание незаконных вооруженных формирований и т.п.
В свою очередь, часть первая статьи 56 Конституции является в некотором роде исключением из общего правила. В ней законодатель не только ставит цели, но и прямо называет те юридические факты, которые могут служить основой для легализации ограничений, а именно, чрезвычайное положение. В данном случае
стоит говорить о сложном фактическом составе, предполагающим, во-первых, наличие жизненных обстоятельств чрезвычайного характера, поименованных в ст.3 Федерального Конституционного закона «О чрезвычайном положении»[167] и, во-вторых, принятые сообразно им и содержащиеся в Указе Президента юридические нормы, устанавливающие особый правовой режим. При этом сам Указ о введении чрезвычайного положения также может легализовать ограничения отдельных прав и свобод.
Среди последних из содержащихся в Основном законе групп юридических фактов, входящих в механизм легализации ограничений прав и свобод, исходя из положений ч.2 ст.74 Конституции РФ, стоит назвать те жизненные
обстоятельства, которые ставят под угрозу охрану окружающей природной среды и памятников исторического и культурного наследия, признанных таковыми в соответствии с действующим законодательством.
Юридические факты и фактические составы играют одну из первостепенных ролей в ходе легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина. Однако их значение не может быть воспринято вне контекста определенного правоотношения, являющегося следствием конкретных жизненных обстоятельств, с которыми связывается лимитация меры возможного поведения лица. Установление таких лимитов вне правовых отношений невозможно в принципе, так как именно в последнем осуществляется фактическое поведение лица, без которого любые инструменты правового регулирования теряют свой смысл.
Процедура формализации лимитов меры возможного поведения свидетельствует о наличии, по меньшей мере, двух сторон в правоотношении - носителя субъективных прав, которые подлежат ограничению и уполномоченного в области легализации ограничений органа или должностного лица. Правовое отношение предполагает практическую реализацию прав и обязанностей в
формах соблюдения запретов, исполнения обязанностей и использования своих правомочий.
Механизм легализации ограничений прав и свобод, как было отмечено ранее, представляет собой деятельность специально уполномоченных субъектов права, выражающуюся в волевых актах. Еще В.Н. Кудрявцев отмечал, что деятельность состоит из совокупности действий и операций (поступков), направленных к единой цели[168]. Таким образом, очередным элементом механизма легализации ограничений являются акты осуществления субъективных прав и обязанностей. Именно на стадии совершения актов, соответствующих формам реализации юридических норм, механизм легализации ограничений приобретает свой фактический статус.
Акты реализации права связываются с принятием промежуточного или итогового решения. В качестве примера первого из них можно привести постановление Совета Федерации об одобрении проекта Федерального закона, ряд норм которого будет ограничивать права и свободы. При этом, итоговым, по отношении к нему, решением является подписание Президентом обозначенного законопроекта и направление его на публикацию.
Выработка универсального механизма легализации ограничений призвана защитить права и свободы человека и гражданина. Именно через механизм возможно соотнести гарантии индивидуальных прав с возможностью формализации их лимитов. Подобное соотношение является необходимым для обеспечения защиты указанных прав и свобод, что является одной из фундаментальных основ принципа правового государства.
Отдельного уточнения требует вопрос соотношения легализации ограничений с юридическими гарантиями прав и свобод. Как известно, гарантии направлены на обеспечение фактического осуществления прав и свобод, а также на их защиту. Эти условия подразделяют на формально-юридические, социальноэкономические, политические и иные. Меж тем, легализация ограничений
формализует лимиты меры возможного поведения в соответствии с указанными гарантиями. В этом смысле, основными правовыми принципами соотношения этих двух категорий выступают: недопустимость произвольной и необоснованной легализации ограничений; установление круга тех прав и свобод, которые не могут ограничиваться вовсе, согласно ч.3 ст.56 Конституции России; принцип взаимности ограничений прав и свобод - для создания равных возможностей к их осуществлению различными субъектами права; недопустимость лишения возможности законным образом защищать свои права и свободы; исключение использования легализации ограничений в качестве средства политической борьбы; строгий процессуальный порядок осуществления легализации ограничений прав и свобод; принцип учета общественного мнения; принцип законности легализации ограничений прав и свобод и иные. Кроме того, легализация ограничений прав и свобод должна быть сообразна социальноэкономической и политической ситуациям, а также морально-этическим нормам, сложившимся в обществе и имеющим консолидированный общепризнанный статус.
В ходе проведения процедуры легализации ограничений, результатом которой является издание обязывающих норм, важным фактором является не номинальное наличие последних, а реальная возможность обязанного субъекта исполнять данные предписания. В частности, обязанности, налагаемые на тягловое население в начале двадцатого столетия в Российской Империи, связанные с необходимостью отработок, высокими налоговыми ставками, ограничивающими свободу сельскохозяйственного производства и права пользования землей, стали непосильными для их должного исполнения крестьянами, в итоге чего возросло обнищание[169]. В результате возникла серьезная социальная напряженность, вылившаяся в открытые выступления и первую русскую революцию. Таким образом, фактическая возможность и способность реального исполнения возложенных обязанностей является залогом
эффективности правового регулирования в виде легализации ограничений прав и свобод. Именно поэтому специально уполномоченный орган или должностное лицо должны просчитывать фактическую возможность исполнения дополнительных обязательств носителем лимитируемых прав и свобод, что также следует признать соотношением формализации лимитов меры возможного поведения с гарантиями прав и свобод.
Легализация ограничений прав и свобод, соответствующая названным принципам и проведенная с учетом всех необходимых требований законодательства, сама выступает в роли юридической гарантии прав и свобод. Это утверждение является принципиальным, свидетельствующим о том, что, с одной стороны, формализация лимитов меры возможного поведения строится на юридических, социально-экономических, культурно-этнических и иных гарантиях прав и свобод, но, с другой стороны, гарантировать юридическое равенство без проведения процедуры легализации ограничений, имеющей четкий механизм, невозможно в принципе.
Подводя некоторый итог, следует отметить, что легализация ограничений прав и свобод имеет собственный механизм, определяющий ее внутреннее содержание и состоящий из нескольких элементов. Первым среди них являются нормы права, предписывающие порядок осуществления формализации лимитов меры возможного поведения, формы такой деятельности и полномочия легализующих ограничения прав и свобод субъектов. Вторым - юридические факты или фактические составы, продиктованные целями легализации ограничений прав и свобод, с которыми связывается начало активной деятельности уполномоченных на то органов, организаций и их должностных лиц. Учитывая то, что легализация ограничений может носить превентивный характер, в качестве элемента ее механизма, наряду с юридическими фактами, следует признать и реальную возможность их наступления. Третьим элементом являются акты реализации уполномоченным на осуществление легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина субъектом своих прав и обязанностей, входящих в его компетенцию. Этот элемент свидетельствует об
особом характере механизма легализации, представляющего, в целом, деятельность специальных субъектов права, связанную с принятием (вынесением) итогового или промежуточного решения относительно поставленного вопроса. Элементы механизма определяют последовательность процесса формализации лимитов меры возможного поведения человека и гражданина в правоотношении, являясь, таким образом, универсальными, как для всего обозначенного процесса, в целом, так и для каждой из стадий, в него входящих.