§ 1. Материальные и формально-юридические основания легализации ограничений прав и свобод

Гуманитарное исследование неразрывно связано с пониманием тех или иных сфер и процессов социальной жизни. Понимание предстает здесь как особый способ познавательной деятельности, направленный на установление истинного смысла объектов исследования.

Концепция предполагает сохранение необходимой степени абстрагированности гносеологических результатов, что обеспечивает выявление общих закономерностей изучаемых явлений и процессов. В то же время, формулируемые знания фиксируют их специфические черты и особенности. Неоспоримым фактом является утверждение об обязательности отражения, в первую очередь, закономерностей возникновения изучаемого объекта. Подобная логическая цепочка свидетельствует о необходимости системного методологического осмысления оснований, или источников легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина.

Основания (источники), представляя собой исходные начала, совокупность условий и обстоятельств, создающих определенный предмет или процесс, имеют с ними неразрывную связь, выражающуюся, в природе изучаемых явлений. Источники создают условия для установления процедуры формализации лимитов меры возможного поведения субъекта в правоотношениях. Исходя из приведенного утверждения, в первую очередь, следует отразить именно материальные источники легализации.

По утверждению Ф. Энгельса, «единство мира состоит в его материальности»^[111]. К материальным источникам легализации ограничений следует относить различные виды практик объективной действительности. Практику, в свою очередь, необходимо понимать в широком смысле, опираясь на ее лексическое значение - то есть в качестве определенной совокупности процессов социальной деятельности, ее приемов, а также получаемого в соответствии с ними социального опыта^[112].

Практика является движущей силой развития общества и включает различные области социальной деятельности. В контексте рассматриваемого нами вопроса, следует выделить: экономическую, политическую, идеологическую или духовно-нравственную и формально-юридическую деятельность. Каждая из названных сфер имеет значение и служит материальным основанием для легализации ограничений прав и свобод. Однако значение материальной составляющей легализации ограничений не исчерпывается только лишь ее характеристикой в качестве одного из источников этой юридической процедуры. Особенности происходящих в государстве социально-экономических, политических и иных процессов влияют на выбор методики регулирования, компоновку и применение юридического инструментария в зависимости от определенной жизненной ситуации. В этом смысле легализация ограничений прав является контекстуальным отражением экономических, политических, идеологических и иных процессов. Легализацию ограничений конкретных прав необходимо рассматривать через призму этих социальных практик, что существенно облегчает понимание объективной необходимости или, напротив, свидетельствует о чрезмерности формализации ограничительного воздействия, требующей, в последнем случае принятия иных мер - к примеру, стимулирующего или воспитательного характера. Представляется необходимым рассмотреть подобное взаимодействие более подробно.

Не углубляясь в частные вопросы соотношения экономики и права, следует признать, что даже с учетом неоднородности такого взаимодействия, экономическая деятельность и экономические процессы играют в современном обществе и государстве первостепенную роль. Экономика, безусловно, не единственный, однако, один из самых фундаментальных факторов управления социальными процессами.

Легализация, являясь частью механизма действия права, может иметь в качестве источника экономическую необходимость. Стоит отметить, что прямой формулировки об экономических процессах, как факторе ограничений прав и свобод не содержится ни в одном нормативно-правовом акте, как государственного, так и международного уровня.

Безусловно, основной объем таких ограничений носит не юридический, а фактический характер, не связанный с легализацией подобных ограничений. Когда, к примеру, из-за недостатка денежных средств, серьезно ограничены права человека на высококвалифицированные юридические услуги. Хотя можно привести массу примеров из действующего законодательства Российской Федерации, допускающего легализацию ограничения прав, либо уже их легализовавшего в виду экономических факторов. В частности, исходя из экономических соображений, вызвавших бурную реакцию не только общественности, но и различных властных структур, является мораторий на накопительную часть трудовой пенсии в негосударственных пенсионных фондах. Так при обсуждении федерального бюджета на 2016 год, Правительство РФ приняло решение перенаправить средства пенсионных накоплений граждан на формирование и финансирование страховой части пенсии, выступив с законопроектом по данному вопросу. Закон «О внесении изменений в статью 33.3 Федерального закона «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации» и Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам обязательного пенсионного страхования в части права выбора застрахованными лицами

варианта пенсионного обеспечения», регулирующий этот вопрос принят в конце 2015 года и вступил в силу с 1 января 2016 года, de facto продлив действие однотипных законов 2013 и 2014 годов^[113].

В силу социально-экономических причин и в целях уменьшения безработицы, Правительство России искусственно снижает конкуренцию на рынке труда, устанавливая квоты на временное проживание на территории Российской Федерации иностранных граждан и лиц без гражданства, ограничивая тем самым, не только возможность вступления иностранных граждан в трудовые отношения, но лимитируя также их свободу передвижения и выбора места жительства^[114].

Легализация ограничений в виду экономических предпосылок возможна только исходя из объективно обусловленной необходимости. При этом легализация ограничений прав и свобод личности в таких случаях должна являться единственно возможным решением возникших экономических затруднений.

Не меньшее значение оказывает на легализацию ограничений прав и свобод человека и гражданина политическая практика. Учитывая тот факт, что политика является предельно широким понятием, в то же время имеющим массу различных

интерпретаций^[115], мы будем исходить из более конкретного определения - политической деятельности, как вида социальной активности, состоящего в использовании политической власти по определенным мотивам^[116].

Политические основания легализации ограничений прав и свобод, как правило, связаны с экономическими основаниями, однако, могут им противоречить в целях популяризации определенной политической силы, или личности политического деятеля, что является недопустимым.

Если экономические основания легализации ограничений прав связаны с финансовой, производственной и иной необходимостью, то политическая деятельность неразрывно связана с реализацией определенных интересов, направленных на осуществление политической власти.

В действующем российском законодательстве содержится достаточно большое количество легализованных ограничений прав и свобод, исходя из процессов, свойственных политической практике. Подобное воздействие может быть прямым, когда легализуются ограничения именно политических прав лица. Так, согласно действующему законодательству Российской Федерации, могут устанавливаться ограничения, связанные с государственной или муниципальной службой в случае утраты российского гражданства. Такие ограничения, к примеру, содержатся в п.6, 7 ч.1 ст.16 Федерального закона от 27.07.2004 № 79- ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации»^[117], п.6, 7 ч.1 ст.13 Федеральный закон от 02.03.2007, №25-ФЗ «О муниципальной службе в

Российской Федерации»^[118] и др.

В абсолютном большинстве случаев именно совокупность происходящих в обществе и государстве процессов влияют на тип и методику правового регулирования, а также на выбор его специально-юридических средств. В условиях текущего процесса глобализации подобные процессы могут носить межгосударственный или наднациональный характер. В частности, неоднократные случаи проявления насилия в отношении усыновленных из России детей их приемными родителями-иностранцами, побудили законодателя принять в конце 2012 года Федеральный закон «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан

Российской Федерации»^[121]. Настоящий документ, растиражированный в прессе под названием «закона Димы Яковлева», запретил, среди всего прочего, усыновление российских детей-сирот гражданами США. Этот документ можно рассматривать в качестве ответа на разработанный и легализованный ранее в США механизм, позволяющий вводить запреты на въезд в страну определенным лицам, называемый «законом Магнитского»^[122]. Сказанное позволяет произвести вывод относительно того, что в рассматриваемом случае на легализацию ограничений прав и свобод повлиял целый ряд негативных практик, как социального, так и политического характера.

Также исходя из политических мотивов, обусловленных, в свою очередь, экономическими факторами, можно привести в пример легализацию ограничения на ввоз (импорт) на территорию России отдельных видов сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия из США и стран Евросоюза в августе 2014 года целым рядом нормативно-правовых актов^[123] и подтверждающих их законность судебной практикой^[124].

Политическая деятельность в современном обществе и государстве является немаловажным фактором, обуславливающим легализацию ограничений прав и

свобод. Данный факт вполне очевиден и обусловлен тем, что монополией на проведение процедуры легализации обладают органы публичной власти, являющиеся, в свою очередь, институтами политической системы. Вместе с тем, немаловажное значение в современном обществе играет социально-культурная деятельность, во многом связанная с психологическими и идеологическими мотивами. При этом идеология и психология могут являться источниками легализации ограничений только в формах своего практического выражения, т.е. когда из внутренних взглядов, оценок, убеждений и мотивов формируется практическое поведение лица или группы лиц в общественных отношениях.

Духовно-нравственная практика, как правило, связана с нормами морали и нравственности, продиктованными обычаями и традициями общества. Обычаи и традиции, в свою очередь, с одной стороны, не имея формального выражения, с другой, являются наиболее устойчивым регулятором общественных отношений, в том числе, по сравнению с юридическими нормами. Данный факт нельзя не учитывать в ходе проведения процедур легализации ограничений прав и свобод. Относясь к внутреннему миру индивида, вместе с тем, психология и идеология являются мощными мотивирующими факторами, обуславливающими практическое поведение человека в обществе. Учитывая этот факт, законодатель в ч.2 ст.19 Конституции России устанавливает запрет на ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности.

Однако, в современном мире идеология зачастую становится объектом целенаправленного воздействия определенных сил с целью манипулирования общественными массами. Эти манипуляции могут привести и приводят к серьезным конфликтам, зачастую сопряженным с человеческими жертвами. На сегодняшний день данный вопрос, оставаясь одним из самых актуальных, до сих пор не разрешен. Представленная проблема требует оперативного практического решения и открывает широкое поле для научно-практических обсуждений. В контексте легализации ограничений прав и свобод, необходимо отметить значимость формализации лимитов меры возможного поведения общественно

опасных идеологических течений, социальных групп и направлений реакционной экстремистской идеологии путем установления юридических запретов реализации их деятельности.

В ходе проведения процедур легализации ограничений на практике могут возникнуть определенные затруднения, связанные с необходимостью дифференциации действительно опасных течений и направлений с теми течениями, которые не наносят вреда обществу, но могут быть опасны лишь для определенных политических сил. В этом смысле, происходит конкуренция норм, с одной стороны, устанавливающих плюрализм мнений и запрещающих ущемление прав по идеологическим мотивам, а, с другой, необходимость защиты общества и государства от опасной по природе своей идеологии. Зачастую достаточно сложно определить, является ли действительно опасным то или иное течение. Одни и те же организации могут признаваться экстремистскими в одних странах и существовать на законных основаниях в других.

В виду разнородности различных идеологических направлений, невозможно требовать повсеместной легализации ограничений, невзирая на культуру, быт и обычаи определенного этноса. Вместе с тем, легализация ограничения деятельности течений, пропагандирующих общественно опасные ценности, является объективно необходимой. Легализация ограничений прав и свобод, исходящая от психологических и идеологических факторов - достаточно специфический инструмент правового регулирования, использовать который необходимо с должной внимательностью и осторожностью. Данный факт связан с проблемами интерпретации тех или иных учений, направлений, лексических оборотов и т.д., а также с лоббированием своих интересов определенными политическими силами, использующими легализацию ограничений в качестве приема политической борьбы со своими оппонентами.

Выработка универсальных инструментов преодоления сложившихся проблем представляется чрезвычайно сложной. Тем не менее, видится необходимым представить несколько наиболее важных моментов, призванных решить основной объем обозначенных затруднений на практике. Во-первых,

процедура легализации ограничений, исходящая от идеологических оснований, должна быть аполитичной, то есть независимой от воли отдельной политической силы, либо политического движения. Целью легализации ограничений идеологических направлений не должно быть удержание (сохранение) политической власти определенными лицами. Из сказанного следует второй вывод. Легализация ограничений прав и свобод, исходящая от психологических и идеологических практик, возможна только в целях защиты нравственных устоев, сохранения незыблемости, прежде всего, личных субъективных прав, недопущения социальных конфликтов и снижения социальной напряженности, воспитания уважения к правам и свободам иных лиц.

Действующая правовая практика и законодательство Российской Федерации содержат массу примеров легализации ограничений прав и свобод, исходя из духовно-нравственных побуждений. В частности, целым рядом статей Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», ст.16 Федерального закона «Об общественных объединениях» и ч.2 ст.14 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях»^[125] запрещается создание и деятельность общественных объединений, в том числе, религиозных организаций, цели или действия которых направлены на осуществление экстремизма. Так абз. 1 ст.4 Закона РФ «О средствах массовой информации», ст.13.21 КоАП РФ и рядом статей Федерального закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» ограничивается распространение продукции средств массовой информации, содержащих нецензурную брань^[126].

Представляется, что проведение процедуры легализации ограничений прав и свобод, источником которой являются психоидеологические практики, обуславливает объективную необходимость создания согласовательных комиссий с привлечением соответствующих рассматриваемому вопросу специалистов (лингвистов, психологов, социологов и т.п.), заинтересованных лиц, а также представителей тех сообществ, вопрос об ограничении деятельности которых решается в данный момент. Безусловно, одними лишь императивными методами невозможно добиться желаемого результата, однако легализация ограничений призвана защитить общество и государство от воздействия тех или иных негативных социальных практик. Принцип всеобщей толерантности, увы, утратил на сегодняшний день свою эффективность. Однако, воспитание уважения взаимных прав и ценностей должно стать основой социального порядка и сохранения мирного сосуществования представителей различных идеологических направлений. Легализация ограничений прав, основанная на легитимности и соответствующая принципу рациональности также может способствовать этим целям.

Легализация, как уже было отмечено выше, зависит от множества социальных практик. Однако являясь правовой процедурой, она может осуществляться только в рамках специально-юридической деятельности: правотворческого и правоприменительного процессов. Юридическая деятельность здесь служит не только одной из первопричин, но и является специальным инструментом, обобщающим все иные материальные источники. Только при осуществлении специально-юридической деятельности создаются, изменяют свой характер и прекращают существование именно легализованные ограничения, в противопоставление которым можно привести фактические ограничения, не носящие юридического характера.

Таким образом, среди материальных источников легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина следует относить юрисдикционную и неюрисдикционную деятельность. В свою очередь, юрисдикционной следует признать совокупность специально-юридических практик, осуществляемых уполномоченными на то органами и организациями, а также их должностными лицами.

Подвергая анализу юридическую деятельность именно в качестве материального источника легализации, следует охарактеризовать свойственные ей, как источнику, особенности. В этом контексте, безусловно, основным является правотворческий процесс, формализующий ограничения в определенной форме права. Правотворчество связано с изданием, изменением или отменой общеобязательных предписаний, определяющих модель поведения субъекта в правоотношении, т.е. юридических норм.

Правотворческий процесс традиционно является реализацией принципа демократизма. Однако, как правило, речь идет лишь о представительной демократии, когда юридические нормы представляют собой итог работы законодательных органов власти, специально уполномоченных на осуществление этой деятельности. Институты прямого народовластия в ходе правотворческого процесса применяются значительно реже. В их числе можно привести возможность проведения референдума и выдвижение общественной инициативы о необходимости принятия или внесения изменений в действующее законодательство. Роль референдумов в современности переоценить сложно. Так, в частности, в результате конституционного референдума 1993 года был принят Основной закон страны - Конституция Российской Федерации, в числе прочего, установившая в ч.3 ст.55 и ст.56 основы легализации ограничений прав и свобод граждан. Итоги крымского референдума 2014 года легализовали не только государственный суверенитет республики Крым, но и позволили в последующем обратиться к России с предложением о вступлении республики Крым и города Севастополь в качестве субъектов Российской Федерации с одновременным признанием юрисдикции российского законодательства, включая легализованные

им ограничения прав и свобод граждан, что подтверждает целый ряд нормативных актов^[127].

Выдвижение общественных инициатив в ходе правотворческой деятельности имеет значительное количество затруднений, связанных с активной дифференциацией в современном российском обществе классов, имеющих, порой, полярные интересы, а также различными техническими трудностями. Тем не менее, нами не раз отмечалась высокая степень значимости участия общества и учета различных мнений и взглядов в ходе легализации ограничений прав и свобод человека и гражданина. Косвенно данный тезис подтверждается созданием Интернет-портала «Российская общественная инициатива», призванного учитывать мнение общества с возможностью последующего вынесения общественных инициатив на обсуждение органами публичной власти и соответствующего изменения законодательства^[128]. Однако, законодатель проводит апробацию этого вида законодательной инициативы с осторожностью, устанавливая ряд барьеров на пути ее реализации, в частности: кворума голосов за инициативу - не менее 100 тысяч человек на федеральном уровне и уровне субъектов, численность жителей которых превышает 2 миллиона, для остальных субъектов и муниципальных образований - на уровне не менее 5 процентов от численности их населения; создания экспертной рабочей группы, которая, даже в случае преодоления кворума может отклонить проект и которой принадлежат исключительные полномочия по реализации этой инициативы. Общественность

по-прежнему не имеет возможности напрямую вносить законопроекты, что выглядит не совсем обоснованным. На наш взгляд, решение экспертной комиссии должно носить лишь рекомендательный для законодательного органа характер и не быть препятствием на пути обсуждения законопроектов, что особенно актуально для вопросов, связанных с легализацией ограничений прав и свобод личности.

В случае невозможности обсуждения определенного законопроекта, сам законодательный орган должен принять соответствующее мотивированное решение с разъяснением соответствующих причин не только инициатору, но также их опубликованием. Вместе с тем, упование только лишь на компьютерные технологии представляется излишне самоуверенным. Несовершенство технических средств и аппаратуры вызывает множество вопросов относительно защищенности данных на них хранящихся. К тому же, при отсутствии полной компьютеризации населения сложно говорить о равном доступе граждан к голосованию, а при его закрытом характере, судить об объективности итогов. Впрочем, выявленные недостатки носят, скорее, технический характер и не могут сказаться на положительном характере самой идеи, которую, на наш взгляд, однозначно стоит поддержать, а саму систему развивать и совершенствовать.

Легализация ограничений прав личности, исходящая от лоббирования чьих- либо интересов недопустима. Исходя из этого, правотворческий процесс, связанный с легализацией ограничений прав и свобод, на наш взгляд, должен быть сопряжен с проведением парламентских слушаний (в том случае, если речь идет о законотворческом процессе), обеспечением необходимых площадок для обсуждения легализуемых ограничений - конференций, круглых столов, семинаров и т.п. Заинтересованные лица должны иметь возможность выражения собственного мнения, а итоги работы подобных обсуждений должны публиковаться.

Правотворческий процесс не является единственным специально­юридическим источником легализации. Формализация лимитов меры возможного поведения субъекта в правоотношениях имеет непосредственную связь с

осуществлением права, его реальным действием. Данный факт позволяет сделать вывод о том, что легализация ограничений возможна также при осуществлении правоприменительной деятельности. В частности, в случае спорной ситуации и неоднозначных формулировок, содержащихся в законодательстве, именно правоинтерпретационная деятельность судов служит, в конечном счете, средством легализации ограничений прав и свобод. Безусловно, суды не создают юридических норм, однако они выступают посредниками между законодателем и заинтересованными лицами, выявляя истинный смысл юридической нормы, в том числе, в области ограничений прав и свобод граждан. Именно суды признают законность или, напротив, противоправность легализованных ограничений.

Помимо судов, легализовывать ограничения могут правоохранительные органы. В частности, акты прокурорского реагирования, вынесенные на основе действующего законодательства и исходящие из конкретных обстоятельств проводимой органами прокуратуры проверки, также формализуют лимиты меры возможного поведения конкретных лиц.

Таким образом, легализация ограничений прав и свобод может осуществляться в рамках правотворческой и правоприменительной деятельности. В первом случае легальность ограничений подтверждается вынесением юридической нормы, во втором - индивидуального правоприменительного акта уполномоченного на то органа государственной власти, местного самоуправления, либо, при наличии соответствующих полномочий, общественной организации. Проводимые процедуры легализации должны осуществляться в строго предусмотренных законодательством формах и не могут противоречить Конституции Российской Федерации. При этом, возможность проведения процедуры легализации ограничения прав и свобод человека и гражданина должна быть предусмотрена федеральным законодателем.

Изложенные выше виды социальных практик являются основными, но не единственными источниками легализации ограничений прав и свобод. Материальная составляющая не может быть рассмотрена в качестве основы без своего формального выражения. Форма служит внешним воплощением, способом

фиксации материальной практики. Следовательно, наряду с материальной, следует выделять формальную основу процедуры юридической легализации.

Формальным источником легализации ограничений прав и свобод следует признать формально определенную в юридическую норму, а, точнее, совокупность таких норм, доминирующее значение среди которых занимают общеобязательные предписания Основного закона страны.

В частности, Конституция Российской Федерации, в ч.3 ст.55 гласит: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом». На наш взгляд, данная норма подлежит расширительному толкованию. Законодатель совсем не случайно избегает крайних утвердительных лексических формулировок, с помощью использования в понятийно-категориальном аппарате терминов «только», «исключительно» и т.п. Фраза «могут быть ограничены федеральным законом» является рамочной и требует практического уточнения.

Фактически, легализовывать ограничения прав и свобод могут любые юридические нормы, причем, не только федерального уровня, при условии, если такие полномочия были переданы федеральным законодателем. В частности, согласно ст.72 Конституции Российской Федерации, в совместном ведении Российской Федерации и субъектов РФ находится регулирование земельного, экологического, гражданского, социального, налогового, административного и муниципального законодательства. В связи с этим, одним из ярчайших примеров ограничений прав и свобод, легализованных региональным законодателем ограничений, является возможность включения не предусмотренных на федеральном уровне видов административных правонарушений. Так, в соответствии со ст. 2.2, 2.3 Закона Саратовской области «Об административных правонарушениях», для детей, не достигших возраста 17 лет, устанавливается «комендантский час», запрещающий их нахождение в ночное время в общественных местах, в том числе, парках, скверах, учреждениях общепита и т.п., с наложением на родителей или лиц их заменяющих, административного

штрафа^[129]. Данные нормы легализуют ограничение права на свободу передвижения и являются на сегодняшний день непосредственно действующими.

Легализовывать ограничения могут также ведомственные и межведомственные подзаконные нормативные акты, акты органов местного самоуправления и акты локального нормотворчества, к примеру, когда работодатель с помощью правил внутреннего трудового распорядка накладывает определенные ограничения на сотрудников организации и т.п.

Таким образом, полномочия в области легализации ограничений прав и свобод могут быть делегированы федеральным законодателем субъектам нижестоящего правотворчества. Свобода усмотрения при легализации ограничений прав, свидетельствующая о выходе за пределы своих полномочий правотворческим субъектом недопустима. Следовательно, легализация ограничений может выступать результатом любой нормотворческой деятельности, при условии, что будет соблюдаться принцип иерархичности норм, т.е. нормативно-правовые акты меньшей юридической силы не будут противоречить нормативным актам большей юридической силы, в частности, Конституции и федеральным законам. Последнее условие особенно важно, так как легализованные, но несоответствующие федеральным законам ограничения должны признаваться незаконными и не могут применяться.

К формальным источникам следует относить также положения, устанавливающие принципы легализации ограничений. В частности, признания прав и свобод человека и гражданина высшей для государства ценностью, обязанности государства защищать права и свободы, законности, гуманизма, приоритета прав личности над интересами государства, исключительности характера ограничений прав и свобод и т.п. Конституционный суд, при толковании ч.3 ст.55 Конституции, исходя из конституционно-правового смысла этой нормы, выявляет следующие принципы легализации ограничений прав и

свобод, которыми должен руководствоваться законодатель и другие правоприменители: справедливость ограничений прав и свобод, исключение возможности несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина, адекватность легализуемых ограничений социально необходимому результату, недопустимость исходить только из формальных оснований ограничения прав и свобод, не затрагивая конкретные жизненные обстоятельства^[130].

Подводя итог сказанному и оценивая источники легализации ограничений, в целом, стоит дополнительно отметить, что осуществление юридической деятельности, являющейся, как было отмечено выше, материальным источником, немыслимо без формальных источников легализации - юридических норм, создающих базу, как для правотворческого, так и для правоприменительного процессов. В этом смысле совсем не случайна формулировка, характеризующая

легализацию именно в качестве формально-юридической процедуры. В ней наблюдается единство материального и формального, то есть, с одной стороны, деятельности, выражающейся в осуществлении юридической практики и, с другой стороны, общеобязательных предписаний, регламентирующих порядок и правила ее проведения.