§ 2. Государственное управление в контексте этатистской парадигмы

Современные этатистские воззрения остаются в юридическом дискурсе во многом научно неоформленными, не получив всестороннего научного обобщения. Остается неразработанной и сама категориально-понятийная интерпретация этатизма.

В справочно-энциклопедической литературе этатизм определяется как «позиция теоретического и практического сознания, абсолютизирующая роль государства в решении всех вопросов общественной жизнедеятельности»^[84].

В научной литературе в зависимости от парадигмальных установок конкретных исследователей артикулируется позитивное либо негативное содержательное наполнение понятия «этатизм». «Этатизм - принцип или политика, позволяющие сосредоточить полный контроль над экономикой, политической жизнью и смежными сферами в руках государства за счет личной свободы», - трактуется данное понятие с позиций либерализма^[85]. В экспликациях Э. Хейвуда этатизм предстает в позитивном ракурсе: «Этатизм - убеждение или теория о том, что государственное вмешательство есть оптимальный способ разрешения политических проблем и стимулирования социально-экономического развития. Этот взгляд подкреплен глубокой верой в государство как механизм, помогающий организовать коллективные действия и добиться общих целей»^[86].

В современном российском юридическом дискурсе этатизм рассматривается как политико-экономическое состояние общества, которое характеризует тотальное господство государственной власти, и как доктрина, основанная на культе государственности (Т.Н. Радько^[87]), функциональная парадигма деятельности государственных органов современной России (Р.В. Бабушкин^[88]), а этатизация гражданского общества - как одно из направлений государственной политики (Д.В. Полянский^[89]) или даже как идеологическая основа нейтрализации действия норм Конституции Российской Федерации (С.А.

Этатизм - воззрение, интерпретирующее роль государства в процессах общественной

жизнедеятельности как главенствующую, по сути, так же стара, как и сама политико-правовая мысль. Если рассматривать теоретические воззрения в историко-правовой ретроспективе, то нетрудно заметить, что этатистские позиции получают свое обоснование в работах мыслителей в условиях, требующих быстрого реагирования на возникшие внутренние или внешние вызовы. Так, учение об идеальном государстве Платона появилось в условиях «войны между полисами, объединившимися вокруг Афин и Спарты», «обострения борьбы между сторонниками аристократического и демократического общественного устройства», «кризиса полисного строя». Идея Т. Гоббса о Левиафане разрабатывалась в сложный период свершения английской буржуазной революции, казни Карла I по приговору верховного трибунала, диктатуры Кромвеля. Этатизм Г.В.Ф. Гегеля получил свое обоснование во времена Великой французской революции и наполеоновских войн^[91]. В переломную эпоху начала XX века, пишет А.В. Корнев, в России идеи этатизма одинаково использовали и консерваторы, и либералы^[92].

Принято считать, что исторические корни этатистской парадигмы кроются в учении Платона. Действительно, в «Государстве» идеальное государственное устройство предполагает весьма ограниченную автономию личности. Жизнь человека полностью регламентируется в соответствии с тезисом, что «каждого из граждан надо ставить на то одно дело, к которому у него есть способности», тогда и «государство в целом станет единым, а не множественным»^[93]. Однако в «Законах» философ истолковывает свободу уже в ином ракурсе. Так, наличие проблем в Персидском государстве он усматривает в его неправильном устройстве, когда чрезмерно урезана свобода народа и развернуты деспотические начала, что и повлекло в государстве отсутствие согласия и единства^[94]. В целом, полагаем, платоновский этатизм можно трактовать как умеренный.

Этатизм в гоббсовской интерпретации имеет смешанную природу.

тех или иных учений. Любой поступок суверена остается безнаказанным, он не связан законами, поскольку граждане предоставляют ему безграничную власть. Никто не обладает какой-либо собственностью вопреки воле того, кому принадлежит верховная власть. Верховная власть не может быть отменена теми, соглашением которых она установлена^[96]. Свобода подданных заключается лишь там, «где суверен не предписал никаких правил». Вместе с тем, в учении Т. Гоббса определенно усматривается стремление установить пределы действий суверена естественным правом. Мыслитель формулирует правило, «облегчающее рассмотрение естественных законов». Оно сводится к следующему тезису: «не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе». Отмечая, что свобода подданного совмещается с неограниченной властью суверена, он при этом указывает, что суверен имеет право на все, но с тем существенным ограничением, что, будучи подданным Бога, он обязан в силу этого соблюдать естественные законы^[97].

Этатистские представления характерны для многих философов и юристов Нового времени, в числе которых особое место занимает Г.В.Ф. Гегель^[98]. Современное прочтение идей немецкого мыслителя предполагает переосмысление его устоявшегося образа некоего «крайнего этатиста» и более взвешенное и объективное оценивание его политико-правового наследия.

4 политического механизма насилия и террора^[99].

Стоит отметить, Г.Д. Гурвич дает иную трактовку гегелевского учения о государстве и праве. По его мнению, если индивидуализм выталкивает право за пределы этики, то универсализм Платона и Г.В.Ф. Гегеля, напротив, отождествляет право с нравственностью. Подобная «универсалистская» концепция возводит в культ принудительную дисциплину, воплощением которого является государство, при этом, право становится инструментом

произвола государственной власти^[100]. Интерпретация В.С. Нерсесянца представляется нам более обоснованной. Следует согласиться с тем, что этатизм немецкого мыслителя носит правовой характер, поскольку он определенно ограничивает государство гражданским обществом и свободой личности. Как верно указывает М. Кревельд: «При всем своем превозношении государства как идеи Г.В.Ф. Гегель никогда не считал его единственным идеалом; напротив, он всегда настаивал на необходимости существования сильных частных институтов, которые могли бы содержать себя, уравновешивать друг друга и государство, делая таким образом возможным существование свободы»^[101].

Этатизм сам по себе, полагаем, не имеет изначальной моральной коннотации (позитивной или негативной). В вопросах его интерпретации важно иметь ввиду социокультурный контекст и пространственно-временную конкретику.

В эмпирических реалиях этатизм характеризуется инвариантностью объективации своих форм. Согласно рассуждениям казахстанского правоведа С.Ф.Ударцева, этатизм как тип политического сознания является преобразованной формой проявления фундаментальной тенденции к порядку, урегулированности, организованности, при этом он характеризуется плюрализмом от либерализма до крайних форм тоталитаризма, что соответствует многообразию его проявлений в политической сфере^[102]. Этатизм опирается на базовый тезис, что человек и общество нуждаются в активном внешнем управлении со стороны государства, но, вместе с тем, он может существенно различаться по обоснованию целей и ценностных ориентиров такого управления. Деэтатизация может свидетельствовать о низком потенциале (или нежелании) государства осуществлять свои функции. Уменьшение государственного влияния отнюдь не имеет обратную корреляцию с обеспеченностью прав и свобод личности. В качестве примера сошлемся на практику государственного строительства в 1990-е годы, когда, говоря словами В.Н. Синюкова, «деэтатизация - уменьшение государственного вмешательства в дела гражданского общества в хаотичном и обвальном варианте - лишь повлекла унижение государства как социального института и резкое ослабление его в период, когда оно после многолетнего партийного диктата более всего нуждалось в разумном укреплении и общественной поддержке»^[103].

Под негативным этатизмом следует понимать воззрение на государство как единственную доминанту общественной жизни, ценность которой существует сама по себе. Для подобной формы этатизма характерен монистический подход структурирования властных

отношений. Общество исключается из управленческого контекста, так как не рассматривается как субъект управления. Негативный этатизм основывается преимущественно не на праве, а на прямом насилии.

Однако не всякое проявление государственной интервенции в общественную жизнь носит деструктивный и неправовой характер. Напротив, оно может быть направлено на усиление механизмов правовой защищенности личности. Процесс этатизации, пишет М.Т. Баймаханов, ведет к огосударствлению различных сфер общественной жизни, сковывает социальные институты, парализует общественную активность, ограничивает свободу и автономию личности, но, в то же время, не всякое расширение государственного вмешательства в дела общества свидетельствует о негативных последствиях, например, активизацию функции предоставления, обеспечения, гарантирования, защиты и содействия в реализации прав человека нельзя оценивать с этих позиций^[104].

Этатизм способен подчинять насилие праву, исключая произвол, определять оптимальные пределы государственному вмешательству в общественные отношения и оставлять пространство для выбора. Для Гегеля идея государства - воплощение права и справедливости, тождество сущего и должного, божественная идея, «действительность царства небесного», в котором нет места произволу, как неразумному. Реализуя своё социальное предназначение, государству необходимо оказывать властно-управленческое воздействие на общество, основываясь на платоновских добродетелях справедливости, разума, мужества и рассудительности, гоббсовском понимании ограниченности такого вмешательства естественным правом и идее Гегеля о его рациональной обоснованности. Именно в таком случае государственное воздействие приобретает модификацию позитивного этатизма.

Этатистский тип политического сознания, рассуждает С.Ф.Ударцев, в своей позитивной модификации прогнозирует, обобщает этапы эволюции государства, развитие его форм, режимов, внешней политики, обосновывает необходимость укрепления государства как фактора интеграции и упорядочения общественной жизни, переход к новым, более эффективным в конкретной исторической обстановке государственным формам. Он ориентирован в целом на познание позитивных аспектов природы государства, власти, юридических норм, региональных и мировых политических процессов, тенденций^[105]. Позитивный этатизм обосновывает ведущую роль государства в осуществлении политических, правовых, экономических, социальных и культурных преобразований, исходя из

реалий общественного развития. Такая инверсия (изменение изначального смыслового содержания на противоположный) основывается на признании объективного фактора, что в силу наличия необходимых ресурсов именно государство обладает наибольшим потенциалом для ответов на современные внутренние и глобальные вызовы.

Новый тип этатизма берет отсчет со времени возникновения концепции социального государства. Современная конституционная доктрина, по сути, имплицитно включает этатистские установки социального государства. Нормативное закрепление социально­экономических прав человека (прав «второго поколения») ознаменовало актуализацию вмешательства государства в жизнь общества через распределительный (дистрибутивный) механизм. Конституционализм «впитал» идею о справедливости служения частной собственности общему благу, в то время как первоначально неприкосновенность частной собственности являлась своеобразной «священной коровой» в либеральной теории. Для современного западного дискурса характерен сюжет с объяснением государственного вмешательства необходимостью обеспечения защиты прав и свобод граждан и достижения социальной справедливости без использования насилия и произвола. Поскольку рыночные реалии не гарантируют достижения социальной справедливости, то общество вправе возложить на государство ответственность по перераспределению доходов^[106]. Иными словами, сама социокультурная эволюция общества и государства с неизбежностью снимает отношения произвола и бесправия, утверждает начала права и конституционализма.

Стоит при этом отметить, что этатизм отнюдь не тождественен патернализму, последний может быть не только государственным, но и семейным, общинным. Этатизм в его негативной форме может вовсе исключать решение социальных проблем из сферы действия государства. В этом ракурсе М.Т. Баймаханов включает в ряд этатистских государств, в частности, и «первые государства, возникшие на обломках родоплеменной организации первобытного общества», которые, разумеется, и не способны были осуществлять патерналистические установки, т.к. «отражали достигнутый обществом крайне низкий уровень цивилизации, грубость и неоформленность складывавшихся в нем отношений и взаимосвязей людей»^[107]. При этом, государственный патернализм всегда подразумевает этатистское начало.

Необходимо уточнить, что тренд, связанный с закреплением нового, позитивного, типа этатизма в теории и практике современного государства, объясняется не только целями построения социального государства. Этатизм стал наполняться иным содержанием по мере усложнения общественных отношений, требовавших новых форм социальных регуляций. Так по мысли Т. Парсонса, сама по себе высокоразвитая экономика свободного

предпринимательства, если сравнивать ее с более примитивными формами экономической организации, нуждается в более сильной, а не в более ограниченной государственной структуре. Правовые институты - центральный компонент современного общества - не способны релевантно функционировать без поддержки сильного государства. Экономика, как и другие институты общества, нуждается в регулировании, например, для контроля за циклическими кризисами, какие сотрясали экономику ранних промышленных обществ^[108]. Неоднозначные и противоречивые последствия рыночных отношений (экономические и финансовые кризисы, социальные и экологические проблемы) явно или косвенно предполагают целесообразность использования этатистских подходов. Сегодня можно констатировать, что предсказание мыслителей^[109] о постепенной замене государственного управления самоуправлением общества, не оправдывается.

Этатистская парадигма в осуществлении модернизации успешно взята за основу во многих государствах. К примеру, принцип этатизма получил закрепление в Конституции Турецкой Республики 1937 года^[110]. Вмешательство государства в жизнь общества истолковывается с позиций необходимости и в странах, в которых традиционно отстаивалась позиция его минимизации. Этатизм присутствует в различных современных либерально­демократических моделях государственного управления (кейнсианство, государство общественного благоденствия).

В юридической литературе указывается на возрастание этатистских практик в эмпирических реалиях современного западного общества. Констатируется, что «страны Запада в послевоенные годы занимались восстановлением послевоенного хозяйства и адаптировались к этатистской модели развития». Так, во Франции в 1946 году был создан Генеральный комиссариат по планированию, проводивший политику «дирижизма» с прямыми административными методами вмешательства в экономику, активной предпринимательской деятельностью государства и прямым финансированием капиталовложений. В Германии этатизация имела иные формы, здесь проводилась денежная реформа, реформа цен, запрет монополий, широко использовались социальные рычаги. В США в 1960-е годы «сделали следующий шаг в использовании силы государства» - резко активизировалось государственное регулирование в соответствии с проектами «Новых рубежей» Дж.Ф. Кеннеди и «Великого

общества» Л.Б. Джонсона. Был, в частности, принят закон об участии государства в подготовке и обучении рабочей силы (1962 г.), проведена налоговая реформа, стимулировавшая экономический рост средствами налоговой политики, осуществлялась активная социальная политика, другие меры по воздействию государства на сферы жизнедеятельности общества^[111]. Как пишет Ф. Бродель, начиная с 1929 года, в американском обществе уже не оспаривается усиление роли государства в экономической сфере, что уже само по себе противоречит традициям экономического либерализма, и при этом, как только государство берет на себя ответственность за регулирование вопросов, связанных с экономической сферой, оно возлагает на себя ответственность за социальную справедливость^[112]. Иными словами, успех преобразований в западных странах базируется отнюдь не на стихийном рыночном регулировании, а на государственной интервенции в общественные отношения, этатистских практиках. Р. Хиггс отмечает рост «Большого Правительства» в США, начиная с конца XIX и на протяжении всего XX века, причиной чего чаще всего становились военные и экономические кризисы. «Прецеденты, установившиеся в период чрезвычайного положения, - пишет автор, - нарушают равновесие конституционных весов и после наступления нормальных времен». «Размер» государства, который увеличился в кризисных ситуациях, не сокращается и после их прекращения (данный феномен получил наименование тезиса Хиггса)^[113].

Анализ развития государственности в США, Великобритании, Франции, Финляндии, скандинавских странах приводит современных авторов к выводу, что процессы, связанные с этатизацией, в рамках которой политическая система становится более целостной и устойчивой, а государство способным более эффективнее выполнять основной объем работы по управлению обществом, пользуясь его ресурсами и упорядочивая его жизнедеятельность, стали сущностным элементом современных моделей взаимодействия государства и общества в этих странах при одновременном сохранении основ демократии и плюрализма, что позволяет определить их как этатистские тенденции демократического типа^[114].

В современном мире ни одна из сфер общественного бытия, по сути, не свободна от государственно-правового регулирования. В реалиях, «закон есть мера политическая, есть политика»^[115], посредством которой современное государство стремится создать устойчивые формы социальной действительности. Ныне наблюдается процесс конвергенции различных правовых семей, при этом возрастает роль государственного писаного нормотворчества и в англо-саксонской правовой семье.

Вопросы, касающиеся природы этатизма, тесно сопряжены с вопросом соотношения индивидуализма и коллективизма. Согласно рассуждениям Г. Радбруха, в соотношении публичного и частного права «надиндивидуалистическая консервативная», этатистски ориентированная позиция в основной своей сути начинает все более совпадать с «индивидуально-социальной» позицией. И если «в первом случае приоритет государства объясняется подчиненным ему положением индивида, то во втором - защитными функциями государства по отношению к индивиду как более слабому участнику экономических отношений»^[116]. Стоит отметить, что Г.Дж. Берман связывает феномен этатизации отчасти с влиянием теории и практики советского государственного строительства: «Уже не одно поколение после начала Русской революции наблюдает ... поворот к коллективизму в праве, к государственной и общественной собственности, к регулированию договорной свободы в интересах общества»^[117].

Этатизм в своей позитивный модификации отрицает дихотомию общего/индивидуального, государства/личности. По утверждению Ж.-Л. Бержеля «индивидуализм находит свое выражение в теориях, которые усматривают в индивиде общую ценность политического, экономического и морального плана, и вводит идею развития прав и обязанностей индивида. Коллективизм, напротив, связан с доктриной и такой системой управления обществом, которые основываются на идее коллективной собственности на средства производства и обмена и на власти государства». Их столкновение соответствует традиционному антагонизму «между либерализмом и дирижизмом». Но аналогично тому, как не представляется больше возможным отдавать общественные отношения на откуп полной свободе отдельных членов общества, поскольку это создает условия для недооценки людьми своих обязанностей перед обществом и для недопустимых и трагических злоупотреблений и жертв, также следует признать, что и коллективизм характеризуется неприемлемыми ирреальностью и угнетением (по отношению к массам). Посему сегодня «получают развитие переходные формы, которые соединяют защиту индивида и интересы всего общества. Законодатель нужен для того, чтобы защитить социальную организацию и коллективные или частные интересы от угрожающих им возможных злоупотреблений правами и крайней несбалансированности в правовой сфере»^[118].

Стремительное усложнение общественных отношений, рост глобальных и внутренних рисков и вызовов объективно требуют осуществления государственного вмешательства в жизнедеятельность социума, обусловливают потребность в активном созидательном участии государства в управлении делами общества. Автор солидарен с мнением, согласно которому в

период складывания либеральной доктрины невозможно было предвидеть, что «в условиях хищнической капиталистической экономики государственное вмешательство станет абсолютной необходимостью, чтобы поддерживать человеческое существование и предотвращать разрушение окружающей среды», что «социальная защита стала абсолютной необходимостью, призванной сдерживать иррациональное и деструктивное функционирование классического свободного рынка». Данные слова принадлежат Н. Хомскому, который полагает, что Гумбольдт согласился бы с тем, что в современном мире «государственное вмешательство в общественную жизнь правомочно, «если свобода может уничтожить те самые условия, без которых не только свобода, но даже само существование немыслимо»^[119].

При этом в вопросах границ этатизации, меры этатизма огромная роль принадлежит правокультурному потенциалу общества. «Для разных обществ, - пишет Г.В. Мальцев, - необходимая мера этатизации неодинакова. Общества стабильные с большим самоуправленческим потенциалом и отлаженной, сбалансированной системой властных организаций нуждаются в минимальной этатизации, тогда как намного большая или даже очень высокая степень этатизации требуется в обществах, с огромными усилиями выбирающихся из кризиса и хаоса, где отсутствуют или деформированы социальные структуры, а организации властвования относительно слабы и озабочены не столько организационными проблемами, сколько борьбой за власть»^[120].

В связи с тем, что сегодня можно говорить об этатизме в позитивном, правовом, измерении, полагаем, назрела необходимость введения в научный оборот категории «неоэтатизм». В современных условиях можно и нужно говорить о неоэтатизме как позитивном этатизме, который базируется на фундаментальной посылке, что государство - не цель и не самоцель, оно имеет ценность, но относительную: государство ценно не само по себе, а ценно то, что получает общество в результате его позитивной управленческой деятельности. Неоэтатизм - онтологически иной тип этатизма, принципиально отличающейся от негативного этатизма, основанного на самодостаточности государства. Новый этатизм, отрицая ограничительную интерпретацию государственного воздействия на общественные отношения, вместе с тем, основывается на правовых началах, исходит из того, что государство обязано управлять делами общества преимущественно в рамках и на основе права. Смысл такого правового этатизма в том, что управление осуществляется в интересах народа и самим

3 народом, ограничивается правом и служит средством проведения в жизнь права^[121].

Введение категории неоэтатизма, полагаем, позволит привлечь внимание исследователей

к этатизму на более высоком уровне его познания, способствовать интерпретации данного феномена с поправкой на новые исторические вызовы и учета социокультурного контекста, разработке идеологии государства, которая сможет занять достойное место в политико­правовой основе развития государства евразийского типа (включая Россию и Казахстан), повышению эффективности управления государством.

Под неоэтатизмом мы понимаем политико-правовое воззрение на управление государственно-организованным обществом, базирующееся на признании усиления роли, расширения функций и сфер государственно-правового регулирования в современном социальном пространстве, ориентирующееся на позитивный потенциал, который имеет данное явление для стабильности, когерентности и развития общественных механизмов и возможности его конструктивного развития на основе права.

Полагаем, неоэтатистская политико-правовая концепция может иметь большое эвристическое значение при рассмотрении категории государственного управления. По сути, именно в неоэтатизме институт государственного управления может раскрыть свой позитивный потенциал. Государственное управление не рассматривается в нем в качестве чего-то чужеродного обществу, противостоящего ему или даже находящегося в конфликте. Неоэтатизм вводит проблематику государственного управления в конструктивные рамки, рассматривая его как инструмент служения гражданскому обществу, который должен использоваться на общее благо. Неоэтатистская идеология, поддерживаемая научным сообществом, может оказать государству необходимую поддержку в этом деле. При этом важно находить баланс между различными смысловыми оттенками понятия «этатизм», поскольку, будучи доведенным до логического экстремума, этатистский подход способен привести к гиперболизации государственного воздействия на общество, переоценке его реальных ресурсов и возможностей.

Признание усиления этатизма в современном мире является одной из основных, хотя, строго говоря, и неоднозначно интерпретируемых, тенденций зарубежного юридического и философского дискурсов. В России и Казахстана этатистская модель взаимодействия государства и общества также оценивается по-разному. Ряд авторов считают, что государству следует уйти из общественных сфер, поскольку рынок - лучший регулятор. На самом деле, «трудно даже представить более не соответствующий действительности тезис. В «цивилизованном» мире все происходит совсем наоборот»^[122].

Особое значение имеет тот факт, что неоэтатистские представления о государственном управлении создают основу для осуществления модернизации. Развитие современных государств показало, насколько успешным может быть государство в качестве «драйвера» коренных преобразований. Этатистская парадигма в снятом виде не только не противостоит

концепции модернизации, но является одним из ее наиболее мощных рычагов, что мы и собираемся показать в следующих разделах настоящего исследования.

Подведем итоги. Феномен этатизма имеет множество граней восприятия, и, в целом, может рассматриваться, исходя из следующих подходов: 1) этатизм как политико-правовая парадигма - система научных взглядов ученых по различным политико-правовым явлениям, опосредующим ведущую роль государства в общества; 2) этатизм как идеология, которая складывается двумя путями - целенаправленно со стороны государственно-властных субъектов и стихийно, будучи связанной с правосознательным типом данного общества; 3) этатизм как исторический феномен, когда государство выступает как главный механизм общественных процессов в те или иные исторические периоды; 4) этатизм как практическая модель взаимодействия государства и общества.

В современных условиях роста тенденций, связанных с этатизацией сфер жизнедеятельности общества, юридической общественности необходимо направить усилия на обоснование его конструктивных начал и введение в правовое русло. Если процесс усиления государственно-управленческого воздействия на общественные отношения носит объективный характер, то вопрос заключается не в попытках его элиминации, а поиске более совершенных форм подобного воздействия.