Этико-философское понимание правосудия

Ключевым вопросом, связанным с формированием теоретиче­ской основы, необходимой для правильного установления социаль­но-исторического и нравственно-правового значения правосудия, является выявление содержания и сущности исследуемого процесса, выработка адекватного определения его понятия.

В «Толковом словаре живого великоросского языка» В. И. Даля понятие «правосудие» истолковывается как «правдивый суд, спра­ведливый приговор, решение по закону, по совести, по правде»¹.

С другой стороны, народная мудрость фиксирует несоответствие реальной судебной практики представлениям о правде и справед­ливости. Это выразилось в таких пословицах как: «Неправдою суд стоит», «Судья - что плотник: что захочет, то и вырубит», «Суд по форме - судей покормит»^[3][4]. Таким образом, уже в древности стала очевидной необходимость соответствия деятельности суда не толь­

ко правовым, но и моральным нормам. Одной из доминирующих идей в данном случае становится идея справедливого правосудия. Характерно, что основные начала правосудия сложились задолго до возникновения современных судебных систем. Их можно встретить в текстах священных писаний, в работах ораторов и философов Древней Греции и Древнего Рима, в богословских трактатах средних веков. Положительные и отрицательные стороны правосудия воспеты в народных сказаниях, сагах, легендах, отражены в трудах великих творцов прошлых времён. Все они имеют колоссальное значение и в той или иной мере нашли своё отражение в современных системах правосудия, в том числе и судебной системе Российской Федерации.

Существует множество подходов к определению сущности и содер­жания понятия «правосудие».

Одним из первых письменных свидетельств, указывающих на характер оправления правосудия в древнем Китае, является раздел седьмой речи владения Цзинь Речи царств (Го юй). Будучи посвящен­ным, деятельности царя древнекитайской династии Цзинь Дао-гуна в данном документе, в частности, указывается: «В день синь-сы [Дао­гун] посетил храм У-гуна, определил все дела, назначил чиновников, стал... отбирать [на службу] мудрых и добронравных,... закончил рассмотрение старых дел, помиловал находящихся в заключении, освободил от наказания лиц, вина которых вызывала сомнение.»^[5]. Указанный отрывок свидетельствует о том, что отправление право­судия представляет собой сложную и многогранную деятельность, осуществление которой под силу исключительно мудрым и добронрав­ным людям. Анализируя подход к определению сущности и понятия правосудия в древнекитайском регионе, необходимо отметить, что под правосудием понималось, скорее всего, средство достижения гармонии, уравновешивания существующих в мире общественных отношений, а не способ достижения справедливости. Подобный вывод можно сделать, исходя из основных начал древнекитайской филосо­

фии, которая указывает на необходимость не изменения окружающей реальности для достижения потребностей человека, а приспособление (слияние) с объективно существующим миром и достижения поряд­ка. Естественное (природное) состояние ставится на уровень выше созданной человеком среды. Именно поэтому подлинное правосудие представляет собой разрешение дела, исходя из естественных зако­нов и древних традиций, не принимая во внимание искусственно созданных законов, которые могут противоречить существующему естественному порядку. Подтверждением этому является жизнен­ный путь легендарного правителя древнего Китая Шуня (XXII в. до н.э.), который, как гласит легенда: «Став Сыном Неба, прежде всего, занялся преобразованием в области музыки, и не только потому, что очень её любил.

Иной подход к сущности правосудия существовал в древнеиндий­ском обществе. Правосудие здесь понималось как инструмент дости­жения правды и охраны существующих государственных законов. Наглядным примером подобного подхода являются законы седьмого из родоначальников человеческого рода (Ману) Вайвасвата, более известные в науке как Законы Ману (VI-V вв. до н.э.). Текст указан­ного правового памятника содержит в себе следующие наставления: «Или не следует ходить в суд, или должна быть высказана правда; человек, который ничего не говорит или говорит ложь, бывает вино­вен. Закон губит, когда его нарушают; закон охраняет, когда его соблюдают; поэтому закон не должен быть нарушен, чтобы не пока­рал нас нарушенный закон. Ибо божественное правосудие бык (ври- ша); того, кто нарушает его, боги наказывают (человеком презрен­ным, подобным) шудре; поэтому он должен остерегаться нарушать закон. Единственный друг, который сопровождает людей даже после смерти, есть правосудие; ибо всё другое погибает вместе с телом»^[6][7].

Несколько позже к идеалам правосудия добавилась обязанность судей быть абсолютно беспристрастными при рассмотрении и разре­шении дел. Так, в соответствии с эдиктами индийского царя Ашоки (III в. до н.э.) для лиц, осуществляющих отправление правосудия, давались следующие пояснения: «Даже если человек полностью зако­нопослушен, он может оказаться в тюрьме, с ним могут обращаться грубо, его могут даже убить без какой-либо причины, что причинит страдание многим людям. Поэтому ваша цель заключается в том, чтобы действовать беспристрастно. Но это не происходит из-за таких чувств, как зависть, злость, жестокость, ненависть, безразличие, лень и усталость»^[8]. Отождествление правосудия с беспристрастной дея­тельностью имело большое социальное значение. Поскольку, именно уверенное и бесстрашное рассмотрение спора судьей, руководство идеями милосердия и гуманности при вынесении решения и назна­чении наказания способствует укреплению в народе самоконтроля, чувства доброты, правдивости и уважения к праву.

Существенный вклад в развитие представлений о сущности пра­восудия внесла древнегреческая философия. Детальная разработка проблем, связанных с бытием человека, его внутренним и внеш­ним миром, способствовала, в частности, формированию вектора исследования государственно-правовых явлений, проходящего через призму деяний и отношений того или иного индивида. Не исключением являлся и процесс отправления правосудия.

Платон так говорил о характере современного ему правосудия, «хотя есть много прекрасного в жизни человеческой, но к очень многим вещам как бы пристали язвы, которые пятнают и марают их красоту. Да вот хотя бы правосудие - какое это прекрасное дело среди людей! Оно смягчило все человеческие отношения. Но раз оно так прекрасно, как не быть прекрасной также и защите? Одна­ко, несмотря на это, некая злостная клевета затмевает прекрасное

имя искусства, утверждая, прежде всего, что существует некая уловка в судебных делах, состоящая в том, что, судясь самому или заступаясь на суде за другого, можно выиграть дело независимо от того, прав человек или нет: мол, если хорошо заплатишь, то и получишь в дар как это искусство, так и основанные на нём речи. Следовательно, нам в нашем государстве надо особенно следить за тем, чтобы не допускать такого рода искусства или вернее уловки, приобретаемой долгим опытом. Либо надо, чтобы оно послушалось просьб законодателя и не высказывалось бы против правды; либо, что ещё лучше, пусть отправляется в другую страну»^[9]. Представле­ния Платона о правосудии строятся на глубоком уважении к нему и признании его существенной социальной роли. Придавая ему черты справедливости и объективности, Платон уверен, что целью правосудия является достижение правды. Подчёркивая важность этого «искусства», он, тем не менее, указывает на порочность челове­ческой сущности, стремящейся к искажению присущей ей «красоты». Правосудие в данном случае трактуется как общественное благо, нуждающееся в непосредственной охране со стороны неравно­душных и законопослушных граждан.

Аристотель, рассматривая вопросы, связанные с определением сущности правосудия, большое внимание уделял оценке право­судного и неправосудного поведения самого индивида, которое определяется в соответствии с критериями свободы выбора, спра­ведливости и уравновешенности.

Именно поэтому отправление правосудия в работах указанного периода характеризуется прежде всего анализом поведения того или иного индивида исходя из критерия правосудности. Аристотель отмечал, «... ясно, что правосудность в действии (йікаіоргадіа) озна­

чает середину между тем, чтобы поступать неправосудно (to а&кеіп), и тем, чтобы терпеть неправосудие (to аШкоЇБ^аі): в одном случае имеют больше [должного], в другом - меньше. А правосудность состоит в обладании некой серединой. потому, что она принад­лежит середине, а неправосудность - крайностям»¹. Таким образом, правосудность и правосудие в индивидуально-поведенческом смысле представляет собой: «... то, в силу чего правосудный счи­тается способным поступать правосудно по сознательному выбору и [способным] распределять [блага] между собой и другими, а также между другими [лицами] не так, чтобы больше от достойного избра­ния [досталось] ему самому, а меньше - ближнему (и наоборот - при [распределении] вредного), но [так, чтобы обе стороны получили] пропорционально равные доли.»^[10][11]. Исходя из этого логичным явля­ется вывод о том, что: «правосудие существует для тех, у кого есть закон, относящийся к ним самим, а закон [нужен] для того, в чём [возможна] неправосудность, ибо «правда», [т. е. приговор] (dike), представляет собою суд над правым и неправым ^ікаіоу каі аdikоy)»^[12].

Интересным в данном случае является тот факт, что вынесе­ние правосудного приговора возможно только в том случае, если правоприменитель (судья) обладает внутренним, обращённым к самому себе морально-нравственным законом, который помо­гает ему осуществлять правосудие не только в отношении других, но и в отношении себя.

Аналогичного подхода к определению существенных черт право­судия придерживался Цицерон. Отстаивая естественный характер «истинного» закона, чувства справедливости и верности своему слову, под правосудием Цицерон понимал проистекающую из при­роды деятельность, основывающуюся на принципах справедливого

и беспристрастного исполнения долга. Он отмечал, что даже если преступник может сломить путём подкупа человеческое правосудие, то божественное правосудие всегда остаётся неподкупным¹.

Кодификация римского законодательства (Согрш iuris civilis), осу­ществлённая в VI в.н.э. императором восточной римской империи Юстинианом I, внесла значительный вклад в процесс формирования и юридического закрепления определения понятия правосудие. Так, известный римский юрист Домиций Ульпиан (170-228 гг.н.э.), давал следующее определение этому понятию: «правосудие есть неизмен­ная и постоянная воля предоставлять каждому его право» (Д.1.1.10)^[13][14]. Данная деятельность, по его мнению, заключается во взвешивании «... понятия доброго и справедливого, отделяя справедливое от несправедливого, отличая дозволенное от недозволенного, желая, чтобы добрые совершенствовались не только путем страха наказания, но и путем поощрения наградами, стремясь к истинной, если я не заблуждаюсь, философии, а не к мнимой» (Д.1.1.1.)^[15]. Анализируя существовавшие ранее подходы к определению понятия «правосу­дие», Ульпиан, попытался подчеркнуть неизменное и постоянное состояние не столько воли конкретного человека (правопримени­теля), сколько существовавшего на тот момент права, под которым он согласно с римским философом Цельсом понимал «искусство доброго и справедливого» (Д.1.1.1.). Таким образом, с точки зрения «античного правосознания» правосудие отождествляется с добром и справедливостью, основной целью которого, является совершен­ствование общества и достижение истины.

Появление христианства и как следствие распространение хри­стианского учения послужило импульсом к переосмыслению суще­ствовавших ранее представлений об окружающей действительно­сти. Мораль и право, как важнейшие инструменты общественного

воздействия, также подвергались анализу со стороны христианских подвижников.

Одним из ярких представителей христианских подвижников-аске­тов Церкви Востока, являлся живший в Ассирии и Сирии в VII веке н.э. Исаак Сирин Ниневийский, прославленный Православной церковью в лике преподобного. В своих трудах, которые относят­ся к жанру «слова» (постановка вопроса или темы и развёрнутый ответ на него), он рассматривал различные аспекты жизни, особое внимание, уделяя вопросам смирения, правосудия и милосердия.

В сочинении «Слова подвижнические» он писал: «милосердие и правосудие в одной душе - то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры, потому что каждому даёт, чего он достоин, и при воздаянии не допускает склонения на одну сторону, или лицеприятия. А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью, и ко всем сострадательно пре­клоняется: кто достоин зла, тому не воздаст (злом), и кто достоин добра, того преисполняет (с избытком). И если в одном есть часть справедливости, то в другом есть часть злобы»^[16]. На первый взгляд может показаться неверным довод о том, что в правосудии есть часть злобы, однако при детальном разборе этого общественно-правового явления мы можем осознать всю глубину указанной выше мысли. Лучше всего проиллюстрировать её содержание на конкретном примере. Человек занимался кражами в течени многих лет для того, чтобы прокормить свою семью, попавшую в трудную жизненную ситуацию (болезнь близкого родственника, отсутствие работы и т.д.). Судья, который не пожалеет этого человека, а применит в отношении него предусмотренную законом санкцию, будет справедливым, но не будет милосердным. Именно поэтому преподобный Исаак Сирин и утверждает, что милосердие противоположно правосудию. В свою очередь, если правосудие противоположно милосердию, это значит, что в нём есть немилосердие, т.е. злоба. Этот вывод не надо пони­

мать прямолинейно, наличие в природе правосудия части злобы не говорит о том, что правосудие есть зло. По мнению комментатора этого фрагмента богослова и проповедника архиепископа Нико- фора Феотокиса, правосудие должно приниматься людьми как: «.добродетель и одно из свойств Божиих.», а соотношение его с милосердием осуществляться согласно завету апостола Иакова: «милость превозносится над судом» (Иак. 2, 13)¹.

Тема Божией любви является центральным звеном в богослов­ских трактатах преподобного Исаака Сирина. Бог, по его мнению, есть, прежде всего, любовь, вся его воля исполнена любви к своим творениям. Любовь Божья не поддаётся человеческому описа­нию, в ней нет «больше» или «меньше», нет «раньше» или «позже». В своей любви Бог никого не предпочитает, никого не отвергает. Милосердие Бога беспредельно, оно превышает всякое человеческое представление о его правосудии и справедливости: «Как песчинка не выдерживает равновесия с большим весом, золота, так требова­ния правосудия Божия не выдерживают равновесия в сравнении с милосердием Божиим. Что горсть песку, брошенная в великое море, то же грехопадение всякой плоти в сравнении с Промыслом и Божией милостью. И как обильной водою источник не загражда­ется горстью пыли, так милосердие Создателя не препобеждается пороками тварей»^[17][18].

Западная религиозно-философская мысль отличалась своим подходом к исследованию сущности и содержания феномена пра­восудия. Так, один из учителей католической церкви, член орде­на доминиканцев Фома Аквинский в своем сочинении «Трактат о законе» определяет различное содержание понятия правосудности в зависимости от тех видов предписаний (обрядовых, моральных, судебных) в рамках которых она осуществляется. Следует отметить, что, по мнению Фомы Аквинского правосудность представляет собой одну из существующих добродетелей, в связи с этим, исполнение

правосудности, безусловно, есть оправдание. Поступки челове­ка определяют его приобретённую добродетель, благодать Бога обусловлена исключительно божественной волей. В учении Фомы Аквинского благодать Бога является: «истинной правосудностью. именно благодаря ней о человеке говорят как об оправдываемом перед Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Если Авраам оправ­дался делами, он имеет похвалу, но не перед Богом» (Рим. 4, 2). Следовательно, эта правосудность не могла быть обусловленной моральными предписаниями, которые относятся к человеческим действиям, и потому моральные предписания не могли оправдывать человека посредством причинения правосудности»¹. Фома Аквин­ский отмечает, что если под оправданием понимать исполнение правосудности, то все существующие предписания оправдывают человека, но по-своему. По его мнению, религиозные, обрядовые предписания содержат в себе элемент внутренней правосудности, т.е. они содержат то, что является правосудным не само по себе, а с точки зрения определения божественного закона. Именно по этому данные предписания не оправдывают человека иначе, как только в случае покорности и преданности тех, кто их осуществляет^[19][20]. Подобный подход характерен для языческих религиозных пред­ставлений, в рамках которых от правильного исполнения обряда зависело прощение или кара со стороны потусторонних сил (очи­щение греческого бога Аполлона после убийства Тифона, служение Геракла Эврисфею в качестве расплаты за убийство собственных детей). Следует отметить, что подобный принцип присущ като­лической церкви и до сих пор. Большое значение в католическом догматическом богословии придаётся именно форме обряда, а не его внутреннему, духовному содержанию.

Относительно моральных и судебных предписаний Фома Аквин­ский указывал, что они «... со своей стороны, содержат нечто пра­восудное как в целом, так и по отдельности. При этом моральные

предписания содержат то, что, будучи «общей правосудностью», которая, как сказано в пятой [книге] «Этики», является «полной добродетели», правосудными сами по себе, тогда как судебные предписания относятся к «частной правосудности», связанной с человеческим модусом жизни, а именно обязательствами людей друг перед другом»¹.

Новое время изменило представление общества о характере и сущности правосудия, освободив его от ярко выраженного рели­гиозного влияния. Усиление монархической власти побуждало пра­вителей к обоснованию их политических и правовых притязаний, теоретическому доказательству своего доминирующего положения.

В первой половине XVII века английским философом Томасом Гоббсом в трактате «Философские основания учения о гражданине» (De Cive) было сформулировано учение о так называемом «мече правосудия». Под мечом правосудия Томас Гоббс понимал: «право подвергать наказанию.»^[21][22]. Он отмечал, что данное право: «.пере­дается кому-нибудь в то время, как каждый в отдельности соглаша­ется, что он не станет помогать тому, кто подвергается наказанию»^[23]. Данное соглашение исполняется людьми надлежащим образом до того момента пока они сами или их родственники не подвергают­ся опасности привлечения к ответственности. Для выхода из этой ситуации Томас Гоббс считал необходимым, чтобы: «право поднять меч для наказания было бы передано какому-нибудь человеку или совету; этот человек или этот совет по необходимости предпола­гается располагающим по праву верховной властью в государстве, потому что налагающий с полным правом по собственному усмот­рению наказания по праву принуждает всех ко всему тому, что он хочет, а большей власти никто не может требовать»^[24]. Владелец меча поручает достойным разбор дел и отправление правосудия, под

которым Томас Гоббс понимает: «... не что иное, как путём толко­вания применять законы к отдельным случаям»¹.

Известный голландский правовед Гуго Гроций под правосудием понимал деятельность: «... согласно которой общие выражения зако­на истолковываются в смысле более близком к намерению законо­дателя»^[25][26]. Он соглашался с Сенекой в том, что «судьба правового дела кажется более надёжной, если оно передано судье, а не третейскому посреднику; ибо первый связан формулой, которая устанавливает ему определённые границы, коих он не должен нарушать, тогда как второй свободен и совесть его не стеснена никакими узами: он может ограничивать и расширять его решение и выносить его не в соответствии с законом и правилами справедливости, а по внутренней человечности и милосердия»^[27].

Усиление позиций светского правосудия, в свою очередь, привело к изменению системы подсудности. Дела против веры постепенно переставали рассматриваться государственными судами, усилия которых переключились на защиту и поддержание публичных интересов. Так, французский мыслитель Шарль Луи де Монтескьё в своём трактате «О духе законов» указывал, «в делах, нарушаю­щих спокойствие или безопасность государства, тайные действия подлежат ведению человеческого правосудия; но в преступлениях против божества, там, где нет публичного действия, нет и матери­ала для преступления: все происходит между человеком и богом, который знает время и меру своего отмщения. Если же судья, не обратив внимания на это различие, станет разыскивать и скрытое святотатство, то он внесет иск в область таких деяний, где в нем нет никакой необходимости, он разрушит свободу граждан, вооружив против них религиозное рвение и робких, и смелых душ»^[28].

Ещё большую демократизацию понятие «правосудие» получи­ло в трудах выдающегося немецкого философа Иммануила Кан­та. В своей работе «Метафизика нравов» он формулирует идею опосредованного отправления правосудия народом. Сам процесс правосудия он сводит к конкретному судебному акту (судебно­му решению, приговору), который представляет собой: «. еди­ничный акт общественной справедливости (їшіїіїае distributivee), осуществляемый государственным должностным лицом (судьёй или судом) в отношении поданного, т.е. лица, принадлежащего к народу. причём цель этого акта - присудить (предоставить) ему своё»¹. Из сказанного Кант делает вывод, что: «суд обладает судей­ской властью каждому взыскать своё. Следовательно, только народ может творить суд над каждым в его составе, хотя и опосредованно, через им самим избранных представителей (суд присаженных)»^[29][30]. Подобные идеи, безусловно, опережали своё время, однако готовили почву для дальнейших нормативных преобразований.

Следующим шагом, к определению сущности процесса отправ­ления правосудия, стали работы известного немецкого философа Георга Гегеля. В отличие от Канта, Гегель считал, что: «правосудие следует считать как обязанностью, так и правом государственной власти, которое отнюдь не связанно с желанием индивидов пере­давать или не передавать эти полномочия особой власти»^[31]. Гегель противопоставляет правосудие архаичному праву на наказание преступника в форме мести. Указанное право, по его мнению, пред­ставляет собой право в себе, а не в форме правового акта (правового по своей сути). В рамках правосудия: «вместо потерпевшей стороны выступает потерпевшее всеобщее, обладающее в лице суда своей особой действительностью, и берёт на себя преследование преступ­ника и наказание преступления, которое тем самым перестаёт быть

лишь субъективным и случайным возмездием, местью, а превра­щается в подлинное примирение права с самим собой, в наказание; в объективном отношении оно выступает как умиротворение вос­станавливающего себя посредством снятия преступления закона, тем самым осуществляющего себя как значимого; в субъективном отношении, с точки зрения преступника, это примирение - умиро­творение его, известного ему, значимого для него и осуществляющего его защиту закона, в применении которого к нему он сам находит удовлетворение справедливости, лишь свое собственное деяние»¹. Правосудие для Гегеля представляло собой средство для защиты собственности^[32][33] и одновременно закреплённый в законе произвол^[34], который выражался в количественной стороне наказания.

Судебная реформа 1864 года способствовала развитию и совер­шенствованию системы отечественного правосудия. Короткий период времени с 1864 года по 1917 год по праву считается «золо­тым веком» русской юриспруденции, породившим целую плеяду выдающихся правоведов. Исследуя вопросы судопроизводства и процесса отправления правосудия в странах западной Европы, представители дореволюционной юридической мысли не только создали аналогичную систему на территории Российской империи, но и адаптировали её к ментальным и культурным особенностям российского общества.

Известный русский учёный-правовед Б. А. Кистяковский так высказывался о правосудии и суде: «суд есть то учреждение, в кото­ром, прежде всего, констатируется и устанавливается право. У всех народов раньше, чем развилось определение правовых норм путём законодательства, эти нормы отыскивались, а иногда и творились путём судебных решений. Стороны, вынося спорные вопросы на решение суда, отстаивали свои личные интересы; но каждая дока­зывала «своё право», ссылаясь на то, что на её стороне объектив­ная правовая норма. Судья в своём решении давал авторитетное

определение того, в чём заключается действующая правовая норма, причём опирался на общественное правосознание»¹. Связь судебного решения с общественным правосознанием не случайна, посколь­ку рассматривая любое дело суд, должен принимать во внимание существующие в конкретный исторический момент общественные отношения, представления о праве, культурные и ментальные осо­бенности людей.

Кистяковский отмечает, что для соответствия процесса отправления правосудия современным общественным отношениям, суд и обще­ство должны существовать в тесном взаимодействии^[35][36]. Равнодушие людей к процессу судопроизводства, совмещённое с несовершенством нормативной базы и юридической техники способствует тому, что существующий в том или ином обществе правопорядок неизбежно находится в крайне неустойчивом положении.

Г. Ф. Шершеневич рассматривал правосудие в качестве предупре­дительной деятельности государства, которое привлекая к ответ­ственности лицо за совершение правонарушения, предусматри­вает возможность повторения случаев, опасных для общежития^[37]. Указанный подход к определению понятия и значения правосудия всецело отражает прогностическую функцию государства, которая должна проявляться в совершении превентивных мер, способству­ющих предотвращению нарушения существующего правопорядка.

Проблемы отправления правосудия интересовали не только пред­ставителей отечественной юридической мысли, но и других ученых, область интересов которых захватывала сферу права. Так, известный русский философ и религиозный мыслитель В. С. Соловьёв, рассуждая о наказании человека за совершённое преступление, так оценивал сущность правосудия: «настоящее своё наказание преступник, как и всякий безнравственный человек вообще, получает по законам

нравственного порядка от суда Божия, человеческое же правосудие должно быть только целесообразной реакцией общества против явлений преступного характера ради необходимой самообороны, для действительной защиты угрожаемых лиц и для возможного исправления самого преступника»¹. Подобная характеристика пра­восудия строится на принципе в соответствии, с которым, никакое даже самое общественно опасное преступление не может умалить безусловных прав человека. Лица, осуществляющие отправление правосудия должны непременно иметь в виду и собственное благо преступника, в противном случае подобная деятельность была бы таким же фактическим насилием, как и само преступление.

Характеризуя отношение между правом естественным и пра­вом позитивным, И. А. Ильин отмечал, что идеальная цель пра­воприменительной деятельности состоит в том, чтобы всё пози­тивное право в процессе судопроизводства стало естественным (т.е. морально-верным), а все естественное право стало позитивным (т.е. получило признание и применение со стороны власти)^[38][39].

Советская власть сформировала новое представление о сущности и содержании правосудия. Уничтожая существующую судебную систему, советское руководство пыталось создать кардинально про­тивоположный механизм народного суда, в котором репрессивная роль эксплуатирующего класса полностью отсутствовала. В. И. Ленин в отношении дореволюционного суда писал, что он: «... изображал собою защиту правопорядка, а на самом деле был слепым, топким орудием беспощадного подавления эксплуатируемых, отстаивающим интересы денежного мешка. Советская власть поступила так, как завещали поступать все пролетарские революции, - она отдала его сразу на слом. Мы расчистим этим дорогу для настоящего народ­ного суда и не столько силой репрессий, сколько примером масс, авторитетом трудящихся, без формальностей, из суда, как орудия

эксплуатации, сделали орудие воспитания на прочных основах социалистического общества»¹.

Следует отметить, что правосудие для представителей советской власти также являлось инструментом социальной борьбы, но борь­ба эта шла с самими представителями эксплуатирующего класса. Идеалы нового социалистического, а потом и коммунистического общества не смогли бы быть достигнуты в рамках существовавшей ранее буржуазной системы правосудия. Кроме того, господствую­щая на тот момент марксиско-ленинская идеология указывала на неизбежное отмирание судебной системы вместе с остальными институтами государства в рамках коммунистической обществен­но-экономической формации.

В современной юридической литературе отсутствует единое мне­ние об определении понятия «правосудие». А. В. Цихоцкий, в част­ности, утверждает, что: «понятие правосудия обычно трактуется как осуществляемая в процессуальном порядке деятельность судов по рассмотрению и разрешению юридических дел с вынесением по ним законных, обоснованных и справедливых постановлений»^[40][41]. Близкое к данному определению понятие «правосудие» дают В. А. Азаров и И. Ю. Таричко: «в классическом понимании правосудие (в рамках уголовного судопроизводства) - это осуществляемая судом в зако­нодательно обусловленной процессуальной форме деятельность по рассмотрению и разрешению уголовных дел с вынесением обще­обязательного, обеспеченного государственным принуждением решения (акта правосудия)»^[42]. Т. З. Зинатуллин указывает, что процесс правосудия включает в себя не только исключительно деятельность судов первой инстанции, но и судов последующих инстанций, кото­рые своими актами осуществляют непосредственное отправление

правосудия. В связи с этим Т. З. Зинатуллин пишет: «постановлен­ный судом первой инстанции приговор может быть пересмотрен в апелляционном, кассационном, надзорном порядке и в порядке возобновления уголовных дел ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Констатация соответствующими судами незакон­ности и (или) необоснованности пересмотренного приговора есть констатация факта, что суд первой инстанции надлежащим образом правосудия по конкретному делу не осуществил. Корректировка в таких судах основного вопроса уголовного процесса о виновности (невиновности) подсудимого в инкриминируемом преступлении, степень его вины и органически с ним связанных вопросов и видах и мирах уголовной ответственности есть также не что иное, как осуществление по делу правосудия»^[43].

Таким образом, современные научно-теоретические представ­ления о правосудии сводятся исключительно к деятельности судов различных инстанций по рассмотрению и разрешению отдельных видов судебных дел. Подобные определения являются не совсем корректными и достаточными, поскольку ограничивают процесс отправления правосудия исключительно судопроизводством. Дан­ный подход, возможно, обоснован при проецировании указанного процесса на сферу практики, однако в теоретическом плане он, безусловно, имеет ряд существенных недостатков.

Прежде чем сформулировать общетеоретическое определение понятия «правосудие» необходимо установить наиболее существен­ные черты (признаки) указанного процесса характерные для всех этапов его развития.

Главной особенностью правосудия является его процессуальная природа, поскольку последовательное рассмотрение конкретно­го случая, поэтапное построение умозаключений и комплексное исследование доказательств способствуют выработке наиболее объективного и справедливого решения. Следует отметить, что

процессуальный порядок оправления правосудия во все времена придавал ему ярко выраженный обрядово-ритуальный характер, что не могло не повлиять на авторитетное отношение к нему со стороны людей.

Любой процесс, проистекающий в объективной реальности, характеризуется определённой длительностью и продолжитель­ностью, причём социальным процессам свойственна способность к постепенному и постоянному изменению. Так, на протяжении длительного исторического развития общества не раз изменялись процессы: принятия нормативно правовых актов (указ монар­ха, папская булла, закон принятый представительным органом путём голосования), выбора должностных лиц осуществляющих непосредственное управление обществом (прямые или опосре­дованные выборы, по партийным списка или одномандатным округам, путём выкрикивания имени на площади или отметки в соответствующем бланке) и т.д. Правосудие не стало исключе­нием из этого правила, до сих пор оно продолжает развиваться и совершенствоваться соразмерно потребностям современного ему общества. Исторический характер отправления правосудия позволяет опровергнуть довод о том, что данный процесс на про­тяжении всего его существования осуществлялся исключительно специально уполномоченными судебными органами. Так, ещё до возникновения первых государств функции по отправлению правосудия могли осуществляться: вождём, жрецом, советом старейшин или просто самым старшим представителем того или иного рода. В рамках религиозных правовых систем правосудие могли осуществлять лица, наделённые религиозным авторитетом: брахманы, епископы, муфтии, раввины т.д. В периоды значи­тельных социальных потрясений функции правосудия брали на себя иные государственные институты (например, казнь Карла I Парламентом Англии). Более того, в истории возникали такие ситуации, при которых определённые должностные лица осущест­вляли рассмотрение не свойственных им судебных дел (например,

право за обращением к суду епископа в случае гражданской тяжбы с представителем клира в Византийской империи).

Важной задачей правосудия в любой исторический период явля­лось установление факта общественно значимого деяния (убийства человека, оскорбления божества, невозврата долга, захвата чужой собственности, приобретение вещи и т.д.) и соответствующая реак­ция на его совершение (смертная казнь, отсечение руки, отмена неза­конного акта органа и должностного лица, наложение обязанности возвратить имущество законному собственнику, признание права на вещь и т.д.). Установление такого факта было бы невозможно без наличия используемой социальной нормы (обычая, нормы морали, нормы права, религиозной нормы и т.д.), которая толкуется и при­меняется субъектом, отправляющим правосудие.

Таким образом, можно предложить следующее этико-философское определение понятию «правосудие». Правосудие представляет собой общественно-историческое явление, в рамках которого обладающий судебной властью субъект осуществляет установление и санкциони­рование факта общественно значимого деяния путём толкования и применения конкретной правовой нормы. Целью правосудия является реализация идеи справедливости, которая является основной идеей как правового, так и нравственного сознания. Реализация данной идеи в границах нравственного сознания переживается, осмысливается и оценивается в качестве индивидуального и общественного блага.

1.2.