Этапы становления российской правовой культуры.

Современная модель российского права - или в данном случае разумнее говорить о русском - на наш взгляд, начинается и оформляется в древнеславянском обществе. Характер современной отечественной правовой культуры, в частности, таких ее элементов как само право и правовое сознание, во многом аналогичен древнеславянскому, имеет его своим ядром, базой и первоосновой, которую, как показали 90-ее годы XX века, невозможно ни искусственно уничтожить, ни сколько-нибудь значимо изменить.

Мы считаем некорректным утверждать, что Западная Европа априори культурнее нас. Культура - явление многослойное, естественно формируемое, сущностные характеристики и качество которого напрямую зависят от возраста. И в случае, если культура действительно древняя, она просто не может обойтись без взлетов и падений (это было показано выше на примере западноевропейской культуры). На наш взгляд, русская культура не менее древняя, основательная и, если можно так выразиться, мудрая. Ведь даже ученые, утверждающие, что славяне отставали в культурном развитии от других народов, признают, что если вести речь о конкретных фактических

достижениях (организация торговли, кораблестроение, военная техника), славяне даже превосходили своих западных собратьев.

Говоря же о культуре в целом, следует сказать что у каждого народа ее элементы вырабатываются собственным длительным и сложным путем, а их основное предназначение - быть взаимосвязанными и органично сосуществующими и развивающимися, тем самым продвигая культуру в целом по пути дальнейшего цивилизационного развития.

Итак, мы считаем безусловным фактом, что современное российское право берет свое начало в славянском, даже праславянском праве, которое, в свою очередь, не моложе западного аналога и также, как и последний, имеет и эллинистические культурные корни (курсив важен, так как имеет своей целью показать, что русское право основано не только на культуре западноевропейского типа, но и в том числе имеет некоторые, отличные от западных аналогов, культурные базовые особенности, - О.М). Так, праславянская лексика еще VI века содержала все основные относящиеся к праву понятия, включая само слово «pravo» (право), а также /акопъ (закон), ргауьсіа (правда) sgcħ>(суд)²¹³. Следует обратить внимание еще на два важных обстоятельства: у древних славян то явление, которое мы называем сегодня правом, обозначается именно словом «право», а не каким-либо другим. И второе: очевидно, что категория права у древних славян существовала и до VI века, когда оно уже вполне оформилось, следовательно, возникло задолго до появления восточнославянского государства (VIII-IX вв). Таким образом, все выделяемые нами ниже архетипы отечественного правового менталитета сформированы веками, десятками поколений наших предков, и представляют

собой действительно фундаментальный пласт коллективного бессознательного, неосознаваемый, но оказывающий реальное воздействие на поведение русского, а теперь и российского, человека в правовой сфере.

Исследуя эволюцию российской культуры (вернее, тех ее элементов, которые необходимы для целей данного исследования - выделения архетипов правовой культуры современного российского общества), мы условно часто будем делить процесс ее формирования на два периода: до реформ Петра I и после них.

Начнем с основ социальной регуляции как важнейшего элемента «людского общежития». Мы считаем, что культура в целом зарождается в недрах религии. Так, по мнению Н.Д. Фюстель де Кулланжа, «религия была основным началом строя древней семьи. Она самородно возникла в человеческом уме и колыбель ее - в семье. Каждая семья создала себе своих богов»^[214]. Самих членов древней семьи объединяла не физическая сила. Их соединяло нечто более властное, чем рождение, чем чувство или физическая сила: это - религия очага и предков, Благодаря ей, семья образовывала нечто целое и в этой жизни и в загробной. Таким образом, древняя семья - общество скорее религиозное, чем естественное ^[215]. Истоки такой религиозности вполне естественны. Древний человек был почти беспомощен перед природой. Не умея рационально объяснить практически никакие объективные процессы и поэтому боясь всего вокруг, он естественным

образом приходит к обожествлению мёртвых и сил природы. Само понятие собственности, в его начальной интерпретации, во многом обязано своим появлением не только экономическим причинам, но и религии. Н.Д. Фюстель де Кулланж в своих исследованиях приходит к такому же выводу: «Ясно, что частная собственность была таким учреждением, без которого не могла обойтись домашняя религия. Устранить собственность и очаг потеряет оседлость, семьи перемешаются между собой и т.д.»^[216].

Итак, под религией мы предлагаем понимать сформировавшийся под влиянием объективных природных условий обычай, постепенно наполнявшийся нравственным содержанием (такое содержание в большей степени зависело от типа постязыческого вероисповедания).

Таким образом, древнее право всегда связано с религией. Именно в недрах семьи и религии зародилась социальная регуляция вообще (выше мы описывали механизм регуляции отношений в рамках семьи в родовом обществе). Первое право фактически берет эту модель на вооружение и копирует ее, возводя на уровень общества в целом. Так, египетский фараон

прибегал к наказанию для поддержания порядка в обществе с мотивировкой «нарушение божественной воли». С точки зрения Моисеева права религия и право представляли собой две стороны одного и того же явления одновременно: правила почитания бога и порядок, обеспечивающий мирное сосуществование членов общества. Эти правила были составлены духовенством со ссылкой на договор с Яхве и фигурировали как выражение его воли. Считалось, что до тех пор, пока народ соблюдал эти правила, Яхве стоял на страже его благополучия. Как только кто-то нарушал, он подлежал наказанию. Если же нарушал весь народ, то мести и наказанию уже подлежали все. И это фактически - лишь дифференцированная модель «культа предков». Даже рациональные греки почитали право как продукт богов, в котором реализуется воля всех: «уже по самой природе вещей в праве изначально должны быть заложены божественные принципы ...

И на современном этапе развития любого общества светские смысловые значения весьма зависимы от религиозных. Американский историк и правовед Г. Дж. Берман говорит о том, что «в право надо верить, иначе оно не будет работать» ^[220]. А лучшего основания для веры, чем соответствие действующих правовых установлений религиозной культурной составляющей, и быть не может, особенно на начальных этапах общественной эволюции. Религиозная вера безусловна, она не требует доказательств и оснований, именно религиозные архетипы, по К.Г. Юнгу, наследуются и залегают в коллективном бессознательном и определяют поведение человека в обществе. Более того, утрата обществом ценностного религиозного ядра ведет к общему снижению культурного уровня и, как следствие, снижению уровня правовой культуры. Допустим, важная

культурная перемена, имевшая огромное значение для формирования и понимания права в Западной Европе, - это процесс секуляризации XIX-XX вв., приведший, прежде всего, к тому, что связь с образом мысли и чувств ушедших времен сегодня находится под угрозой исчезновения. Большинство людей просто не понимают язык прошедших времен из-за отсутствия религиозного образования. С точки зрения развития права процесс секуляризации означает отсутствие в настоящее время единого понимания основополагающих моральных вопросов. Вплоть до начала XX века существовало относительно единое понимание морали в каждой европейской стране со всеми их различиями между собой, особенно между протестантской Северной Европой и католической Южной Европой. В значительной степени взгляд на мораль отдельного человека и всего общества покоился на христианстве и был поэтому общим для всей Европы. Ныне дело обстоит иначе: восприятие морали сильно меняется от страны к стране, а внутри каждой страны может резко отличаться в различных группах населения^[221].

Поэтому начинать характеристику любого типа культуры необходимо с эволюции ее религиозной составляющей.

Традиционно, говоря о русской культуре, ее считают православной. На наш взгляд, такая формулировка не совсем корректна. Мы не оспариваем православия как ведущей и основной религии в современном российском обществе. Но наше общество долгое время (в силу обстоятельств, упоминать о которых в контексте данного исследования нет ни времени, ни смысла) находилось под влиянием многобожия и, по мнению многих авторов, в том числе и автора настоящего исследования, в итоге православие так и не вытеснило полностью язычество^[222]. И во многом благодаря тому, что вера русского православного удержала в свое время языческую обрядовость, для жизни русского народа и по сей день огромное значение имеет мистика и

навыки общения с потусторонним миром, предками, а многие явления действительности (в том числе и правовые) неосознанно воспринимаются на базе этой, самой древней составляющей нашей психики. Более того, нам кажется, что именно язычество позволило русскому народу сохранить базовую ценностную культурную составляющую в XIII-XV вв., когда всей нашей культуре грозила потеря самобытности в связи с установившимся более чем на два века (1240-1480 гг.) иноземным игом. Несмотря на сильное византийское влияние и ускоренные темпы развития российской культуры в целом и государственно-правовой ее составляющей в частности в тот период, завоевание Руси татарами отбросило наше общество назад, в связи с чем и русское право, по сравнению с западноевропейским, оставалось несколько дольше на примитивной стадии своего развития. И именно язычество, на наш взгляд, позволило русской культуре сохранить свой стержень. В итоге получилась так называемая «палка о двух концах». С одной стороны, языческая вера стала опорой и поддержкой исконно русской культурной составляющей, а с другой стороны, благодаря этому периоду в истории нашей цивилизации русское общество так до конца и не освободилось от языческого восприятия мира. В чем, кстати, автор настоящего исследования не видит ничего плохого. Это - закономерность истории.

Язычество вообще делает мистику участницей повседневности. И эта склонность вошла, до некоторой степени, в сочетание с христианством в русском православии. Таким образом, российское религиозное сознание во многом уникально. «Мы ни на кого не похожи и на нас нет данных.»²²³. Хотя Русь была государством, добровольно принявшим христианство, пришедшим к нему сознательно, она же стала практически единственным государством, видоизменившим ортодоксальные христианские каноны под собственные обычаи, не вытеснив язычество до конца и привнеся его элементы в православие. Новая религия приживалась на Руси десятки лет, не навязывалась, но понималась, осознавалась и постепенно принималась

населением. Так, по свидетельству авторитетных историков, «язычник русский, не имея ни храма, ни жрецов, без сопротивления допустил строиться новым для него храмам, оставаясь в то же время с прежним храмом - домом, прежним жрецом - отцом семейства, с прежними законными обетами, с прежними жертвами у колодца, в роще»^[224].

И в сфере права долгое время после принятия православия продолжали действовать без каких-либо ощутимых потерь сформировавшиеся в рамках языческой культуры нормы древнерусских правовых обычаев. Формально на Руси уже действовало церковное право византийского происхождения; фактически же основная масса древнерусских правовых обычаев устояла перед новой верой, поскольку была индифферентной в религиозном отношении и давно уже отражала мирской взгляд на жизнь. Даже В.О. Ключевский, склонный преувеличивать церковно-византийское влияние на составление и содержание первых письменных источников права Киевской Руси, все же подчеркивал, что в основание Русской Правды положен именно Закон Русский, то есть обычное право языческой Руси^[225].

Выше уже говорилось о том, насколько важна для культуры ее «эволюционность», последовательность формирования каждого следующего этапа развития. И в религиозной сфере, пожалуй, как нигде четко прослеживается древность русской культуры, ее глубокие корни. Именно из славянского язычества пришли к нам основные тезисы современного право- и государство- ведения. Древние славяне-язычники воспринимали мир в динамике как борьбу противостоящих светлых и темных сил, правды и кривды. Термин право - базовый для любой правовой системы, основа самобытной правовой регуляции в рамках конкретного социума - у русских очень древний. Его корень древнеславянского происхождения, от слова «правь», означавшего для наших предков силу правды и всеобщего закона, символ божественной мудрости, справедливости, гармонии и порядка. Правь

воплощает высшее начало мироздания, она управляет природными процессами и человеческими судьбами. На наш взгляд, именно такое, «внутреннее» переживание правды-права и породило то, что гораздо позже будет названо Б.А. Кистяковским «внутренним характером правосознания русского народа», а также стало основанием для, по его же мнению, недостаточной дифференциации норм права и морали в сознании русского народа ^[226]. Живущая в сознании и психологии русского, а теперь и российского, народа тяга к правде - справедливости, способность и желание сопереживать, сочувствовать, доказанная веками адаптивность и умение уживаться с другими народами - все это сохраняется в народном духе с древнейших времен и основано на священном природно-языческом чувстве гармонии и равновесия.

Языческая вера фактически отражала гармоничное следование законам природы. Да, древнейшая часть языческого фольклора подверглась, особенно во времена двоеверия, адаптации в духе православной идеологии, так что нехристианские элементы в нем отодвигались на второй план, а потом постепенно исчезали из памяти хранителей устного народного творчества. Но оставались в подсознании населения, играя зачастую решающую роль в поведении. Именно язычество, войдя в сочетание с православием, подарило некоторую мистичность русскому сознанию, оставило в нем подсознательный пиетет к обычным, традиционным нормам, законам природы и предков. Профессор В.Н. Синюков, говоря о российском праве, отмечает своеобразный «волховской», пантеистский, наложенный на христианскую и интуитивно-«социалистическую» почву синтез практически- духовного освоения жизни»^[227]. Многие специалисты в области антропологии права и сегодня считают российскую правовую ментальность «обычно­правовой, апеллирующей к прошлому времени»^[228].

На наш взгляд, основы такой безусловной любви к «неписаному закону» и традициям предков имеют совершенно религиозный (но еще доправославный) характер. Как, впрочем, и отмечаемая многими учеными противоречивость характера и поляризированность русского человека, который «есть совмещение противоположностей. и сочетающий в себе полярно противоположные свойства ... величайшее добро легко переходит в нем в величайшее зло»^[229].

Таким образом, мы не можем не согласиться с мнением великого русского ученого Н.А. Бердяева, что «два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие» ^[230]. Второе подарило русскому сознанию любовь, милосердие и духовность как основу для всех будущих социальных регуляторов, первое - воображение, уважение к старшим и, в отличие от западно-рационалистического отношения к природе как к объекту освоения, безусловное уважение к ней и традициям предков, представляющее собой в рамках русского народного духа совесть этноса, его душу. Мышление такого типа еще называют мифологическим. Оно не проводит границы между естественным и сверхъестественным, природным и социальным, жизнью и смертью, предметом и его символом и т.д.^[231].

Совершенно очевидно, что создать новую веру действительно невозможно. Вероисповедание нельзя спланировать и навязать искусственно, даже сортируя уже известные верования. Мифология складывается движениями интуиции, чувств, в которых рациональные, научные построения, практические обоснования и ожидания выгод принимают лишь некоторое участие^[232]. Поэтому и православие, прижившись на русской земле, получило свой уникальный, славянский облик, во многом основанный на языческих представлениях о действительности. Человек -существо

историческое, и лишь в ходе собственной истории и посредством истории он познает сам себя. Поэтому и отношение человека к миру и к себе самому есть вопрос истории^[233]. Известный отечественный правовед И.А. Ильин говорит, что «Европа не знает нас ... потому, что ей чуждо славянорусское созерцание мира, природы и человека. Западноевропейское человечество движется волею и рассудком. Русский человек живет, прежде всего, сердцем, воображением и лишь потом волею и умом. Поэтому средний европеец стыдится искренности, совести и доброты, как «глупости»; русский человек, наоборот, ждет от человека, прежде всего, доброты, совести и искренности. Европейское правосознание формально, черство и уравнительно; русское - бесформенно, добродушно и справедливо.»^[234].

Весьма ярким олицетворением указанной разницы в правовом (курсив наш, - О.М.) сознании (подчеркнем, основа такого различия кроется, на наш взгляд, именно в религиозном аспекте) является восприятие нашумевшего «Дела Пусси Райот» на Западе и в России ^[235].

Напомним суть дела. 19 февраля 2012 года в Богоявленском приделеБогоявленского собора в Елохове (Москва) и 21 февраля того же года в храмеХриста Спасителя участницами группы Pussy Riot была проведена акция, обозначенная группой как «панк-молебен «Богородица, Путина прогони!». По материалам выступления был смонтирован и выложен наYouTubeвидеоролик. Позже все три участницы группы были арестованы, им было предъявлено обвинение в хулиганстве, а 17 августа 2012 года обвиняемые были приговорены к двум годам колонии общего режима. Чуть позже Президент РФ Владимир Путин публично одобрил вынесенный приговор о реальном лишении свободы.

Дело вызвало серьезный международный резонанс. Запад посчитал его политическим, нашел в нем угрозу всем либеральным ценностям

современного общества ^[236]. Международная правозащитная организация «Международная амнистия» назвала приговоренных «узницами совести» и неоднократно призывала поддержать участниц группы, организовывая митинги в их поддержку^[237].

Для России дело стало не менее знаковым. Но представители нашего общества посчитали поступок девушек «плевком» в сторону церкви. Проведённый в 2012 году Аналитическим центром «Левада-центр» социологический опрос показал, что большая часть россиян считает поступок возмутительным, а наказание - совершенно адекватным ^[238]. Всероссийский центр изучения общественного мнения, проведя свой социологический опрос на предмет того, каково отношение россиян к панк- молебну, получил и вовсе ошеломляющие результаты: более 86% посчитали, что Пусси Райот необходимо наказать.

Не углубляясь в политику, хотелось бы отметить знаковый для настоящего исследования момент - разницу в самом восприятии ситуации. А именно - с какой точки зрения она в принципе анализируется. В нашем обществе это - оскорбление религиозного аспекта, нарушение морально­духовных скреп общества, которые априори важнее собственно правовой составляющей (прав человека, индивидуализма и т.д. - то есть, используя терминологию данного исследования, «ценностей «второго порядка»); Запад же четко расставил совершенно иные акценты: нарушение либеральных основ общества, прав человека, оскорбление прав феминисток. Поступок участниц группы был назван «невинным танцем», а доказательства оскорбления Российской Православной церкви - осмеяны^[239].

Таким образом, налицо разница даже не в оценке ситуации, а в самом ее восприятии, которое, в свою очередь, базируется именно на архетипических бессознательных культурных установках.

Этот момент, на наш взгляд, имеет важнейшее значение для всей современной отечественной культуры, в частности, правовой ее составляющей, источником которого (как мы показали выше) и является религиозный аспект. «Форматирование» православия славянским язычеством позволило нашей культуре, в частности, правовой ее составляющей, определиться с приоритетами. В предыдущих частях исследования мы неслучайно уделили много внимания характеристике восточной и западной правовых традиций. Мы (не будучи в данном случае оригинальными в своих представлениях) считаем русскую культуру, и правовой ее аспект, в частности, оригинальной (благодаря совершенно уникальным историческим условиям) компиляцией указанных традиций.

Так, русское общество решает фундаментальные и вечные мировоззренческие проблемы, нивелируя до менее значимых индивидуализм и западную privacy. Оно извечно пытается решить вопрос, как объединить в гармоническом единстве человечество и природу, со всем естественным и сверхъестественным, устроить справедливый мировой порядок, в котором правь восторжествует над кривдой, а несчастный и убогий получит кров и защиту. Определяется уникально русский тип цивилизации, русский образ социального мышления и социального регулирования, существенно отличные как от западных, так во многом и от восточных, аналогов. Часто это выражается в тезисе, что русский тип мышления, в частности, правового, якобы не признает и в должной мере не возвеличивает права человека, не уделяет им должного внимания и не воспринимает человека как высшую ценность. Здесь мы согласны с Г.И. Мальцевым, считающим, что по самой своей сути всякая культура признает высокое достоинство и свободу человека, работает со всеми человеческими ценностями, но приоритеты в ней действительно могут быть расставлены по-разному. Просто там, где Запад

высоко поднимает свободу личности и ее право на собственное творчество ради того, чтобы получить от мира как можно больше комфорта и удовольствия, русская цивилизация рассматривает свободу и права человека в свете идеалов братства и любви к другим, признает право и вместе с тем обязанность человека совершенствовать мир во имя Бога для себя и для всех. Человек здесь не просто творец своего счастья, но космический деятель, принимающий на себя мировую ответственность^[240]. Мы уже много говорили о разнице между западноевропейской и восточной цивилизациями и о том, что русское общество имеет как западноевропейские культурные корни, так и некоторые черты восточного менталитета. И первые, наложенные на отличные от греко-римских условия существования, давали столь же отличные государственно-правовые «плоды». Затем происходит резкий и долгосрочный перерыв (на два века) в эпоху позднего средневековья, вызванный иноземным игом. И, как следствие, распад всей правовой системы страны. После освобождения от татар русские цари скопировали авторитарный тип власти татарских великих ханов. Тут необходимо отметить, что также в эпоху Средневековья на Руси не находится зажиточного и политически независимого слоя горожан, который смог бы уравновешивать господство царей и крупных феодалов. Эти условия определяли общественное развитие России вплоть до Петра Великого. И даже после великого императора, вплоть до революции 1917 г. они во многом продолжали оказывать влияние на русское общество. И только со времен Петра Великого Россия была введена в западноевропейскую правовую семью ^[241]. Это введение во многом носило характер насильственного, революционного. Тем более, что в том, что касается «технологии управления», Петр Великий придерживался авторитарной традиции первых московских царей конца XV в.

По мнению профессора Г.Ф. Шершеневича, с которым мы склонны согласиться, Россия была вынуждена «скачками догонять Западную Европу, с которой после долгого разобщения ей пришлось в XVIII веке сближаться»^[242]. Молодая страна, вступившая недавно на путь культуры и цивилизации Западной Европы, завязавшая сношения с соседними странами, которых прежде чуждалась, естественно должна была обратиться к ним с научными запросами. Прежде чем приступить к самостоятельной разработке науки, русские люди принуждены были ознакомиться с тем, что уже было сделано другими в течение того долгого времени, когда Россия спала глубоким сном в своей национальной обособленности ^[243]. Естественным итогом такого ознакомления становится возвеличивание западного опыта и попытка устроить собственное государство и право по иностранному образцу. Г.Ф. Шершеневич указывает на то, что открывшийся в то время юридический факультет Московского государственного университета обучал молодых юристов римскому праву, а наиболее талантливые молодые люди, отправляемые за границу для обучения, должны были понять основы римского права, дабы обеспечить его реализацию в России. Но профессор Шершеневич здесь же отмечает тот факт, что самые способные из этих представителей молодежи, возвращаясь с новым багажом знаний на Родину, чувствовали вскоре недостаточность римской юриспруденции для русской жизни. Приводится в пример один из первых русский ученых-юристов, Семен Ефимович Десницкий. Он первый заговорил в своей речи, 30 июня 1768 года «О прямом и ближайшем способе к научению русской юриспруденции», о необходимости создания «новой» науки, науки русской юриспруденции. Десницкий признавал необходимым изучение нравственной философии, естественного права и римской юриспруденции, как теоретического материала - с одной стороны, и собрания всех как древних, так и новых прав, законов, указов - с другой стороны. Соединение таких

элементов должно было дать в результате русское право^[244]. Таким образом, первый русский преподаватель права сознавал уже необходимость всестороннего его изучения - потребность соединения методов философского, исторического и догматического для выделения культурного кода. Факт этот тем более заслуживает особенного нашего внимания, что и в университетах Западной Европы, во времена Десницкого, не помышляли еще о таком соединении методов^[245].

К сожалению, в тот период указанные цели не были и не могли быть достигнуты. Хотя в период правления Екатерины II была предпринята попытка широкой реформы уголовного права и процесса в духе эпохи Просвещения, была созвала законодательная комиссия для обсуждения написанного императрицей Наказа. Необходимо отметить, что Наказ являлся компиляцией взглядов философов Просвещения, почерпнутых из их трудов, прежде всего из Монтескье, Вольтера и Беккариа и был очень прогрессивным для своего времени. Но указанные действия носили лишь политический характер, фактического желания менять что-либо в государственно-правовом устройстве Екатерина не планировала. Добившись того, что ее стали считать «философом на троне», императрица «сворачивает» реформаторскую деятельность.

Таким образом, в России до начала XIX в. вряд ли можно найти какой- либо правопорядок западноевропейского образца. Но - и это необходимо отметить - при попытках заимствования каких-либо государственно­правовых элементов, все нововведения дифференцируются и принимают собственные, уникальные формы в рамках российского общества. Так и революция 1917 года с ее жесточайшей вариацией марксистской идеологии (от классического марксизма следует отличать коммунизм, или, как он

официально обозначается в коммунистических странах по фамилии лидера русской революции Ленина, марксизм-ленинизм), запретом любой идеологии, кроме марксистско-ленинской; попытка построения совершенно новых государства и права, терпит крах в результате ассимиляции в рамках российской действительности. Мы считаем, что эта «российская действительность» во многом как раз и представляет собой тот самый русский православно-языческий религиозный стержень.

Необходимо отметить, что и выделяемая в качестве одной из основных особенностей российского правосознания «стержневая идея о примате государства в отношении права, приоритете (превосходстве) власти перед законом и правами личности»²⁴⁶, и псевдонигилизм российского общества, с точки зрения многих исследователей «отрицающий государственное право и отказывающийся подчиняться велениям позитивного закона», зачастую просто из принципа «честный человек по закону жить не будет»; - это следствие той самой уникально-русской противоречивости, возникшей когда-то из-за смешения язычества с христианством в народном сознании. С принятием в 988 году христианства в православной конфессии и в дальнейшем под влиянием ее вероучительных догматов термин «закон» расширил свой объем за счет введения в него норм, навязанных свыше, а не формируемых внутри общества. Именно тогда возникает сама возможность противоречия рукотворного права «народному духу», обычному праву. Впоследствии, из-за описанных выше исторических событий, такие противоречия благодаря «навязыванию» обществу неугодных и не воспринимаемых норм, только усиливались.

Мы согласны с мнением А.В. Муруновой, которая считает, что «изначально право и закон не были противопоставлены в понимании русского человека. Об этом свидетельствует само название ранних памятников русского права - «правды». В сознании наших предков понятие справедливости охватывало истину и правду, а закон был непосредственным

выражением высшей справедливости» ^[247]. В первых дошедших до нас письменных юридических памятниках - договорах Руси с греками - русская сторона ссылалась на Закон русский, под которым фактически подразумевались обычные нормы с правовым содержанием ^[248]. В функциональном смысле правда представляла инструмент ПРАВления, используемый ПРАВителем для реализации собственных властных полномочий. Получалось, что правда - это формализованная воля государя. Следовательно, не существвовало правды, отличной от государевой воли^[249]. Другое дело, что акт княжеской воли по сути представлял собой лишь утвержденное государством обычное, народное право, а потому являлся воплощением народной справедливости. По мнению многих славянофилов, «общественность и всенародность» как необходимые России явления, являлись главным двигателем русского общественного права, так как сочувствие народу и мудрое содействие народной воле всегда составляли задачу русского правительства. Юридические акты лишь закрепляли эти традиции. Для исследователя истории русского права становится очевидным поэтапное становление законов на Руси, которые содействовали общественной нравственности именно благодаря своей связи с обычаем.

Нельзя забывать и о роли крестьянской общины в правовом регулировании, особенно до принятия христианства. Сами элементы государственности зреют именно в славянской общине, а не рядом с нею или вне ее, как в некоторых других обществах. Государство складывается здесь посредством слияния, соединения общин (в этом проявляется «восточность» русской цивилизации). Значимой и примечательной чертой русской истории является ведущее положение земщины и ее фактический приоритет по отношению к княжеской власти, хотя на поверхности политической жизни князья были чрезвычайно заметны, активны, иногда очень влиятельны

(другая сторона - «западный эллинизм» русской государственно-правовой культуры). А «земщина» была ничем иным как народным самоуправлением, невероятно грамотно организованным в древнерусских землях. Внутри общины действуют собственные социальные (в частности, правовые) нормы, собственная система наследования, ответственности (кровная месть, уплачиваемая всей вервью вира за совершенное правонарушение), собственное понимание и регулирование института собственности и т.д. Но в этом «западном эллинизме» присутствуют одновременно и элементы «восточности», а именно земледельческой общины, о которой много говорилось выше. И это уже - повод задуматься. Наверное, во многом поэтому княжеское нормотворчество в этот период развивается медленно, осторожно, с оглядкой на традиционное регулирование.

С принятием же православия право становится явлением, подпитанным свыше некой духовной, нравственной составляющей, в обязательной степени обязанное соответствовать представлениям о высшей, христианской справедливости. Закон становится велением Бога, совмещающим запреты правового характера с нравственными рекомендациями. Мы считаем, что на фоне описываемой в предыдущем абзаце ситуации, со стороны князя Владимира было очень дальновидно принять христианство. Княжеская власть в лице церкви получила духовную поддержку, которая и позволила ей укрепить загнивающий к тому времени государственный механизм и более активно приобщиться к правотворчеству. До принятия православия княжеское и общинное правовые начала так и не смогли объединиться и обеспечить единое правовое регулирование. Христианская церковь с ее идеалами любви и прощения стала основой для такого объединения. Именно в этот период известный святитель Иларион, митрополит Киевский, дает толкование понятию «правды» (которая для него синонимична праву в его современной трактовке) как обязательного правила поведения, исходящего от христианской власти, но включающего в свое содержание и такие нравственные категории, как «справедливость» и «истина». Таким образом,

на правовом уровне фактически происходит совмещение высшей христианской и формальной государственной составляющих. Выделяются категории истины и справедливости. Вообще, монотеизм стал естественной ступенью исторического развития российского права и государства. Но, тем не менее, влияние обычного права (во многом сформированного на базе языческих верований) все также значительно. В предложенной Иларионом схеме нравственные правила выражены термином «истина». Исполнение закона Иларион рассматривал как подчинение чужой воле - Бога, государя, господина, а Истину - как выбор правил поведения самим человеком, руководствующимся в своих поступках нравственно-этическими Заветами Христа ^[250]. По мнению профессора А.В. Полякова, «правда, сформулированная Иларионом, является понятием, пригодным в России для выражения правопонимания во все века. «Соборный надындивидуальный характер этой «правды» является отличительной чертой правосознания российского общества» ^[251]. На наш же взгляд, данное определение необходимо дополнить ремаркой о том, что христианская составляющая правды представляла собой адаптированное «традицией предков» к российским условиям православие. Иными словами, в данное митрополитом определение необходимо включить «народную» составляющую, отраженную в русских пословицах (например, «повальный обычай, что царский указ»), и тогда мы получим понятие, и по сей день являющееся краеугольным камнем различения права и закона в отечественном правоведении.

Таким образом, и с принятием христианства обычное право не только не теряет своей значимости и актуальности, но, наоборот, получает новый, «высший» смысл. Да, действительно, с самого своего появления на Руси православная церковь выступила духовной руководительницей древнерусского общества и одновременно повысила роль и значимость государства как организации публичной власти; однако, не во все сферы

культурной жизни она могла вникать, многое ей приходилось принимать как данность. Даже идея симфонии властей, имеющая огромное значение в период Московского царства и заключавшаяся в единстве церкви и государства, не понизила значимости и важности обычного правового регулирования.

Мы считаем, что до Петра I вся русская правовая история прошла под знаком господства обычного права, дух которого пропитывал первые опыты законодательной деятельности государства. Законодатель еще не пытался напрямую навязать обществу нужный ему закон, а лишь придавал форму закона и санкционировал взятые им из общественной жизни неписанные нормы обычного права. В этот период эволюция выделенных нами ранее государственной и народной правовых культур представляла собой единый взаимообусловленный процесс. Закон как веление публичной власти, в некоторых ситуациях не соответствующий сложившимся в обществе отношениям, - явление более позднего периода нашей истории, петровского времени, в которое рушились вековые устои и закон зачастую ломались привычные представления о мироустройстве. Но даже тогда, веления царя, имеющего испокон веков высокую миссию от Бога - воплощать православную государственность, оберегать ее от опасностей и бед, - не оспаривались. Известный русский историк-правовед, профессор В.М. Владимирский-Буданов, деля всю историю отечественного права на три этапа - земский (IX-XIII вв.), период Московского и Литовского государств (XIV - XVI вв.) и период империи (XVIII-XIX вв.), говорит о том, что право, формирующееся сверху, получает приоритет лишь на третьем этапе. На первом же - это господство обычного права, на втором - паритет между обычаем и законом^[252]. Профессор А.А. Дорская и вовсе утверждает, что и в имперский период, и даже на его финальном этапе обычное право имело огромное значение. В качестве доказательства ею приводится тот факт, что в

начале XX века появляется так называемая концепция «крестьянского права»^[253].

Итак, православие на Руси приобрело свои, уникальные формы. Прижившись на нашей земле и слившись воедино с русским народным духом, оно породило созерцательность и пассивность русского религиозного архетипа. Любые ценности и идеалы, независимые от религии и обычной мифологической составляющей, ставшей ее частью, оказались чуждыми отечественному правовому сознанию. Поэтому и правотворчество в России принципиально отличается как от западного, так во многом, и от восточного. Римско-западная юриспруденция отвлеченно выстраивает формы закона, стараясь связать их в одну систему; в России же право исконно «вырастает из жизни»: «Закон в России не сочинялся, но по обыкновению только записывался на бумагу, уже после того, как он сам образовывался в понятиях народа и мало-помалу, вынужденный необходимостью вещей, взошел в народные нравы и народный быт»^[254].

Таким образом, российская правовая традиция включает в себя, на наш взгляд, три основных типа взаимодействия государства и общества: первый - до принятия Русью христианства - заключался в безусловном согласии населения с государством, которое лишь оформляло наиболее действенные обычные нормы. Власть здесь выступает безусловным благом, фактически она лишь осуществляет разумное принуждение, необходимое для существования общества и основанное на получивших признание в обществе правилах поведения. Правовые нормы (в целом это еще регуляция в большей степени обычного характера) не придумываются, а лишь формулируются. Фактически это еще этап взаимодействия «домашней» религии с обычаем- слепком отношений данного общества, который (обратное взаимодействие) получал свою легитимность только в факте соответствия воле богов и

предков, которым поклонялась данная общность ^[255]. Второй тип взаимодействия начинается с принятия православия и знаменуется определением высшего божественного предназначения человека. Определяются ведущие нравственные парадигмы, на базе которых строится все социальное, в частности, правовое регулирование. Иными словами, обычно-правовые нормы теперь проверяются не только на свою фактическую действенность, но и на соответствие высоким нравственным идеалам. Субъект власти объявляется помазанником божьим, отцом народа; таким образом, государство становится еще и объектом «детской», безусловной любви к своему покровителю, воспринимается менее рационально, чем на первом этапе. Третий тип взаимодействия мы предлагаем обозначить серединой XVII века, с момента начала Петром I реформ, ориентированных на восприятие западных правовых идеалов. Более подробно эти типы будут описаны в следующем параграфе при характеристике русского культурного архетипа и сформированных на базе него культурно-правовых установок. На данный момент мы лишь предлагаем констатировать факт: российское государство до определенного этапа не давало населению повода усомниться в своей политике, следовало общему культурному развитию общества и являлось настоящим оплотом исконно русской цивилизации. Принятое православие не закабалило русское общество, а лишь позволило его обычной составляющей получить духовно­содержательную окраску.

3.3.