ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенное диссертационное исследование позволяет сделать следующие выводы. Обращаясь к терминологическому аспекту изучаемой темы, следует отметить, что как в самом отечественном законодательстве, так и в процессе его реализации на практике органами власти Российской империи второй половины XIX - начала XX вв.
нашли отражение несколько точек зрения на соотношение понятий «раскол» и «секта»: а) раскол как более общее по смыслу понятие, чем сектантство («раскольники всех сект»), б) раскол как разновидность сектантства в широком смысле слова («секты старообрядческие называются расколом»), 3) раскол (старообрядчество) и собственно сектантство как две самостоятельные разновидности. Эти особенности необходимо учитывать при анализе разного рода источников: например, если в части статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. использовалось понятие «раскол» в широком (первом из приведенных) значении, то согласно классификации 1842 г., осуществленной «по соображениям» Святейшего Синода, секты подразделялись на вреднейшие, вредные и менее вредные, причем к последним был отнесен «раскол поповщина». Что касается также использовавшегося в законодательстве понятия «ересь», то применительно к рассматриваемому периоду русской истории можно говорить о сектах как религиозных объединениях, с одной стороны, и о тех или иных вероучениях (которые данные объединения могут исповедовать), рассматриваемых как ереси, - с другой.Довольно часто отмечается, что с момента возникновения раскола в русской православной церкви в середине XVII в. и до второй половины XIX в. правовые нормы, относящиеся к старообрядцам, равно как и к сектантам, отличались друг от друга лишь большей или меньшей строгостью предусматриваемых ими мер по преследованию «раскольников». В некоторые периоды, например, в конце XVIII - начале XIX вв., осуществлялось определенное смягчение (по крайней мере, в рамках распоряжений центральной власти) государственной политики в отношении тех или иных сект, старообрядческих толков.
Царствование же Николая I описывается как период усиления конфронтации в рассматриваемой области. Таким образом, исходя из особенностей вероисповедной политики Российской империи, характеризовавшейся монопольным положением одной церкви, к началу рассматриваемого периода определенным правоограничениям или преследованиям подвергались все религиозные секты и старообрядческие согласия и толки вне зависимости от того, насколько вредными они считались.Поэтому актуальным является не просто формальный перенос современных терминов на законодательство предшествующих периодов. Необходимо сопоставление признаков рассматриваемых религиозных объединений с признаками, характеризующими используемые понятия, которые должны формулироваться в том числе на основе представлений о свободе совести и веротерпимости. На этом основании можно очертить круг деструктивных религиозных объединений, ответственность за принадлежность к которым устанавливается не в силу противоречия того или иного религиозного учения основным догматам какого-либо традиционного вероисповедания (например, православного), а только на основании жизненного проявления религиозного объединения, совершения его последователями в силу исповедуемых ими учений действий, несовместимых с охраняемыми государственной властью важнейшими интересами частных лиц или основными требованиями общественной нравственности.
В законодательстве Российской империи, действовавшем к началу правления Александра II, употреблялось несколько специфичных терминов, соотношение которых с дефиницией «деструктивное религиозное объединение» нуждается в уточнении. Во-первых, основываясь на высочайше утвержденном мнении Государственного совета от 20 октября 1830 г. «О духоборцах, иконоборцах, малаканах, иудействующих и других, признанных особенно вредными, ересях» законодатель в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 года привел похожий перечень (неисчерпывающий) особенно вредных ересей и, соответственно, сект. Последователи этих сект (духоборы, иконоборцы, молокане, иудействующие, скопцы), а равно и другие принадлежавшие к ересям, которые в установленном порядке признавались особенно вредными, несли ответственность за распространение своего учения и совращение в него других.
Во-вторых, в этом же Уложении говорилось об ответственности за принадлежность к ересям, соединенным со свирепым изуверством и фанатическим посягательством на свою жизнь или других, или же с противонравственными гнусными действиями; при этом соответствующие религиозные объединения более кратко именуются исследователями изуверными сектами. В-третьих, определенную роль продолжала играть упоминавшаяся выше классификация «раскольнических сект», осуществленная духовной властью. Согласно разъяснению Святейшего Синода 9 декабря 1842 г. эти религиозные объединения были подразделены на: вреднейшие секты, вредные секты и менее вредные секты. При этом особенно вредные секты можно сопоставить с группой, названной «секты вреднейшие», которая включала в себя иудействующих, молокан, духоборцев, хлыстовщину, скопцов и «безпоповщинские секты, которые отвергают брак и молитву за Царя».Если попытаться выделить из религиозных объединений, существовавших в Российской империи рассматриваемого периода, те из них, деятельность которых была сопряжена с опасностью для личности, общества и государства, то, используя определенную совокупность признаков, можно отождествить деструктивные религиозные объединения с изуверными сектами, принадлежность к которым была наказуема не потому, что она противоречила христианской религии, а потому, что их деятельность была несовместима с нормами любой общественной морали и посягала на жизнь и здоровье граждан.
Вопрос же о том, являлось ли то или иное религиозное объединение, относимое к вреднейшим, особенно вредным и т. д. сектам (за исключением изуверских сект), деструктивным религиозным объединением, целесообразно
решать применительно к каждому такому объединению в отдельности. При этом не следует смешивать ереси, соединенные «со свирепым изуверством» и т. п., с одной стороны, и особенно вредные ереси», с другой. К числу последних, помимо перечисленных в статье 207 Уложения 1845 г. учений духоборцев, молокан, иудействующих, иконоборцев, скопцов, могут быть отнесены учения так называемых «раскольников, не приемлющих и не молящихся за Царя».
Близко к этой группе стоит и «вреднейшая» (по терминологии, используемой в классификации 1842 г.) секта хлыстов, хотя делались определенные попытки причислить ее к числу «изуверных». При этом необходимо учитывать тот факт, что скопческое учение упоминалось и в числе особенно вредных ересей, и в то же время считалось примером ересей, «соединенных со свирепым изуверством» и т.д. Возможным объяснением данного факта служит суждение о том, что к последней группе относились только последователи скопческого учения, оскопившие себя либо других.Конечно, рассматриваемые религиозные объединения на протяжении истории своего существования видоизменялись, в их рамках зарождались отдельные толки (выделялись новые секты), однако, в первую очередь следует остановиться на основных чертах, которые были присущи или приписывались данным объединениям в целом. В качестве действительно деструктивных (возможно, только на определенных этапах развития) можно рассматривать такие религиозные объединения, как секта скопцов, толки филипповцев и странников, деструктивный характер деятельности которых проявлялся в совершении оскоплений, проповеди самоистребления, отказе от установленных государственных повинностей и распространении соответствующих учений. Также могли возникать отдельные малочисленные религиозные группы, деятельность которых носила деструктивный характер: например, в 1897 г. так называемые «тираспольские изуверы» (в числе 25 человек) заживо погребли себя в Херсонской губернии. Однако на вопрос о том, к какому согласию, толку или секте принадлежали данные лица, не было дано однозначного ответа (выдвигались версии о том, что они были поповцами либо бегунами). Вместе с тем, следует отграничивать достоверные факты о совершавшейся такими сектами (толками, согласиями) противоправной деятельности от сомнительных либо ложных сведений о ритуальном каннибализме применительно к скопческому учению, удушении престарелых, тяжелобольных бегунов. Наравне с этим, говоря о деструктивных религиозных объединениях, в рамках деятельности которых преступные деяния совершаются по «требованию веры», необходимо отграничивать частные случаи, не имеющие ничего общего с вероисповеданием.
В деятельности других религиозных объединений, называемых в Российской империи особенно вредными, вреднейшими (в частности, духоборов, молокан), могут усматриваться определенные проявления деструктивности, иногда присущие отдельным направлениям в этих религиозных течениях. Однако дать утвердительный ответ о деструктивном характере таких сект или толков в целом весьма затруднительно. Помимо прочего, необходимо учитывать различия между теоретическими воззрениями, выраженными в том или ином учении, и практической деятельностью соответствующего религиозного объединения (например, положение о власти антихриста в Российском государстве и подчинение установлениям этого государства), а также обвинения отдельных руководителей различных сект в противоправных (репрессии в отношении последователей) или неблаговидных (пьянство, половая распущенность) действиях. Немаловажным фактором, способствующим взвешенной оценке степени деструктивности отдельных религиозных объединений, существовавших в Российской империи (например, секты иу- действующих), является учет концепции, согласно которой последователи разнообразных сект, толков и др., оппозиционных господствовавшей церкви, автоматически расценивались как вредоносные по отношению к «православному» обществу и государству.
Сказанное в определенной мере подтверждается ходом реформ российского законодательства «по расколу» во второй половине XIX столетия. Проект реформы в сфере законодательства по расколу был составлен еще в 1864 г., но для его осуществления потребовалось около двадцати лет. Отмечается, что имевшие место на протяжении этого периода колебания и противоречия отразились и на содержании законов от 19 апреля 1874 г. и от 3 мая 1883 г., касавшихся общегражданских и вероисповедных прав «раскольников». Все это позволяет говорить о том, что нетерпимость по отношению к старообрядцам и сектантам в целом была постепенно заменена условной, ограниченной терпимостью, пределы которой были неопределенными и изменчивыми. Эти изменения проявились и в уголовном законодательстве Российской империи: законодатель в соответствующей статье Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (в редакции 1885 г.) отказался от формулировки «особенно вредная ересь» и оставил только указание об ответственности скопцов за распространение своего учения и совращение в него других (со- тветственно, в этой статье уже не упоминались иконоборцы, иудействующие, молокане и духоборы).
Вместе с тем, позднее положение Комитета министров (высочайше утвержденное 4 июля 1894 г.) провозгласило особо вредной сектой так называемую штунду, получившую распространение в России после реформ 60-х годов XIX века и воспретило штундистам молитвенные собрания. Несомненно, можно назвать деструктивным то религиозное объединение (при условии его существования), в деятельности которого проявлялась бы совокупность антигосударственных признаков, приписывавшихся штунде (непризнание никаких властей, отрицание военной службы и т. д.). В то же время, неприемлемо говорить о деструктивном характере штундизма, основываясь только на противоречии данного или иного учения догматам господствующей церкви (следует учесть, что в 1905 г. вышеназванное положение Комитета министров 1894 г. было отменено).
Наконец, в рамках изучения правового регулирования функционирования деструктивных религиозных объединений нужно остановиться на роли Уголовного уложения, Высочайше утвержденного 22 марта 1903 г. и правовых актов 1905 г., направленных на реформирование вероисповедного законодательства. Несмотря на предоставление существенного объема прав старообрядцам и сектантам (по сравнению с предыдущими историческими периодами), их учения продолжали считаться в какой-то мере неполноценными и опасными для православных, которых закон по-прежнему, хотя и не такими, как раньше, жестокими способами, продолжал ограждать от «раскольничьего соблазна». Нужно учесть и те сложности, которые могут возникнуть при оценке деструктивности деятельности соответствующих религиозных объединений в период, начавшийся после реформ 1905 года. В качестве примеров здесь можно привести дело Бейлиса 1913 г., которое касалось приписывавшихся евреям ритуальных убийств в целях получения крови христианина, а также более поздние обвинения баптистов, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня в антигосударственной деятельности. В целом, в начале XX столетия в законодательстве Российской империи сохранялась ответственность за принадлежность к какому-либо изуверному учению и его распространение, самооскопление и оскопление других. При этом были смягчены наказания за ряд деяний в данной области, продолжавших считаться противоправными, и исключены некоторые положения, содержавшиеся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных.