ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования обусловлена несколькими факторами. Во-первых, следует сказать о той, несомненно, значимой роли, которую играет и продолжает играть религия в целом в человеческом обществе.
В научной литературе неоднократно говорилось об определенных сложностях, связанных с регулированием деятельности религиозных объединений в современной России, которое осуществляется в соответствии с положениями Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 г., получившего довольно неоднозначную оценку со стороны различных ис- следователей[1].Во-вторых, определенные сложности проявляются и в сфере противодействия российского государства тем или иным религиозным (псевдорелигиозным) объединениям, деятельность которых сопряжена с преступными посягательствами на различные общественные отношения. Можно говорить о разнообразии терминологии, используемой для обозначения таких объединений; к примеру, возникает вопрос: уместно ли называть деструктивными все религиозные секты, или этот признак присущ только так называемым тоталитарным сектам? Соответственно, можно столкнуться и с противоречивостью принципов, критериев, используемых для отнесения какой-либо религиозной организации, группы к категории деструктивных. Встречаются соответствующие концепции[2], в рамках которых идеи светского государства соединяются либо заменяются воззрениями некоторых религиозных объединений (в частности, именуемых «традиционными») об истинной и ложных религиях, ересях и т. п. В частности, о серьезных опасностях «государственного характера», создающихся на почве неясного и неверного понимания значения «расколо-сектантства», говорил один из дореволюционных авторов
А.М. Бобрищев-Пушкин, подчеркивая, что это выступает прямым следствием «системы замалчивания или тенденциозного освещения действительных фактов»[3].
В этой связи целесообразно проанализировать опыт правового регулирования, осуществлявшегося в Российской империи по отношению к оппозиционным господствовавшей на тот момент православной церкви религиозным течениям, расценивавшимся как вредные для общества. При этом наибольший интерес представляет период отечественной истории, начиная со второй половины XIX в. до начала XX в., в рамках которого происходил ряд реформ, в том числе затронувших и законодательство о «расколе» (в широком смысле этого слова). Важно исследовать не только и не столько те санкции, которым подвергались раскольники и сектанты, сколько перечень деяний, признававшихся противоправными, и критерии, исходя из которых секты делились, например, на менее вредные, собственно вредные и вреднейшие или более и менее вредные. Все это позволяет как выявить положения, возможно, заслуживающие заимствования, так и избежать тех ошибок в конфессиональной политике, которые влекли серьезные последствия негативного характера для значительных групп населения Российской империи.
Наконец, в-третьих, немаловажным аспектом данного исследования выступает возможность систематизировать сведения, характеризующие обозначенное направление политики в Российской империи, и сделать некоторые уточнения по поводу использовавшейся в изучаемой сфере терминологии и классификаций правовых предписаний, устанавливавших ответственность «раскольников всех сект» за деяния, в которых усматривалась опасность для общества.
Объект и предмет исследования. Объектом данного диссертационного исследования является правовое регулирование функционирования религиозных объединений, деструктивно влияющих на личность, общество и государство. Исходя из этого, в качестве предмета исследования можно обозначить правовые нормы, устанавливавшие ответственность последователей подобного рода объединений (или считавшихся на тот момент изуверными, особенно вредными и т. п.) за их противоправные деяния, а также регулировавшие ряд сопутствующих аспектов; теоретические взгляды по данному вопросу, изложенные как собственно в юридической, так и в общенаучной литературе; необходимые статистические данные и фактические материалы, в частности, характеризующие правоприменительную практику.
Также необходимо обратиться к ныне действующим нормативно-правовым актам в целях определения понятия, наиболее приемлемого для обозначения рассматриваемых религиозных объединений («тоталитарная секта», «деструктивный культ», «религиозное объединение, посягающее на личность и права граждан» и др.).Хорологические рамки исследования. Хронологические рамки диссертационного исследования соотносятся с периодом отечественной истории, начиная с 60-х годов XIX в. и заканчивая февралем 1917 года. Выбор этого временного промежутка обусловлен следующими факторами:
а) началом проведения в царствование Александра II реформ, в том числе нашедших отражение в деятельности Особого временного комитета 1864 г., а позднее в приятии законов от 19 апреля 1874 г. и 3 мая 1883 г., которые были направлены на изменение положения старообрядцев и сектантов в целом и повлияли на принципы, определявшие степень вредности данных религиозных течений, и перечень преступных деяний, связанных с их деятельностью;
б) социально-экономическими преобразованиями, протекавшими в этот период и повлиявшими на названные выше религиозные объединения. Происходили процессы трансформации старого, дореформенного (существовавшего до реформ Александра II) религиозного сектантства, и возникали новые образования, например, так называемая штунда, которая в дальнейшем была провозглашена одной из наиболее вредных сект в Российской империи.
Что касается верхней хронологической границы исследования, то ее выбор связан с проявившимся после Февральской революции 1917 г. новым подходом к регулированию правоотношений в религиозной сфере жизнедеятельности общества.
Вместе с тем, в интересах более полного и комплексного исследования изучаемых вопросов в некоторых случаях требуется выйти за приведенные хронологические рамки и обратиться к анализу правовых актов первой половины XIX в., относящихся к периодам правления императоров Александра I и Николая I, а также к фактам, касающимся истории становления и развития тех или иных сект либо старообрядческих согласий и толков.
Обоснованием этого служит то влияние, которое оказал ряд данных актов на изучаемую сферу общественных отношений. Например, высочайше утвержденное мнение Государственного совета от 20 октября 1830 г. «О духоборцах, иконоборцах, малаканах, иудействующих и других, признанных особенно вредными, ересях» (где впервые использовался сам термин «особенно вредные ереси») существенно повлияло на содержание соответствующих статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 года. Равным образом, для верного понимания правового регулирования функционирования, к примеру, объединений скопцов или иудействующих необходимо обратиться к правовым актам первой половины XIX столетия. Также при оценке обоснованности обвинений, возводимых на членов тех или иных сект, толков (в убийствах, употреблении крови и плоти младенцев и др.) в рассмотрении нуждается ряд фактов, в том числе относящихся к XVIII в. и первой половине XIX в.Цели и задачи исследования. Целью исследования является всестороннее рассмотрение различных аспектов правового регулирования функционирования деструктивных религиозных объединений во второй половине XIX - начале XX в. В качестве конкретных задач данного исследования можно выделить следующие:
1) сформулировать понятие «деструктивное религиозное объединение» и определить его признаки с учетом современных воззрений, сформировавшихся в юриспруденции и религиоведении, а также сопоставить этот термин с рядом других, употребляемых для обозначения такого рода организаций и групп, и обосновать целесообразность употребления вышеуказанного термина;
2) сопоставить понятие «деструктивное религиозное объединение» с использовавшимися в дореволюционном российском праве понятиями как более общего характера (например, «секта», «ересь», «раскол»), так и более специфичными (в частности, «изуверная секта», «особенно вредная секта», «вреднейшая секта»). Кроме того, в рамках решения этой задачи необходимо ответить на вопрос о соотношении данных дефиниций между собой;
3) установить характерные черты правового регулирования, осуществлявшегося российским государством в исследуемой сфере, которые сложились к началу царствования императора Александра II.
В том числе представляется целесообразным осуществить анализ соответствующих предписаний Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ранних редакциях), касавшихся «ересей и расколов»;4) выявить влияние реформ вероисповедного законодательства, начавшихся в период правления Александра II и в определенной мере продолжившихся в царствование Александра III, на правовое регулирование функционирования деструктивных религиозных объединений. В частности, интерес представляет сопоставление критериев вредности разнообразных сект и старообрядческих согласий и толков, которые нашли отражение в различных правовых актах того периода, с характерными чертами, проявлявшимися в деятельности соответствующих религиозных объединений, относившихся к категории наиболее вредных;
5) определить основы правового регулирования в исследуемой сфере в период преобразований в Российской империи в начале XX столетия, выразившихся, помимо прочего, в принятии указа Николая II «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г. При этом немаловажным аспектом в этих рамках выступает сравнение соответствующих статей Уголовного уложения 1903 г. в его первоначальной редакции (не вступившей в силу) и редакции, отразившей положения указа 1905 г., а также изучение предложений по совершенствованию положений данного акта.
Степень научной разработанности темы исследования. Количество литературы, в той или иной степени касающейся старообрядцев и сектантов, уже к 1917 г. исчислялось несколькими тысячами статей, брошюр и книг, однако эти, а равно относящиеся к советскому и современному периоду работы по большей части посвящены вероисповедной политике, «расколу» или религиозным преступлениям в общем, а вопросы, связанные с деятельностью последователей «изуверных» учений, членов особенно вредных сект и др. затрагиваются в недостаточной мере. Научная и учебная литература по этой тематике весьма часто подразделяется на три группы:
1) работы, относящиеся ко второй половине XIX - началу XX вв.
и вызывающие интерес в связи с тем фактом, что они были написаны очевидцами или участниками соответствующих событий. При этом большая часть литературы, касающейся религиозного сектантства и старообрядчества, была написана представителями господствовавшей церкви. По поводу содержания такого рода источников советским исследователем А.И. Клибановым отмечалось, что в работах «церковных авторов, много писавших о сектантстве в 80-х годах XIX в. еще встречались элементы научного исследования. Для сочинений миссионеров конца XIX - начала XX в. (Айвазова, Буткевича, Каль- нева, Скворцова и др.) характерны извращения и подтасовка фактов, голословные утверждения и клеветнические вымыслы»[4]. В целом церковномиссионерская литература отражает представления о вредности любой религиозной секты, старообрядческого толка, оппозиционных господствовавшей церкви и исходя из этого вредных для общества и государства. Помимо этого выделяется сравнительно немногочисленная литература, написанная так называемыми ведомственными авторами (например, П.И. Мельниковым- Печерским, Н. Дингельштедтом), которая также характеризуется тенденциозностью, хотя и меньшей чем церковно-миссионерские работы. Что касается иных авторов, которые не относились к этим двум категориям (А. С. Пруга- вин, А.П. Щапов, В.Д. Бонч-Бруевич и др.), то в зависимости от их воззрений они по-разному оценивали старообрядчество и сектантство. Так, речь могла идти об идеализации сектантства, провозглашении его прогрессивным явлением русской народной жизни; связывании происхождения раскола с политическим протестом народа против поглощения его прав центральной властью[5]. Можно отметить, что эти работы касались истории старообрядчества и сектантства и его современного (на тот момент) состояния или же возникновения и развития отдельных толков и сект, часть из которых (как например, скопчество) можно отождествить с деструктивными религиозными объединениями.В рамках группы, представленной дореволюционной литературой, актуальным представляется выделение своеобразной подгруппы работ, посвященных анализу соответствующих нормативно-правовых актов и правоприменительной практики. Сюда мы можем, в частности, причислить работы «Свобода совести и веротерпимость» (К.К. Арсеньев)[6], «Суд и раскольники- сектанты» (А.М. Бобрищев-Пушкин)[7], «Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы» (С.В. Познышев)[8], учебники по дореволюционному уголовному праву и комментарии к правовым актам (в том числе, к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных). Кроме того, необходимо назвать сборники (например, Н. Варадинова, В. Кельсиева[9]) правительственных сведений и распоряжений о старообрядцах и сектантах, значительная часть из которых отсутствовала в Полном собрании законов Российской империи. Однако эти труды, как уже говорилось, касались веротерпимости, «расколо-сектантства» или религиозных преступлений в целом (интересующей нас темы касались отдельные фрагменты), и только незначительная часть источников была непосредственно посвящена понятиям, которые можно отождествить с термином «деструктивное религиозное объединение» (например, статья А.К. Вульферта «По поводу ст. 96 нового уголовного уложения», где анализировались проблемы ответственности за принадлежность к изуверным учениям согласно Уголовному уложению 1903 г.)[10].
2) Труды советских исследователей, занимавшихся изучением вероисповедной политики вообще и правового положения старообрядцев и сектантов, в частности (Е.Ф. Грекулов, А.И. Клибанов, В.В. Клочков, Ф. Путинцев и др.), а также историей отечественного права (например, О.И. Чистяков)[11]. Оппозиционные господствовавшей православной церкви религиозные течения (по крайней мере, существовавшие до реформ Александра II) оценивались как движения демократического протеста под религиозной оболочкой, которые постепенно трансформировались в церкви с иерархическим устройством и религиозным формализмом, приспосабливаясь к существовавшим условиям[12]. Но опять же все эти работы носят более общий характер, и освещают только отдельные вопросы, связанные с правовым регулированием функционирования религиозных объединений, которые можно отождествить с деструктивными.
3) Современные исследования, касающиеся правового регулирования, осуществлявшегося в отношении деструктивных религиозных объединений. Здесь также может быть выделена довольно обширная подгруппа работ более общего характера в области религиоведения, так называемого сектоведения и юриспруденции, лишь отдельные положения которых соотносятся с интересующей нас проблематикой[13]. Другую подгруппу составляют исследования, связанные с формулированием понятия «деструктивное религиозное объединение» или несколько более широких по смыслу терминов («оппозиционная религиозность», «новые религии» и т. д.), а также исследованием деятельности подобных объединений[14]. Эти работы в большей мере касаются второй половины XX - начала XXI вв., нежели исследуемого периода отечественной истории. Наконец, отдельную группу составляют немногочисленные работы, авторы которых обратились к анализу ряда вопросов, связанных с ответственностью последователей изуверных учений, особенно вредных сект и др. в Российской империи[15].
Следует сказать несколько слов и об англоязычной литературе, из которой могут быть почерпнуты отдельные сведения об объекте исследования. Сюда относятся работы, посвященные следующим вопросам: 1) зарубежным концепциям, касающимся категорий «секта», «культ» и т.д.[16]; 2) вероиспо
ведной политике Российской империи в целом ; 3) отдельным религиозным объединениям, существовавшим в дореволюционной России, в частности, секте духоборов[17] [18].
Методологическую основу исследования составляет система всеобщих, общенаучных, частнонаучных и частноправовых методов. Диалектикоматериалистический метод позволяет использовать основные законы и категории диалектики в процессе анализа исследуемых государственно-правовых явлений, выяснить особенности правового регулирования в сфере противодействия государства деструктивным религиозным объединениям. Так, закон перехода количественных изменений в качественные проявляет себя в постепенном накапливании изменений в рамках вероисповедной политики Российской империи, которые по достижении нового качественного состояния стали требовать принципиально иных юридических норм. На всём протяжении исследования широко применяется формально-юридический метод, позволяющий глубже прояснить разнообразные формулировки анализируемых нормативных положений. В целом ряде случаев обобщение материала производится посредством применения сравнительно-правового метода (в частности, диахронное сравнение позволяет сопоставить положения тех или иных актов, касавшихся «ересей и расколов», которые относятся к различным временным срезам). Синергетический подход как общий нелинейный подход позволяет подчеркнуть значимость таких понятий, как непредсказуемость, нелинейность, альтернативность развития применительно к вероисповедной политике Российской империи. Использование данного подхода позволит глубже осмыслить определенную непоследовательность и неоднозначность правового регулирования в области вероисповедной политики Российской империи рассматриваемого периода, а равно многоаспектность развития различных религиозных объединений, относившихся к сектам, расколам и т. п. Сказанное касается и анализа терминов, применяемых для обозначения соответствующих объединений (как современных, так и использовавшихся в дореволюционных правовых актах), многие из которых частично совпадают по смыслу. В соответствии с целями и задачами в диссертационном исследовании обоснованным представляется использовать наряду с общенаучными формально-логическими методами (индукция, дедукция, анализ, синтез и т. п.), также следующие методы: систематический (позволяющий охарактеризовать сущность, структуру и соотношение таких понятий, как «деструктивное религиозное объединение», «секта», «раскол», «ересь» и др.); актуали- стический (предоставляет возможность использовать современные познания и понятия («деструктивное религиозное объединение») при изучении событий прошлого, а также учесть опыт прошлых поколений при анализе современных событий и прогнозировании будущего). Кроме того, в данном исследовании нашли отражение следующие методы: хронологический (помимо прочего, дающий возможность проследить процесс постепенного изменения в нормативно-правовой регламентации соответствующих общественных феноменов) и конкретно-исторический (позволяющий изучить различные деструктивные религиозные движения (секты, старообрядческие толки и др.) с учетом тех своеобразных общественных условий, в которых эти движения складывались и развивались).
Теоретической основой диссертационного исследования послужили работы отечественных авторов дореволюционного, советского и современного периода, занимавшихся исследованиями в области как вероисповедной политики Российской империи в отношении «ересей и расколов», так и вопросами ответственности последователей изуверных учений, особенно вредных сект и т. п. Наряду с указанными работами была проанализирована современная литература по вопросам, сопряженным с терминологией, используемой для обозначения религиозных объединений, посягающих на личность и права граждан.
Эмпирическую базу диссертационного исследования составили правовые акты нормативного характера второй половины XIX - начала XX вв., а также материалы правоприменительной практики и фактические данные, связанные с осуществлением правового регулирования в отношении религиозных объединений, которые могут быть отнесены к деструктивным, а равно характеризующие деятельность подобных объединений.
Научная новизна исследования. Научная новизна состоит в комплексном анализе правовых актов и научной литературы дореволюционного, советского и современного периода, касающихся правового регулирования функционирования деструктивных религиозных объединений в Российской империи в период с 60-х гг. XIX в. по февраль 1917 г. В качестве определенного элемента новизны можно обозначить применение названного термина «деструктивное религиозное объединение» (на основе актуалистического метода) в рамках рассматриваемого исторического периода. Использование данного термина, который был «сконструирован» гораздо позднее, обусловлено определенной неясностью и противоречивостью понятий, которые использовались в дореволюционном праве (изуверные, особенно вредные, вреднейшие секты и т. п.). Кроме того, важное значение имеет возможность использования в этом случае критериев общественной опасности того или иного религиозного объединения, основанных на принципах светского государства, а не на противопоставлении «истинной» религии и лжеучений. Таким образом, в ходе проведенного исследования получены определенные результаты и сделан ряд выводов (нашедших отражение в положениях, которые выносятся на защиту), позволяющих дополнить и уточнить сложившиеся воззрения в интересующей нас области знаний.
Основные положения, выносимые на защиту:
1) Наличие законодательного определения понятия «религиозное объединение» позволяет добиться определенного единообразия терминологии, используемой для обозначения соответствующих объединений, посягающих на личность и права граждан, интересы общества и государства. Сказанное делает применение данного термина более предпочтительным по сравнению с другими сходными дефинициями, определения которых отсутствуют в действующем законодательстве. Что касается терминов «секта» и «культ», то эти термины в их нейтральном религиоведческом понимании не обозначают религиозного объединения, деятельность которого сопряжена с причинением вреда личности, обществу и государству. Их использование в качестве «стержня» понятия, обозначающего религиозные объединения, деятельность которых сопряжена с опасностью для личности, общества и государства («тоталитарная секта», «деструктивный культ» и т.п.) также представляется нецелесообразным. Термин «тоталитарная секта» (и его синонимы) также неприменим, поскольку некоторые его признаки ведут к расплывчатости понятия и позволяют отнести к подобной категории практически любое «неугодное» религиозное объединение.
2) Ранее использовавшийся в статье 239 Уголовного кодекса РФ термин «религиозное объединение, посягающее на личность и права граждан», длинен и неудобен для постоянного употребления в рамках данного исследования. Также помимо признаков, использованных при конструировании соответствующего состава преступления, существует еще ряд черт религиозного объединения, которые придают ему элемент деструктивности. На данный момент при формулировании перечня признаков деструктивного религиозного объединения целесообразно обратиться к основаниям для ликвидации религиозной организации и запрета на деятельность религиозной организации или религиозной группы в судебном порядке (статья 14 ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 г.). На этой основе предлагается следующее обобщенное определение понятия «деструктивное религиозное объединение»: объединение физических лиц, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры и обладающее соответствующими этой цели признаками, деятельность которого (обусловленная исповедуемыми учениями) сопряжена с насильственным изменением государственного строя; нарушением общественной безопасности и общественного порядка; посягательством на личность, права и свободы граждан; принуждением каких-либо лиц к отчуждению принадлежащего им имущества в пользу религиозного объединения; побуждением последователей религиозного объединения к совершению противоправных действий.
3) В отечественном законодательстве и в процессе его реализации на практике органами власти Российской империи второй половины XIX - начала XX вв. нашли свое отражение несколько точек зрения на соотношение понятий «раскол» и «секта»: а) раскол как более общее по смыслу понятие, чем сектантство («раскольники всех сект»), б) раскол как разновидность сектантства в широком смысле слова («секты старообрядческие называются расколом»), в) раскол (старообрядчество) и собственно сектантство как две самостоятельные разновидности. Что касается также использовавшегося в законодательстве понятия «ересь», то применительно к рассматриваемому периоду русской истории можно говорить о сектах как религиозных объединениях, с одной стороны, и об исповедуемых их членами вероучениях, рассматриваемых как ереси, - с другой.
4) В дореволюционном российском праве нашли отражение различные варианты деления религиозных сект, старообрядческих согласий и толков: менее вредные, вредные и вреднейшие; особенно вредные, изуверные и т.д. С учетом этого формальный перенос современных терминов на законодательство предшествующих периодов при использовании актуалистического метода является нецелесообразным. На этом основании следует очертить круг деструктивных религиозных объединений, ответственность за принадлежность к которым устанавливается не в силу противоречия того или иного религиозного учения догматам какого-либо традиционного вероисповедания, а только на основании совершения его последователями в силу исповедуемых ими учений деяний, несовместимых с охраняемыми государством правами и свободами частных лиц или основными требованиями общественной нравственности.
5) Используя выявленную в ходе диссертационного исследования совокупность признаков, можно отождествить деструктивные религиозные объединения с так называемыми изуверными сектами (учения которых были соединены «со свирепым изуверством» и т. д.). В качестве действительно деструктивных можно рассматривать такие религиозные объединения, как секта скопцов, толки филипповцев и странников, деструктивный характер деятельности которых проявлялся в совершении оскоплений, проповеди самоистребления, отказе от установленных государственных повинностей и распространении соответствующих учений. Вместе с тем, следует отграничивать достоверные факты о совершавшейся такими сектами (толками, согласиями) противоправной деятельности от сомнительных либо ложных сведений о ритуальном каннибализме применительно к скопческому учению, удушении престарелых, тяжелобольных бегунов.
6) Вопрос о том, являлось ли то или иное религиозное объединение, относимое к вреднейшим, особенно вредным и т. д. сектам (например, духоборы, штундисты), деструктивным религиозным объединением, целесообразно решать применительно к каждому такому объединению в отдельности. При этом не следует смешивать ереси, соединенные «со свирепым изуверством» и т. п., с одной стороны, и «особенно вредные ереси», с другой. К последним, помимо перечисленных в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. учений духоборцев, молокан, иудействующих, иконоборцев, скопцов, могут быть отнесены учения так называемых «раскольников, не приемлющих и не молящихся за царя». Близко к этой группе стоит и «вреднейшая» (по терминологии, используемой в классификации 1842 г.) секта хлыстов, хотя делались определенные попытки причислить ее к числу «изуверных». При этом необходимо обратить внимание на тот факт, что скопческое учение упоминалось и в числе особенно вредных ересей, и в то же время считалось примером ересей, «соединенных со свирепым изуверством». Постепенно были сформулированы нормы, в соответствии с которыми последователи особенно вредных ересей (наряду с ответственностью за иные деяния) несли ответственность за распространение и совращение в соответствующие религиозные течения, переход к городскому сословию в запрещенных для них законом местах. Члены же «изуверных» сект несли ответст- венность за саму принадлежность к подобным объединениям (для скопцов также предусматривалось наказание за оскопление других и самих себя).
7) Применительно к периоду правления Александра II следует говорить не столько о самих изменениях в нормативно-правовых актах, касавшихся деструктивных религиозных объединений, сколько о процессе подготовки данных изменений и реформ в области вероисповедной политики в целом, которые только начали осуществляться в этот период. В рамках этих процессов подчеркивалась необходимость детального исследования учений различных сект и старообрядческих толков. В частности, отсутствие такого рода исследований неблагоприятно сказывалось на обоснованности деления религиозных объединений на различные группы. В процессе деятельности Особого временного комитета, созданного в 1864 г., были выработаны критерии классификации сект и старообрядческих толков на более и менее вредные.
8) В период правления Александра III были продолжены некоторые реформы, начатые в период правления Александра II, нетерпимость по отношению к старообрядцам и сектантам в целом была постепенно заменена «ограниченной» терпимостью. В том числе заключения Особого временного комитета 1864 года нашли отражение в высочайше утвержденном мнении Государственного совета от 3 мая 1883 г. «О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб», которое в целом не проводило различия между более и менее вредными сектами. Данные изменения проявились и в уголовном законодательстве Российской империи: в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных законодатель отказался от формулировки «особенно вредная ересь» и оставил только указание об ответственности скопцов за соответствующие деяния. Соответственно, учения молокан, духоборов и др. уже не именовались законодателем особенно вредными. Вместе с тем, пределы вышеназванной терпимости были весьма изменчивыми, что проявилось, например, в признании так называемой штунды в 1894 г. более вредной сектой и запрещении штундистам общественных молитвенных собраний.
9) В период царствования Николая II, несмотря на предоставление существенного объема прав старообрядцам и сектантам, их учения продолжали считаться в какой-то мере неполноценными и опасными для лиц, принадлежавших к господствовавшей церкви, которых закон по-прежнему продолжал ограждать от «раскольничьего соблазна». Если говорить об Уголовном уложении 1903 г., то по сравнению с ранее действовавшим Уложением о наказаниях уголовных и исправительных отмечается большая точность и стройность статей, которые устанавливали ответственность за нарушение «ограждающих веру постановлений» вообще и деяний старообрядцев и сектантов (в том числе деструктивного характера) в частности. Были смягчены наказания за ряд деяний в данной области, продолжавших считаться противоправными, и исключены некоторые положения, содержавшиеся в предыдущем Уложении. Сохранялась ответственность за принадлежность к какому-либо изувер- ному учению и его распространение, самооскопление и оскопление других.
Теоретическая значимость исследования. Теоретическая значимость диссертационного исследования усматривается в том, что его основные положения и выводы позволяют более комплексно подойти к изучению ряда вопросов в рамках отечественной истории государства и права, связанных с отдельными направлениями вероисповедной политики Российской империи и дореволюционным уголовным правом. Представляется возможным внести ряд уточнений и дополнений в существующие представления о терминах, использовавшихся в дореволюционном праве второй половины XIX - начала XX столетий в отношении оппозиционных православной церкви религиозных течений.
Практическая значимость исследования. Практическая значимость диссертационного исследования обусловлена тем, что дореволюционный опыт целесообразно учесть при проведении современной политики Российского государства в сфере противодействия религиозным объединениям деструктивной направленности. Важное значение имеет определение признаков и критериев общественной опасности такого рода объединений на основе общеправовых принципов и идей светского государства. В частности, анализ правового регулирования функционирования различных религиозных сект и старообрядческих согласий и толков позволяет проследить последствия использования при определении указанных критериев идей о наличии истинных и ложных религиозных учений. Кроме того, содержащиеся в исследовании положения и выводы могут быть использованы в учебном процессе, в ходе преподавания ряда гуманитарных дисциплин, в том числе курсов «История отечественного государства и права», «Отечественная история», «Религиоведение».
Апробация результатов исследования. Полученные результаты и выводы диссертации были обсуждены и одобрены на межрегиональных и международных научно-практических конференциях «Проблемы
российского законодательства: история и современность» (Тольятти, 2011 г.), «Правонарушение и юридическая ответственность» (Тольятти, 2013 г.),
«Правонарушение и юридическая ответственность» (Тольятти, 2014 г.),
«Правонарушение и юридическая ответственность» (Тольятти, 2015 г.),
«Круглый стол журналов "Государство и право", "Правовая политика и правовая жизнь", "Вектор науки ТГУ. Серия: Юридические науки" на тему: "Разработка проекта концепции правовой политики в сфере юридической ответственности"» (Тольятти, 2015 г.), «Правонарушение и юридическая ответственность» (Тольятти, 2016 г.), «Круглый стол журналов "Государство и право", "Правовая политика и правовая жизнь", "Вектор науки ТГУ. Серия: Юридические науки" на тему: "Разработка проекта концепции правовой политики в сфере юридической ответственности"» (Тольятти, 2016 г.). Теоретические выводы и положения, изложенные в диссертации, отражены в 15 опубликованных статьях автора (общий объем - 7,7 п.л.). Некоторые результаты диссертационного исследования получили раскрытие в рамках выполнения проекта РГНФ №15-03-00123 «Источники русского городского права в XIII-XVIII вв.». Кроме того, результаты диссертационного исследования внедрены и используются в учебном процессе в ФГБОУ ВО «Тольяттинский государственный университет», ФГБОУ ВО «Ульяновский государственный университет» при преподавании курсов «История отечественного государства и права», «Административное право».
Опубликованные работы автора получили высокую оценку экспертов, и на их основе соискатель стал победителем конкурса «Молодой ученый Самарской области», проводившегося Министерством образования и науки Самарской области в 2017 году.
Структура диссертации. Исходя из цели и задач диссертационного исследования, структура работы включает в себя введение, три главы (подразделенных на семь параграфов), заключение и библиографический список.