§ 1. Республиканские правовые акты, расшатывавшие организацию государственного единства СССР
Итак, рассмотрим соответствующие правовые акты, принятые союзными республиками в период перестройки и попытаемся определить их роль в разрушении организации государственного единства СССР.
Как уже отмечалось, правовые акты, затрагивающие вопрос государственного единства СССР и принятые союзными республиками, по характеру притязаний имели несколько разновидностей. Одна из них - правовые акты, с помощью которых осуществлялась “суверенизация” союзных республик, а попросту - отмежевание их от Союза ССР и, прежде всего, от власти союзного “центра”.
Процесс отмежевания начался в 1988 г., когда 16 ноября Верховный Совет Эстонской ССР принял три важных документа: Закон ЭССР “О внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) Эстонской ССР”[248], Декларацию Верховного Совета ЭССР “О суверенитете Эстонской ССР”[249] и Резолюцию Верховного Совета Эстонской ЭССР “О союзном договоре”[250].
В Законе содержались изменения, вносимые в Конституцию ЭССР. Часть этих изменений носила, по тем временам, поистине смелый и даже провокационный характер. Новая редакция ст. 74 Основного закона Эстонской ССР устанавливала, что “законы и нормативные акты СССР вступают в силу на территории Эстонской ССР после их регистрации в порядке, установленном Президиумом Верховного Совета Эстонской ССР. Верховный Совет Эстонской ССР имеет право приостанавливать или устанавливать пределы применения законодательного или иного нормативного акта СССР, если этим актом нарушен суверенитет Эстонской ССР или урегулированы вопросы, которые по Конституции Эстонской ССР относятся к ведению Эстонской ССР, либо если в них не учтена специфика республики”.
Таким образом, Эстонская ССР, по существу, оставляла за собой безграничный простор для законотворческой деятельности независимо от Союза ССР.
Кардинально изменялась законом и основа экономической системы ЭССР, поскольку было предусмотрено, что в неё входят помимо государственной, кооперативной собственности и собственности общественных организаций и движений, также личная, частная и смешанная собственность.
Декларация «О суверенитете Эстонской ССР» гласила: “В 1940 году гомогенное в национальном отношении, суверенное Эстонское государство стало составной частью Советского Союза, при этом было предусмотрено сохранение гарантий суверенитета и расцвет нации. Однако внутренняя политика сталинизма и периоды застоя игнорировала эти гарантии и принципы...
Верховный Совет Эстонской ССР видит лишь один выход из трудного положения - дальнейшее развитие Эстонии должно происходить в условиях суверенитета. Суверенитет Эстонской ССР означает, что ей в лице ее высших органов власти, управления и судебных органов принадлежит высшая власть на своей территории. В соответствии с этим дальнейший статус республики в составе СССР должен быть определен союзным договором”.
Как видно, на законодательном уровне впервые был поднят вопрос о пересмотре Договора об образовании СССР 1922 г.
Резолюция, посвященная союзному договору, предусматривала, что “Верховный Совет Эстонской ССР, основываясь на декларации о суверенитете Эстонской ССР, входит в Президиум Верховного Совета СССР с предложением разработать Союзный договор и уполномочивает Президиум Верховного Совета Эстонской ССР представлять интересы республики при разработке текста договора”.
Таким образом, провозглашенный республикой “суверенитет” кардинально отличался от “суверенитета”, признаваемого за союзной республикой действовавшей Конституцией СССР.
О проблемах соотношения суверенитета Союза ССР и союзных республик написано немало научной литературы. Главный вывод, который можно сделать по поводу данного вопроса - это различный подход к решению проблемы, который дается в двух «сталинских» Конституциях СССР - 1924 и 1936 г.г., - с одной стороны, и в Конституции СССР 1977 г., с другой стороны. Первые две общесоюзные конституции предусматривали положение об ограниченном суверенитете союзных республик - суверенитет союзных республик ограничен пределами компетенции Союза ССР (ст. 3 Конституции СССР 1924 г. и ст. 15 Конституции СССР 1936 г.).
Данные положения базировались на сталинском постулате «потенциального суверенитета» союзных республик, - говоря о независимости последних, И.В.Сталин утверждал: «элементы независимости остаются, безусловно, за каждой республикой, ибо каждая республика имеет право одностороннего выхода из состава Союза. Вот где элементы независимости, вот максимум независимости в потенции, который у каждой из республик, входящих в Союз, остается и который она может всегда осуществить» . Принципиально по-другому говорил о суверенитете союзных республик последний общесоюзный Основной закон. Как известно, Конституция СССР 1977 г. предусматривала, что союзная республика является “суверенным советским социалистическим государством” (ст. 76), которое, помимо прочего, “имеет право вступать в отношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями, участвовать в деятельности международных организаций” (ст. 80). Из норм Конституции видно, что суверенитет союзных республик прямо не ограничивается и, более того, подчеркивается дважды: во-первых, [251] прямым указанием, что республики суверенны; во-вторых, указанием на то, что республики являются государствами, а стержневым признаком государства, как известно, является суверенитет[252] [253] [254]. Причем Конституция устанавливала, что “суверенные права союзных республик охраняются Союзом ССР”. В научной литературе справедливо отмечалось, что «только в результате объединения республик в одно федеративное государство ... возможно сохранение суверенитета этих республик, а следовательно, и сочетание его с суверенитетом СССР» .Однако провозглашенный Декларацией ЭССР суверенитет Эстонии закладывал основу для установления верховенства республиканской власти (а значит, и республиканского правового регулирования) над союзной властью. Позднее, в некоторых аналогичных декларациях, которые были приняты союзными республиками, появилось даже положение о том, что акты союзных органов власти приобретают юридическую силу для союзной республики лишь только после их ратификации (утверждения) соответствующими компетентными органами республики .
Используемый термин “ратификация” свидетельствует о том, что Союз ССР рассматривался уже не как союзное государство, а как союз государств, как конфедерация. Каковы же причины принятия данных актов Эстонской ССР?Один из инициаторов принятия данных эпохальных правовых актов - первый секретарь Тартусского горкома КП Эстонии Тын Лаак, - выступая на заседании Верховного Совета ЭССР, на котором обсуждались проекты данных актов, так обосновывал целесообразность их принятия: «Внесением соответствующих изменений и дополнений в Конституцию Эстонской ССР мы опровергаем утверждение о том, что, мол, вообще не существует юридического механизма, который смог бы воспрепятствовать содержащейся в дополнениях и поправках к Конституции СССР идеологии, умаляющей суверенитет союзной республики. Те, кто отрицает возможность внесения изменений и дополнений в Конституцию Эстонской ССР, ставят нас перед объективным выбором - или согласиться с предложенным высшими органами путем т.н. демократического голосования, при котором мы на вершине очередного триумфа демократии - сессии Верховного Совета СССР - вновь окажемся в меньшинстве, или выход из состава СССР, который некоторые юридически образованные, но политически наивные деятели пытаются предложить на полном серьезе. Считаю, что депутат, имеющий чувство ответственности, ответит «нет» на обе крайности. «Нет» - как практически сидящему сложа руки негативизму, так и политически чрезмерно опасному экстремизму. Остается решить, как создать конституционные гарантии политической стабильности, суверенитета Эстонской ССР. Исходя именно из такой логики мы... внесли предложение изменить Конституцию Эстонской ССР таким образом, чтобы она обеспечивала действие на территории Эстонской ССР законов СССР, в том числе и поправки к Конституции, только после их одобрения Верховным Советом Эстонской ССР» .
Таким образом, как видно, инициаторы расшатывания единства союзного государства, совершая свое дело, все же заверяли о необходимости сохранения СССР. Однако для чего тогда нужен был такой юридико- политический демарш со стороны Эстонской ССР, и чем именно в данный исторический момент Союз ССР стал ущемлять права Эстонской ССР - так и осталось неясным.
Зато был создан привлекательный прецедент и уже в скором времени аналогичные правовые акты были приняты Литовской ССР и Латвийской ССР[255] [256].Немаловажную роль в инициировании данного процесса, как ни странно, сыграл сам союзный «центр». Практически весь советский период, предшествовавший перестройке, стал активно шельмоваться: эпоху Ленина первоначально старались не критиковать, так как Ленин пока еще оставался «священной фигурой» и «замахиваться» на него было политически опасно; эпоха Хрущева, в целом, также осталась нетронутой, благодаря своей антисталинской окраске, а вот «сталинский», а также «брежневский» периоды оказались в центре повальной критики. Период середины 20-х - начала 50-х г.г. XX в. получил ярлык эпохи «тоталитаризма и массовых репрессий», а стабильное время середины 60-первой половины 80-х г.г. выставили как эпоху «застоя». Политические деятели, журналисты, представители интеллигенции, казалось, соревновались в очернении истории своей страны, эпидемия национально-исторического самобичевания приобрела массовый характер. Причем, чем очевиднее становился провал «перестроечных реформ», тем агрессивнее становились нападки на свое прошлое. Так, видимо, не имея других жизненно важных задач государственного масштаба, руководство страны в декабре 1988 г. принимает решение о переименовании объектов, носящих имя Л.И.Брежнева и К.У.Черненко[257]. Само за себя говорит и восстановление в 1991 г. в воинском звании О.Д.Калугина с возвратом ему всех государственных наград[258].
Однако замарывание истории имело и другие далеко идущие последствия. Так, активные «старания» союзной власти по проведению очередной кампании по «развенчанию культа личности Сталина» не заставили долго ждать последствий в сфере государственного единства СССР. Руководство прибалтийских республик стало, в том числе и на законодательном уровне, в глазах общественности создавать из СССР образ государства-«тирана», государства-«диктатора», причинившего в 1940-1950-х гг.
«невосполнимый ущерб и страдания народу»[259] и «растоптавшего» государственность этих республик. Красноречивым доказательством этого является, к примеру, введение в Латвийской Республике «Дня памяти жертв коммунистического террора», причем данный «день» отмечался дважды - 25 марта и 14 июня...[260]Одновременно с легкой подачи все той же союзной власти в прибалтийских республиках стала культивироваться точка зрения, что Латвия, Литва и Эстония в 1940 г. потеряли свою государственность, став жертвой “политических игр” между СССР и фашистской Германией. На официальном уровне в этих республиках стали издаваться правовые акты, осуждающие пакт Молотова-Риббентропа и заявляющие о незаконности власти СССР на своей территории [261].
В частности, в одном из актов Эстонской ССР заявлялось: «внешнеполитические и военные акции, предпринятые сталинским руководством Советского Союза против Эстонской Республики в 1940 году, квалифицируются как агрессия, военная оккупация и аннексия Эстонской Республики...включение Эстонии в 1940 году в состав Советского Союза не было правомерным.
Исходя из вышесказанного и опираясь на неоднократное волеизъявление народа восстановить государственный суверенитет Эстонии парламентским путем, Верховный Совет Эстонской Советской Социалистической Республики п о с т а н о в л я е т:
Признать решение Государственной Думы Эстонии от 22 июля 1940 года - —Декларацию о вступлении Эстонии в Союз советских Социалистических Республик” - юридически недействительным, поскольку оно не основывалось на свободном волеизъявлении эстонского народа»[262].
Одновременно принимаются акты, направленные на формирование независимой от Союза ССР государственности прибалтийских республик. Так, законодательно закрепляется:
- государственный статус национального языка[263] [264]; - новая государственная символика республик и новое официальное наименование республик, исключающее употребление слов «советский» и «социалистический» ; - создание собственных вооруженных сил[265]; - формирование независимого бюджета и самостоятельной 271 системы налогообложения ; 272 - формирование собственной правовой системы , в том числе, 273 введение нового основного закона , отказ в признании юрисдикции высших законодательных органов Союза ССР ; - переподчинение органов государственной власти и управления, органов суда и прокуратуры от соответствующих органов СССР 275 органам республики ; - формирование собственной денежной системы[266] [267] [268] [269] [270] [271] [272]. Была заявлена и экономическая самостоятельность прибалтийских республик[273]. Не ограничиваясь только этими мерами, прибалтийские республики, впервые заявив о необходимости заключения нового союзного договора (т.е., по сути, поставив под сомнение верховенство Конституции СССР), сами же в дальнейшем отказались от участия в разработке нового договора и от участия 278 в самом договоре . Любые попытки союзной власти донести до прибалтийских республик простую истину, что многолетние тесные хозяйственные и политические связи невозможно разорвать в одночасье, представлялись ими как шантаж, запугивание, угрозы, блокада . «Восстановление» же независимости прибалтийских республик расценивалось ими как национальный праздник, 280 ради которого объявлялась даже амнистия . Следует отметить, что сначала процесс «суверенизации» шел достаточно мирно - старт, как уже упоминалось выше, был дан решениями о придании национальному языку статуса государственного. Обосновывались данные действия сбережением языка как средства «сохранения национального генофонда и культуры», что отвечает «принципам ленинской национальной политики»[274] [275] [276] [277] [278]. К примеру, Бюро ЦК Компартии Эстонии так определило соотношение русского языка и эстонского: «русский язык - язык межнационального общения народов СССР... а эстонский язык должен быть государственным в Эстонской ССР, и в Эстонии должна быть возможность вести все дела на эстонском языке» . Иными словами, «и волки сыты, и овцы целы». Как справедливо отмечалось в научной литературе, «нельзя не согласиться с мнением о том, что если нация имеет свою государственность, то она вправе на конституционном уровне, законодательно осуществлять заботу о всемерном развитии национального языка как своей неотъемлемой социально-культурной ценности... Вместе с тем принятие в республиках актов о языке, объявление языка союзной республики...государственным языком должны иметь одной из необходимых целей укрепление дружбы 283 народов и ни в коем случае не приводить к вспышкам национализма» . Однако на практике было совершенно иначе - акты, придающие национальному языку статус государственного, являлись политическим средством на пути к достижению государственной независимости союзной республики, поскольку обсуждались и принимались одновременно с актами о суверенитете республик. В этой связи становится совершенно понятным и объяснимым тот факт, что национальному языку придавался статус государственного не наряду с русским языком, а вместо него. Однако «языковые» реформы на этом не остановились, а продолжились и в других направлениях. В частности, изменения вносятся в официальные наименования - переименовывается столица Эстонской ССР и с 1 января 1989 г. она теперь пишется не «Таллин», а «Таллинн»[279] [280] [281] [282], а Молдавия даже переименовывает официальное наименование республики с ЛОС «Молдавской ССР» на «ССР Молдавия» . Еще ранее Молдавская ССР решилась на рискованный шаг и приняла эпохальный закон «О функционировании языков на территории Молдавской ССР» , который переводил молдавский язык с кириллицы на латиницу. Данный закон напрямую подрывал общественное согласие и национальную государственность Молдавии, поскольку осуществлял ее «румынизацию». Еще весной 1988 г. в Молдавской ССР возникло «литературно-музыкальное объединение молодежи им. А. Матеевича», которое призывало для спасения молдавского языка придать ему статус государственного, перевести на латиницу и поскольку лоббировалась мысль об идентичности молдавского и румынского языка, предлагалось даже для преодоления путаницы называть молдавский язык румынским . Аналогичный процесс - подмены «государственного» «национальным» - происходил и в отношении государственной символики. Начало было положено Эстонской ССР 23.06.1988 г. в этой союзной республике принимается достаточно интересный указ, одно название которого не может не привлечь к себе внимание - «О государственной и национальной символике в Эстонской ССР» . В данном акте предусматривалось: «Государственная символика Эстонской ССР установлена Конституцией (Основным Законом) Эстонской ССР... С учетом многочисленных обращений граждан, общественных организаций и трудовых коллективов республики предлагается признать вне государственной символики Эстонской ССР национальными символами традиционное сочетание сине-черно-белого цветов, василек и деревенскую ласточку. ... Президиум Верховного Совета Эстонской ССР п о с т а н о в л я е т: 1. Признать исторически сложившееся сочетание цветов синего, черного и белого в качестве эстонских национальных цветов. 2. Признать эстонскими национальными символами василек и деревенскую ласточку. 3. Считать необходимым установить порядок применения и защиты национальной символики». Через несколько месяцев принимается положение, определяющее порядок использования национальных символов . В частности, было [283] [284] [285] предусмотрено, что «национальный флаг может быть поднят и применен на всех общественных и семейных мероприятиях»; что «в случае поднятия рядом Государственного флага СССР, Государственного флага Эстонской ССР и национального флага Эстонии размеры полотнищ флагов являются равными»; что «к национальному флагу и символам Эстонии следует относиться с почетом и уважением. Преднамеренное уничтожение, осквернение, порча и пренебрежительное отношение к ним караются по закону». На первый взгляд, возрождение национальных символов - шаг вроде бы правильный: народ вспоминает о своих исторических корнях, поднимается национальное самосознание населения[286] [287]. Однако опасность проявлялась в том, что в рассматриваемом историческом контексте явление «национальное» как исконное стало противопоставляться явлению «государственному» (причем «советскому государственному»), навязанному грубой силой извне. Интересно заметить, что в период «суверенизации» республик в нормативных актах все чаще говорится о приверженности международным пактам о правах человека , тем самым, как бы противопоставляется «новая», демократическая эра старой эре - эре «угнетения». Если учесть такое особое внимание к национальной символике и международным актам о правах человека, то нетрудно увидеть достаточно интересную складывающуюся конструкцию: национальный флаг (народ республики свободен, в том числе от государства, следовательно, он сам волен определить свою судьбу) - международные пакты о правах человека народ защищают[288] (так как «коммунистическое государство-тиран» угнетает) - необходимо, наконец, освободиться от государства- «угнетателя»... Нетрудно догадаться, что в скором времени «национальная символика» стала «государственной» . А собственная символика, как известно, выделяется в качестве признака государства. Важным условием независимости прибалтийских республик являлось переподчинение республиканских органов от органов государственной власти и управления Союза ССР соответствующим органам союзной республики. Для этого, к примеру, закон Эстонской ССР «Об основах временного порядка управления Эстонией»[289] [290] напрямую содержал норму, предписывающую «прекратить подчиненность органов государственной власти, государственного управления, органов суда и прокуратуры Эстонской Республики соответствующим органам Союза ССР и отделить их от соответствующей системы СССР. Отношения между Эстонской Республикой и Союзом ССР строить на основе Тартуского мирного договора, заключенного между Эстонской Республикой и РСФСР 2 февраля 1920 года». В свою очередь, Основной закон прибалтийскими республиками брался за основу тот, который действовал до включения республики в состав СССР. Таким образом, видно, что формирование национальной государственности, которая уже тогда виделась вне состава Союза ССР, шло постепенно, поначалу как будто незаметно, но всегда целенаправленно и «с прицелом». Республики превращались в государства. Заявления прибалтийскими республиками во всеуслышание о своем суверенитете воспринимались остальными союзными республиками осторожно. Белорусская ССР даже приняла постановление, в котором призывала «трудящихся и Президиумы Верховных Советов Литовской, Латвийской и Эстонской Советских Социалистических Республик принять конструктивные меры по стабилизации общественно-экономической обстановки, укреплению дружбы народов, чувства патриотизма и интернационализма... Только общими усилиями, - говорилось в постановлении, - мы можем сохранить и укрепить наше великое завоевание и достояние - Союз Советских Социалистических Республик» . Более того, та же республика напомнила одной из прибалтийских республик, что та за время существования Союза ССР не только «многое» потеряла, но и кое-что приобрела: «Президиум Верховного Совета Белорусской Советской Социалистической Республики считает необходимым заявить Верховному Совету Литовской Советской Социалистической Республики следующее. Тем, кто предпринимает в Литве попытки по введению в действие Конституции Литвы от 12 мая 1938 года, следует учитывать, что в 1938 году территория Литовской Республики была совершенно иной, и только в результате решений высших органов Союза Советских Социалистических Республик Литовской Республике и Литовской Советской Социалистической Республике были переданы исконно белорусские территории. При выходе Литовской ССР из Союза ССР Белорусская ССР не будет считать себя связанной всеми Законами, Указами и иными актами относительно передачи Литве части белорусских земель»[291] [292] [293]. —Цепная реакция” принятия союзными республиками деклараций о суверенитете началась лишь только после того, как соответствующий шаг 12 июня 1990 г. сделала РСФСР . После - процесс стал неуправляемым: 20 июня декларация о суверенитете принимается Узбекской ССР, 23 июня - лдо Молдавской ССР, 16 июля - Украинской ССР , 27 июля - Белорусской ССР[294] [295], 22 августа - Туркменской ССР[296], 23 августа - Армянской ССР[297] [298] [299], 24 августа - Таджикской ССР , 10 октября - Казахской ССР , 14 ноября - Грузинской ССР[300] [301]. Проблема усугубилась ещё и тем, что соответствующие декларации издали автономные республики . По меткому замечанию проф. Д.Л.Златопольского «идея о суверенитете автономий распространилась со скоростью лесного пожара»[302] [303] [304]. Причем, как справедливо отмечено, «в декларациях автономных республик о государственном суверенитете провозглашались идеи, которые могли быть осуществлены только в случае полного разрыва государственных связей данной автономии с Россией, а равно и с Союзом ССР...» . Вероятно, не последнюю роль в провоцировании такого хода событий сыграл Закон СССР от 26 апреля 1990 г. “О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации” , который называл, в отличие от Конституции СССР, государствами и субъектами СССР не только союзные республики, но и автономные республики. В развитие положений, закреплённых декларациями о суверенитете, союзными республиками, подобно прибалтийским, стали издаваться соответствующие нормативные акты. Однако все же повальной «суверенизации» не было. Если прибалтийские республики были охвачены сепаратизмом, закавказские республики - межнациональной бойней, то, к примеру, республики Средней Азии, в целом, проявили спокойствие и выдержку - не только не разрушая СССР, но и постоянно призывая к его сохранению как великого достояния. Среднеазиатские республики с тревогой и волнением наблюдали за процессами, происходившими как в Прибалтике, так и в Закавказье[305]. Участие среднеазиатских республик в общем процессе «суверенизации» было, скорее, вынужденным: дабы не остаться после раздела всеобщего достояния ни с чем. Таким образом, можно сделать вывод, что одним из направлений законодательной деятельности, осуществлявшейся союзными республиками в рассматриваемый период, является формирование полноправной государственности субъектов СССР, то есть превращение их из “союзных республик” в полнокровные “государства”. Выше были рассмотрены правовые акты, изданные некоторыми союзными республиками с целью утверждения своей независимости от Союза ССР и защиты своих национально-территориальных интересов. Эти акты наносили серьёзный удар государственному единству СССР и находились в прямом противоречии с положениями союзной Конституции. Но, к сожалению, среди изданных союзными республиками юридических актов были такие, которые имели целью не столько отстаивание своих, республиканских, интересов, сколько подрыв стабильности союзных отношений. Ярким подтверждением сказанного являются действия РСФСР. Еще за год до декабрьских событий 1991 г. РСФСР заключила ряд межгосударственных соглашений с частью союзных республик. Одним из первых соглашений стал подписанный 22 сентября 1990 г. в Москве —Договор о принципах межгосударственных отношений Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и Советской ^lO Социалистической Республики Молдова” . Также последовали договоры РСФСР с Украинской ССР[306] [307], Казахской ССР[308], Белорусской ССР[309], Эстонской ССР[310], Латвийской ССР[311], Кыргызской ССР[312], Литовской ССР[313]. Исходя из содержания данных договоров, а они включали достаточно общие, “размытые” формулировки, несложно сделать вывод, что их заключение происходило не столько для регулирования каких-либо конкретных отношений и принятия сторонами определённых обязательств, сколько для показного проявления сторонами договоров своей независимости, для демонстрации того, что они уже не “республики”, а полнокровные “государства”. Этими договорами республики как бы признавали друг друга, а сами договоры как по форме, так и по содержанию представлялись как международно-правовые. Подписание РСФСР договора-“признания” открывало путь к регулированию теперь уже конкретных отношений . Пожалуй, завершающим актом, которым РСФСР выталкивала республики, в первую очередь прибалтийские, из состава СССР, стали Указ Президента РСФСР от 24 августа 1991 г. № 81 “О признании государственной независимости Эстонской Республики” и Указ 317 [314] [315] Президента РСФСР от 24 августа 1991 г. № 84 “О признании государственной независимости Латвийской Республики” . Идентичные по содержанию указы (разумеется, кроме наименований признаваемых республик) содержали также призыв к мировому сообществу признать государственную независимость Эстонской и Латвийской республик. Аналогичные акты принимались и некоторыми другими республиками. К примеру, в Молдавской ССР еще 31 мая 1990 г. принимается постановление Верховного Совета «О признании независимой Литовской Республики» . В постановлении говорилось: «11 марта с.г. новый Верховный Совет Литовской республики принял акт о восстановлении независимости Литовского государства. Верховный Совет Молдавской ССР: безоговорочно признает право литовского народа, как и любого другого народа, на самоопределение и создание независимого государства... заявляет, что Молдавская ССР не имеет экономических, финансовых или иного рода претензий к Литовской республике. В случае возникновения подобного рода проблем последние должны быть разрешены путем переговоров; подтверждает желание Молдавской ССР поддерживать прямые дипломатические, политические, экономические и культурные связи с Литовской республикой и предлагает Верховному Совету Литовской республики обмениваться постоянными представительствами; выступает за прекращение экономической блокады Литвы и призывает правительства СССР и Литовской республики к конструктивному диалогу». [316] [317] [318] Однако иногда доходило до курьезов - к примеру, Республика Г рузия заключила договор «о торгово-экономическом, социально-культурном и правовом сотрудничестве между правительством республики Грузия и Ленинградским городским советом народных депутатов» . В постановлении Президиума Верховного Совета Республики Грузия, утвердившим перед подписанием текст договора, было сказано даже о назначении представителя Грузии в г. Ленинграде. Договоры о межгосударственных отношениях, дружбе и сотрудничестве активно заключались и другими республиками[319] [320]. Как видно, многие союзные республики, и в первую очередь РСФСР, сами всеми силами пытались подорвать единство Союза ССР, не считаясь ни с требованиями общесоюзного законодательства, ни с возможными последствиями распада СССР. Среди правовых актов союзных республик конца 80-х - начала 90-х г.г. выделяется большая группа актов, с помощью которых республики пытались в одностороннем порядке разрешить национально-территориальные противоречия, имевшиеся между ними. Разумеется, издание подобных актов вносило раздор в дружественные отношения между республиками, подрывало общественное согласие, а значит, серьёзно “расшатывало” единство союзного государства. Пожалуй, первым клином, который был вбит в единство союзных республик, стало обращение 15.06.1988 г. Верховного Совета Армянской ССР в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой о передаче НагорноКарабахской автономной области в состав Армянской ССР в связи с наличием ходатайства Совета народных депутатов НКАО. В ответ на это обращение Азербайджанская ССР решением своего Верховного Совета 17 июня 1988 г. заявила «о неприемлемости передачи Нагорно-Карабахской автономной области из состава Азербайджанской ССР в Армянскую ССР» . Так разгорался длительный межнациональный конфликт. В соответствии со ст. 78 Конституции СССР 1977 г. «территория союзной республики не может быть изменена без ее согласия. Границы между союзными республиками могут изменяться по взаимному соглашению соответствующих республик, которое подлежит утверждению Союзом ССР». Поскольку Азербайджанская ССР выступила против изменения ее границ, логично, что со своей стороны Президиум Верховного Совета СССР 18.07.1988 г. признал “невозможным изменение границ и установленного на конституционной основе национально-территориального деления Азербайджанской ССР и Армянской ССР”. В постановлении содержались призыв “сделать всё для того, чтобы были восстановлены добрые, братские отношения между азербайджанским и армянским населением”; поручение Совету Министров СССР и органам государственной власти обеих республик “принять необходимые меры для того, чтобы нормализовать обстановку в Армении, Нагорном Карабахе и других регионах Азербайджана, обеспечить укрепление дисциплины труда, неукоснительное соблюдение Конституции СССР и советских законов, решительно пресекая всякую деятельность, направленную на разжигание национальной вражды, попытки использовать демократические права в антидемократических целях”; и даже точка зрения “что ... когда XIX Всесоюзная конференция КПСС поставила новые задачи по углублению процессов революционных преобразований нашего общества, в том числе и по дальнейшему укреплению и развитию межнациональных [321] отношений, особенно важно, чтобы Президиумы Верховных Советов всех союзных и автономных республик, местные Советы народных депутатов постоянно держали в поле зрения вопросы укрепления дружбы и равноправного сотрудничества советских людей на основе принципов интернационализма. Необходимо заботиться о том, чтобы каждый советский человек, независимо от национальности, чувствовал себя полноправным гражданином в любой стране. Возникающие вопросы межнациональных отношений следует решать своевременно, с максимальным учетом как интересов каждой нации и народности, так и всего нашего социалистического Отечества”. Как видно, текста много, однако реальных шагов со стороны союзной власти по преодолению конфликтной ситуации сделано не было. Правда, в то же время Президиум Верховного Совета СССР счел “целесообразным поручить изучение связанных с этим вопросов ... специально создаваемой комиссии Совета Национальностей .”, и постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1988 г. такая комиссия была создана. Однако действенность призывов оказалось малоэффективной, равно как и работа комиссии с неопределёнными целями, поэтому 23 ноября 1988 г. последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР “О неотложных мерах по наведению общественного порядка в Азербайджанской ССР и Армянской ССР”, которым “должностным лицам органов внутренних дел и внутренних войск, уполномоченным Министерством внутренних дел СССР” предоставлялось право “в местностях или населённых пунктах, в которых введен комендантский час”, задерживать в административном порядке на срок до 30 суток лиц, виновных в разжигании национальной розни, провоцирующих и понуждающих к антиобщественным действиям, а также препятствующих осуществлению гражданами и должностными лицами их законных прав и обязанностей”. 12 января 1989 г. последовал новый Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым в Нагорном Карабахе вводилась “особая форма управления”: вместо Совета народных депутатов и его исполнительного комитета, чьи полномочия были приостановлены, начал действовать комитет особого управления под председательством А.И.Вольского. Комитету подчинялись расположенные на территории НКАО предприятия, учреждения и организации союзного и республиканского подчинения по кругу вопросов, определяемому Советом Министров СССР с учётом мнения Совета Министров Азербайджанской ССР. Сам комитет подчинялся непосредственно высшим органам государственной власти и управления Союза ССР. По справедливому мнению некоторых исследователей проблемы карабахского конфликта, наделение комитета особого управления полномочиями - это “пустая формальность: возжелай того «верховный вождь рабочего класса» - Генсек ЦК КПСС, и в НКАО могли быть, например, распущены областной профсоюз, комсомол, ДОСААФ или даже ВДОАМ (добровольное общество авто-мотолюбителей)”[322]. Безрезультатность предпринятых мер привела к ещё большему обострению обстановки в районе Нагорного Карабаха. В связи с этим 15.01.1990 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР “на территории Нагорно-Карабахской автономной области, прилегающих к ней районов Азербайджанской ССР, Горисского района Армянской ССР, а также в пограничной зоне вдоль государственной границы СССР на территории Азербайджанской ССР” объявлено чрезвычайное положение. В постановлении также содержалось требование “предпринять самые решительные шаги по пресечению подстрекательских действий с территории этой республики, разжигающих межнациональные страсти и национальную вражду между двумя народами”. Однако введенное чрезвычайное положение на практике привело к кровавым “разборкам” и вооруженным провокациям, в результате чего межнациональная трагедия только углублялась. Завершающим аккордом в попытке урегулирования возникшего конфликта стало обращение Президента СССР “К народу Азербайджана, жителям Нагорного Карабаха!”, которое, как и следовало ожидать, также оказалось бесполезным. Обращения, заявления, призывы и другие проявления словесного творчества оказались своего рода ширмой, прикрывающей нежелание высшей государственной власти СССР принять действенные политические и правовые меры для защиты межнационального мира в стране. Другой драматической ситуацией, выявившей национальнотерриториальные противоречия, явился конфликт в Абхазской АССР. Реакцией союзного “центра” стало постановление-“призыв” со стороны Верховного совета СССР “О событиях в Абхазской АССР” . Хотя в нём и предусматривалось поручение Совету Министров Грузинской ССР, Совету Министров Абхазской АССР, Министру внутренних дел СССР “принимать оперативные и решительные меры по наведению порядка, обеспечению социалистической законности, надежной безопасности населения”, однако оно, исходя из формулировки, было, в целом, бессодержательным, а следовательно, никого ни к чему не обязывающим. Наконец, упомянем возникший на национальной почве грузиноосетинский конфликт и на его примере также определим роль правовых актов союзной республики в дестабилизации государственного единства СССР. Начало конфликту было положено принятым 20 сентября 1990 г. Советом народных депутатов Юго-Осетинской автономной области [323] решением о провозглашении Юго-осетинской Советской Демократической республики в составе СССР. В ответ 21 сентября 1990 г. Президиум Верховного Совета Грузинской ССР признал данное решение недействительным. Еще более усугубило ситуацию принятое 11 декабря 1990 г. решение Грузии об упразднении Юго-Осетинской автономии. В ответ Южная Осетия провела референдум, на котором “более 98 % населения заявило о желании объединиться с Северной Осетией в составе России” . 14 декабря 1990 г. последовало обращение Президиума Верховного Совета СССР “К Верховному Совету Грузинской ССР и областному Совету Юго-Осетинской автономной области” . В нём содержалось выражение обеспокоенности сложившейся ситуацией и призыв “Верховному Совету Грузинской ССР и Юго-Осетинскому областному Совету народных депутатов проявить благоразумие и отменить свои антиконституционные решения”. В декабре Грузия начала блокаду Южной Осетии, а “в ночь с 5 на 6 января 1991 года в Цхинвал были введены подразделения милиции и национальной гвардии Грузии, которые учинили жестокую расправу над населением якобы в поисках оружия... 7 января была проведена сессия представителей депутатов советов всех уровней. На сессии было выражено согласие отменить принятые ранее постановления в случае, если и Грузия отменит свои решения, которые противоречат Конституции СССР и Конституции Грузинской ССР. Соответствующие телеграммы были посланы в Москву на имя Горбачева и Лукьянова.” . И хотя утверждается, что “ответ от них так и не пришел” , однако в тот же день Президентом СССР был подписан Указ “О некоторых законодательных актах, принятых в [324] [325] [326] [327] декабре 1990 года в Грузинской ССР”[328] [329], в котором принятые Грузией и Южной Осетией акты объявлялись “не имеющими юридической силы с момента принятия и не подлежащими исполнению”. Одновременно было постановлено вывести с территории Южной Осетии все кроме внутренних войск МВД СССР вооруженные формирования, привлеченные Грузией в связи с объявлением 12 декабря 1990 г. на территории Цхинвали и Джавского района Южной Осетии чрезвычайного положения. Однако предпринятые союзным руководством меры по стабилизации обстановки в регионе оказались малоэффективными. Обеспокоенность конфликтом стала выражаться союзными республиками и, в первую очередь, - РСФСР. РСФСР призвала конфликтующие стороны “проявить сдержанность, взаимную доброжелательность, сесть за стол переговоров и вместе выйти на ту дорогу, которая приведет к Храму Примирения и согласованному решению назревших национальных проблем” , а Президенту СССР “принять срочные меры, обеспечивающие стабилизацию обстановки в данном регионе Грузии”[330] [331]. Требование принятия срочных мер было продублировано в постановлении Съезда народных депутатов РСФСР от 31 марта 1991 г. В нем, помимо прочего, содержалась “просьба” Съезда народных депутатов РСФСР к “Верховному Совету Республики Грузия принять решение о восстановлении статуса Юго-Осетинской автономной области и всех структур государственной власти...снять блокаду, возвратить беженцев на прежние места жительства, восстановить нормальное функционирование народнохозяйственного комплекса Южной Осетии, стабилизировать общественно-политическую обстановку в регионе”. Однако действенных мер по урегулированию межнационального конфликта со стороны Президента СССР в очередной раз принято не было, в связи с чем на общесоюзном уровне обстановка в Южной Осетии была оценена как критическая, а Президенту СССР было даже рекомендовано ввести на территории Юго-осетинской автономной области чрезвычайное положение[332]. Анализ союзных и республиканских актов, затрагивающих рассматриваемый вопрос, позволяет сделать вывод, что межнациональные конфликты разгорались на почве «активной» пассивности, бездействия союзной власти. Москва как будто демонстрировала, что решение национального вопроса - дело рук самих республик, а участвующие в национальном конфликте республики осознавали, что необходимости в существовании единого государства, которое никак не защищает их интересы, да еще и включает в свой состав противоборствующую республику, попросту нет. Таким образом, влияние законодательства союзных республик на распад СССР складывалось, главным образом, из принятия актов, обеспечивающих «суверенизацию» союзных республик, актов, провоцирующих другие республики на выход из состава СССР и, наконец, актов, с помощью которых республики пытались самоуправно разрешить межнациональные конфликты, несмотря на предписания общесоюзной Конституции. Однако иногда органы государственной власти Союза ССР не просто проявляли бездействие, следя за разрушением союзной федерации, но и с помощью законодательства сами активно содействовали данному процессу, изо всех сил “расшатывая” единство СССР. Рассмотрим этот вопрос более подробно.