§ 2. Изменения в правовых актах о деструктивных религиозных объединениях в царствование Александра II

Также отделение «О ересях и расколах» Уложения было дополнено статьями 222 и 227. Первая из них предусматривала, что в случае, если в разных «видах и свидетельствах, выдаваемых скопцам, не обозначено оскопление, скопец, имеющий подобный документ, должен понести ответственность, которая была предусмотрена за оскопление самого себя. В свою очередь, скопец, нанимавший «работника, прислугу, сидельца» или принимавший к себе в дом на житье под каким-либо предлогом постороннего человека либо родственника, который позднее оказывался скопцом, «между тем как сего в паспорте или виде его не оговорено», подлежал наказанию, определенному за оскопление других.

Кроме того, Свод законов Российской империи, изданный в 1857 г., содержал в себе Устав о предупреждении и пресечении преступлений, опреде-

202

ленные положения которого также относятся к рассматриваемому вопросу . Раздел первый «О пресечении и предупреждении преступлений против веры» данного акта включал в себя главу третью «О предупреждении и пресечении отступления от Православной веры», в рамках которой следует обратить внимание на отделение третье «О предупреждении и пресечении распространения расколов и ересей между Православными» (ст. 60 - 91). Помимо него ряд общих правил содержало в себе и отделение первое «О предупреждении и пресечении отступления лиц Православного исповедания от Православия» (ст. 47 - 54)^[201].

В частности, В.Б. Лебедев во многом связывает относительно небольшое количество норм, содержавшихся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, которые касались «раскольников», с тем, что значительное число статей, регламентирующих методы «борьбы с расколом», присутствовало в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений^[202]. Отчасти некоторые из этих статей, относящихся к отделению третьему, воспроизводили соответствующие статьи Уложения 1845 г. Что касается иных норм, посвященных непосредственно особенно вредным ересям, то среди них можно назвать следующие:

1) предписание не освобождать духоборцев ни от каких государственных обязанностей, «не принуждая их токмо к совершению присяги, по какой бы то форме и обряду ни было» (ст. 80);

2) запрет принимать к себе в семейство (под каким бы то ни было видом) детей православного исповедания, распространявшийся на молокан, жидовствующих, скопцов, духоборцев, а равно и «раскольников беспопов- щинской секты, кои не молятся за Царя и не приемлют браков, и потому признаются особенно вредными» (ст.

3) норма, в том числе опиравшаяся на рассмотренное ранее положение Комитета министров 1825 г., предписывавшая не выдавать никому из принадлежавших к жидовской ереси (другими словами, субботникам, иудейст- вующим) паспортов для отлучки в другие места. Данный запрет, объяснявшийся стремлением «сколь возможно» преградить общение соответствующих сектантов с православными, был распространен и на последователей скопческой ереси (ст. 84).

Со ссылкой на ряд более поздних указов в ст. 77 Устава также разъяснялось, что под «внешним оказательством» помимо перечисленных в упомянутом положении Комитета министров 1825 г. (относительно «жидовской ереси») действий^{[203] [204]} можно понимать «употребление раскольниками колокольного звона и сопровождение тела на кладбище людьми в мантиях, клобуках, или иных каких либо особенных одеяниях, а равно гласное пение и

вообще всякое действие, подающее повод к какому либо соблазну для Пра-

206

вославных» .

Рассматриваемое отделение третье включает также ряд общих правил, которыми должны были руководствоваться уполномоченные органы и лица во взаимоотношениях со старообрядцами и сектантами. От тех лиц, которые «сведают» о начальниках, учредителях или распространителях какой-либо ереси, требовалось доносить о том местному начальству (ст. 73). О состоянии «раскола» в тех местностях, где он существовал, местные священники должны были доносить «Епархиальному Преосвященному» с описанием своих действий «по охранению Православных в истинной вере...

Если же лицо православного вероисповедания «совращалось» в учение, расценивавшееся как раскол или ересь, надлежало поступать следующим образом: 1) местные приходские священники немедленно приступали к «мерам наставления и увещаниям», которые («если бы не достигли своей цели») повторялись со стороны епархиального начальства через тех же священников или других духовных лиц. При безуспешности таких мер «совратившийся» вызывался (по сношению с гражданским начальством^[205]) и «увещавался» в «Присутствии духовного Правления, или Консистории^[206], и смотря по надобности, лично Архиереем»;

2) лицо, которое именовалось законодателем «убедившимся», не подвергалось никакой дальнейшей ответственности;

3) о «преслушавшем Церковь» и о «совратителе», если он был известен и если при всех убеждениях со стороны духовенства не пришел «в раскаяние с обращением к Церкви», сообщалось гражданскому начальству;

4) если замеченное «совращение» простиралось на значительное число лиц, было соединено с опасностью новых «совращений», либо открывался новый «раскол или секта», то об этих фактах надлежало сообщать Святейшему Синоду (ст. 75).

Для более точного и правильного исполнения системы действий по отношению к «раскольникам» вообще и последователям рассматриваемых учений, в частности, в 1858 г. по губерниям было разослано Наставление «для руководства при исполнительных действиях и совещаниях по делам, до раскола относящимся». Согласно этому документу в «деле раскола» гражданское начальство должно было действовать единодушно с духовным, «взаимно стремясь к одной главной цели: к искоренению в народе раскольнических заблуждений».

Исходя из § 3 наставления, приходское духовенство ни в каких делах по предмету раскола не должно было обращаться с требованиями или доносами к светским властям. По таким делам следовало «входить с донесениями» к своему епархиальному архиерею, который входил в сношения со светским начальством только по «обстоятельствам действительной важности и в определенных случаях совращения из православия в раскол, или в случаях соблазнительного для православия оказательства раскола». Подчеркивалось, что в основании действий духовного и гражданского начальства в отношении старообрядцев и сектантов лежит «коренное правило»: состоявшие в «расколе» от рождения (т. е. «когда родители их действительно раскольники, а не совращенные из православия в раскол») не преследовались за мнение о вере, но им «строго воспрещалось» распространять свои учения между православными и уклоняться от исполнения общих, законом определенных, правил благоустройства. Гражданскому начальству следовало заботиться, чтобы при исполнении «раскольниками треб по своим обрядам не было с их стороны публичного оказательства раскола^[207], соблазнительного для православных», а кроме того наблюдать, что «раскольники не заводили скитов или иных сего рода обиталищ, и также чтобы не строили новых своих молитвенных зданий и не обращали для сей цели жилых помещений» (см. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных).

«Домогательства» раскольников о дозволении им вступать в брак, окрестить младенца или похоронить умершего по их обрядам надлежало оставлять без всякого действия, «не заводя никакой переписки» и объявляя проси- телям, что «правительство не вмешивается в заблуждения, противные правилам истинной веры».

Наконец, гражданское начальство должно было иметь «самое строгое

наблюдение за недопущением на будущее время из заграницы раскольниче-

210

ских лжеепископов и лжепопов» .

Следует также сказать, что ряд вопросов, касавшихся применения в качестве наказания ссылки по делам «относящимся до раскола», регулировался нормами Устава о ссыльных. В частности, в данном акте (в издании Свода законов 1857 г.) разъяснялось, что сибирские раскольники, приговаривавшиеся к ссылке по названной категории дел, должны были ссылаться: «скопцы, как особенно вредные сектаторы, в Туруханский край, а последователи всех прочих сект в Якутскую область» . Помимо этого положения, закрепленного в статье 538, о ссыльных старообрядцах и сектантах особо говорилось в ст. 875, 876, 908 - 914 Устава о ссыльных (нумерация статей приводится по изданию 1857 г.) , где закреплялось несколько правил, которые

действовали в отношении «раскольников», сосланных в Сибирь или в Закавказский край. Исходя из поставленных задач исследования, а также из того факта, что указанные статьи, в частности, основывались на рассмотренных ранее актах (Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета от 20 октября 1830 г.), представляется возможным подробно не останавливаться на их содержании.

Переходя к вопросу о реформировании законодательства, определявшего положение «раскольников всех сект», которое было предпринято в пе- ^{[208] [209] [210]}

риод царствования Александра II, отметим определенные трудности, существовавшие в этой сфере. Борьба предшествующего императора с расколом не дала желаемого для властей результата: «Полная неопределенность огромного числа раскольнического населения, ... множество секретных Комитетов, секретных Указов, противоречащих один другому и имевших характер давлений, усиленный полицейский надзор, - вот что досталось в наследство императору Александру II» .

Например, еще в 1853 г. ряд изданных законоположений, иногда противоречащих одно другому, обратил на себя внимание императора Николая I, который повелел учредить Особый комитет (просуществовал два с небольшим года) для пересмотра «постановлений о раскольниках и составления основного проекта правил, которые служили бы на будущее время руководством при всех административных распоряжениях и в судебных делах, относящихся до раскольников». В рамках деятельности данного комитета предполагалось, в том числе «написать историю раскола, издавать против него обличительные книги, привести в точную известность современное состояние раскола, изменить делопроизводство, - но все эти предположения частью были приведены в исполнение в последующее царствование, а некоторые из

214

них отменены» .

С упразднением Особого комитета уже в период правления Александра II была осуществлена передача производившихся в нем дел вновь учреждаемому Секретному совещательному комитету. С деятельностью последнего связана программа по отношению к «расколу», помимо прочего предполагавшая:

1) чтобы круг действий Комитета о раскольниках был ограничен рассмотрением общих правительственных мер, которые «ни в каком случае не должны были носить на себе характер принудительных или насильственных средств»; ^{[211] [212]}

2) чтобы все дела получили течение к общему установленному законом порядку, то есть «дела законодательные вносились в Государственный Совет, после подготовительных работ в Комитете, дела высшего административного значения - в Комитет Министров, судебные - чрез судебные места»;

3) чтобы Министерство внутренних дел «озаботилось печатанием собрания постановлений о расколе, составлением истории раскола, а также составлением особого наставления для руководства в действиях» по делам о «расколе», которые касались как полицейских чинов, так и духовенства^[213].

Указанное в последнем пункте требование о составлении наставления было выполнено в октябре 1858 г. Этот документ был составлен Министерством внутренних дел по соглашению со Святейшим Синодом, «просмотрен» Секретным комитетом и «немедленно получил всеобщее применение». Главным образом, наставление основывалось на отделении духовной власти от распоряжений светской, оставляя при этом за духовенством круг действий, осуществлявшихся через «назидание и духовное наставление отпадших». В частности, изменялся упоминавшийся порядок духовного увещания раскольников, по которому они вызывались для этого в духовные консистории, посылались затем в монастыри и т. д., и постановлялось, «чтобы назидание и увещание над совращенными производилось без отвлечения их от места их жительства и от обыкновенных их работ и занятий»^[214].

Следует также сказать, что распоряжения, касающиеся подробного изложения догматического учения разнообразных «раскольничьих сект», были связаны с замечаниями, высказанными Александром II, о том, что:

1) несмотря на обилие печатных и рукописных источников, история, статистика и законодательство о старообрядцах и сектантах были еще довольно мало обработаны. Вследствие незнания всех обстоятельств соответствующего рода возникали затруднения не только при решении «частных случаев о раскольниках, но в особенности при избрании правильной и твердой системы действий в отношении к расколу вообще»;

2) по данному предмету существовали существенные различия во взглядах православного духовенства, с одной стороны, и некоторых предста-

-217

вителей светской власти, с другой .

Подтверждением актуальности этих указаний служит характеристика дел о «расколе», которые поступали в Министерство внутренних дел в период предшествующего царствования. В частности, чиновником особых поручений, занимавшимся исследованием данных вопросов, И.П. Липранди отмечалось, что чрезвычайно редко можно было встретить в делах, присылаемых в министерство, «правильные на оные взгляды и разумное оных направление; напротив, во всех вообще видно совершенное неведение той секты, по которой дело производилось». Вместе с тем, довольно легко себе можно представить положение всех подобных дел, «из коих каждое неотменно начинается ... людьми (квартальным надзирателем, исправником и т. п. - И. А.), не только непонимающими достаточно значения различных расколов, но и обремененных другими срочными делами, за упущение которых они подвергаются ответственности более, чем за то, если бы и весь их город, или уезд перешел в раскол». На таких первоначальных данных, содержавшихся в делах, поступавших в Министерство внутренних дел, и основывались представления, которые «высшее правительство» составляло о «расколах вообще» .

Соответственно, нужна была «положительная известность раскола», с разными его подразделениями, сущность многочисленных ересей и сект, о некоторых из которых были известны только названия (причем не всех) с самыми «темными» и противоречивыми объяснениями их сущности, которые были сделаны «по большей части становыми приставами и им подобными». По поводу встречавшихся взглядов об этом предмете, высказанных «людьми просвещенными» образно говорилось, что они являли собой «только красно- ^{[215] [216]}

речивые диссертации, без положительных исследований», которые при этом взаимно противоречили друг другу. Т. е. в существенной степени это были такие данные, на основании которых не было возможности «положить прочное основание к успешным административным действиям», не было количественных данных о каждом из этих религиозных объединений, не было известно всех мест, в которых толк, согласие или секта имели последователей и

219

т. д.

Отсутствие подробных исследований негативным образом сказывалось и на вопросе подразделения объединений старообрядцев и сектантов, которое могло бы послужить основанием к принятию административных мер и «начертанию закона, который бы мог быть правильно приложен, а потому и безусловно исполняем». В частности, разделение «раскольников на безвредных и вредных относилось только к церкви и очень слабо к нравственности, что же касается до отношений гражданского и торгового, также и политического, то с этой точки зрения они вовсе не были не только разработаны, но и

220

подвергаемы рассмотрению» .

В этой связи нужно сказать, что в 1863 г. бывший министр внутренних дел граф Валуев представил императору всеподданнейшую докладную записку о необходимости некоторых изменений в действующих постановлениях о «раскольниках», при этом высказанные им предложения охватывали собой главные стороны действовавшего на тот момент законодательства, регулировавшего рассматриваемую сферу общественных отношений. Для рассмотрения составленных по этому предмету соображений в феврале 1864 г. по «высочайшему повелению» был утвержден Особый временный комитет из духовных и светских членов, а 16 августа того же года заключения данного комитета, согласованные с обер-прокурором Синода, были одобрены императором. Они представляли собой программу законодательной деятельно- ^{[217] [218]}

сти по вопросам общегражданского и религиозного положения старообряд-

221

цев и сектантов .

Подчеркивается, что в порядке обсуждения комитетом вопросов первым был поставлен общий вопрос о классификации сект и толков, вторым - вопрос об общегражданских правах «раскольников», третьим - вопрос об их правах по богослужению и отправлению духовных треб и, наконец, четвертым - вопрос об исполнительных мерах, относящихся к этим предметам. Мы в первую очередь остановим свое внимание именно на первом из обозначенных вопросов, на неоднозначность которого указывает и тот факт, что в дальнейшем при окончательной разработке учрежденными при Министерстве внутренних дел Особыми комиссиями всех «предначертаний» комитета 1864 г. этот вопрос имел важное и существенное значение .

Изначально граф Валуев представил указанному Комитету деление всех сект на более вредные и менее вредные^{[219] [220] [221]}, а в качестве главной разграничительной черты между ними выступали признаки «молитвы за Царя, и признания брачного союза, не в смысле срочного, а постоянного сопряжения». Но вследствие возникших сомнений относительно достаточности этих двух признаков, этот вопрос был передан на обсуждение обер-прокурора Святейшего Синода, по указаниям которого было признано необходимым присоединить к данным признакам еще несколько других, совокупность которых позволяла бы охватить отношение «раскола» как к государству, так и к вероучению господствующей церкви. При этом помимо классификации сект, предложенной графом Валуевым, комитет «имел в виду» еще два предположения по этому предмету, высказанные Святейшим Синодом (деление на вреднейшие, вредные и менее вредные секты) и II отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (деление на положительно вредные и менее вредные секты). Однако обе эти классификации не были

224

приняты .

В итоге к более вредным сектам, согласно окончательным заключениям комитета 1864 г., были отнесены те «секты и толки раскольничьи», которые, как уже говорилось ранее, «в противном учении Св. Соборной Апостольской Церкви»:

а) не признавали «пришествия в мир Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа»;

б) не признавали никаких таинств и никакой власти богопоставленной;

в) допускали при наружном общении с церковью «человекообожание» (см. выше);

г) посягали на оскопление себя и других на основании «богохульного» учения;

д) отвергали молитву за царя;

е) отвергали брак или допускали «срочные или временные супружеские

225

союзы» .

Отмечается, что расплывчатые и неопределенные критерии разделения сект (например, допущение «человекообожания») давали возможность относить к «более вредным» секты, которые начинали активизировать свою деятельность и представляли в связи с этим определенную опасность для православной церкви .

По поводу иных предметов, рассматривавшихся комитетом 1864 г., нужно сказать, что, обсуждая общегражданские права «раскольников», данный комитет обратил внимание на вопрос об их браках, который был связан с одним из критериев разграничения сект по степени вредности. Совершенное непризнание, по мнению комитета, гражданской властью супружеских союзов между сектаторами (если пользоваться дореволюционной терминологией), «неосвященных венчанием в Православной или Единоверческой церк- ^{[222] [223] [224] ви[225] [226] [227], не приносит, как доказывается опытом, существенной пользы». Подобное отношение властей «разрушает семейственное благосостояние значительного числа верноподданных Его императорского Величества и, изъемля домашний быт от действия общих законов, открывая обширное поле своеволию и ничем не сдержанному разгулу страстей, губительно действует на нравы людей, хотя и отпадших от истинного учения веры, но могущих еще путем кротости и убеждений быть возвращенными на правый путь». Для достижения этой цели (без прямого признания законности духовных обрядов, совершаемых «раскольниками») комитет счел полезным «возложить на полицию ведение особых книг, в которых бы вписывались случаи как рождения}

и смерти сектаторов, так и супружества между ними, заключаемого не на

228

срок» .

В целом данная программа деятельности государства по отношению к «сектаторам» и, в частности, изложенные меры проводились в жизнь в течение многих лет. Это вытекало из самого текста заключений комитета, в соответствии с которыми следовало «распубликование и приведение в действие окончательно разрешенных мер производить постепенно, разделив исполнительные распоряжения на два главных периода с тем, чтобы к первому были отнесены меры, касающиеся общегражданских прав раскольников, а ко второму - облегчения в исполнении духовных обязанностей». Причем некоторые гражданские права и «облегчения» в исполнении религиозных обрядов должны были предоставляться не всем старообрядцам и сектантам, а только

229

последователям менее вредных сект .

Рассматривая исследуемые факты в хронологической последовательности, целесообразно также обратить внимание на некоторые положения судебных уставов, утвержденных императором 20 ноября 1864 г., а именно Устава уголовного судопроизводства. Помимо норм, предписывавших не допускать к свидетельству под присягой (в случае предъявления какой-либо из сторон отвода) раскольников по делам лиц, обратившихся из раскола в православие, а также освобождать от присяги лиц, принадлежавших к сектам, не приемлющим присяги (в частности, в ходе разбирательства у мировых судей)^{[228] [229], данный Устав содержал ряд норм, которые регламентировали судопроизводство по уголовным делам о преступлениях «против веры».}

Согласно ст. 1000 Устава уголовного судопроизводства из общего порядка уголовного судопроизводства устанавливались изъятия, в частности, по уголовным делам, производимым с участием духовного ведомства, а именно по преступлениям против веры и др. В свою очередь, ст. 1004 предусматривала, что в делах об отступлении от веры и постановлений церкви обвиняемые подлежали уголовному суду лишь за такие действия, которые по уголовным законам подвергались «какому-либо наказанию или ограничению в пользовании правами состояния». При этом было сделано специальное примечание о том, что совратившиеся из православной веры в какую-либо ересь во всяком случае должны были назидаться в «истинной вере» и уве-

231

щаться духовным начальством .

По общему правилу предварительное следствие по такого рода делам могло быть начато не иначе, как только по требованию духовного начальства (ст. 1006 Устава уголовного судопроизводства). Согласно разъяснению Сената право уголовного преследования было предоставлено исключительно духовной власти, т. е. только она могла и должна была в каждом конкретном случае разрешать вопрос, следует ли возбудить преследование или надлежит ограничиться мерами предупреждения. Что же касается светской власти, то по статье 1005 обязанность ее представителей состояла в сообщении духовному начальству сведений о происшествиях, в которых заключались признаки отступления от веры и постановлений церкви. Затем до разрешения духовным начальством вопроса, должно ли преследовать или нет тех или иных лиц, светская власть ограничивалась принятием мер пресечения или предупреждения соответствующих преступлений^{[230] [231]. Также судебный следователь был не вправе отказаться от производства по требованию духовного начальства предварительного следствия о совращении из православия или отступлении от христианской веры.}

Однако из общего положения о том, что светская власть не могла приступить к уголовному преследованию без формального требования духовной власти, существовало определенное исключение, непосредственно относящееся к предмету нашего исследования. Ст. 1007 устанавливала, что по делам о распространителях ересей, признанных особенно вредными, а также о совратившихся в ереси, которые соединены «со свирепым изуверством и фанатическим посягательством на жизнь свою и других или же с противонравственными, гнусными действиями», предварительное следствие могло начинаться и без требования духовного начальства.

В заключение следует упомянуть еще об одной норме, закрепленной в Уставе уголовного судопроизводства и наложившей существенный отпечаток на судебные решения, в том числе принимавшиеся по делам о правонарушениях старообрядцев и сектантов. Согласно 1009 статье этого документа по делам о преступлениях против православной веры, которые подлежали рассмотрению в окружных судах с присяжными заседателями, последние должны были избираться из лиц православного исповедания, что определенным образом влияло на их отношение к подсудимым.

Далее, определенные изменения претерпело и рассмотренное ранее отделение второе «О ересях и расколах» Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в издании 1866 года . Если говорить об особенно вредных и изуверных сектах, то ст. 197 (в издании 1845 г. ст. 207) была дополнена указанием, что скопцы за совершение соответствующих деяний (по лишении

всех прав состояния) должны были отправляться «из всех мест в отдаленный край Восточной Сибири, с поручением их строжайшему надзору тамошнего гражданского начальства» . В статье 198 (в которую аналогичное измене

ние было внесено ранее (см. издание 1857 г.)), касавшейся приписки последователей особенно вредных сект к городскому сословию и т. д., была изменена санкция. Формулировка, гласившая о ссылке в Закавказские области или отдаче на военную службу в Кавказский корпус, была заменена положением о ссылке из внутренних губерний в Закавказский край, а из этого края и Ставропольской губернии в Сибирь . Как уже говорилось ранее, из статьи 199 Уложения, которая в том числе устанавливала ответственность малолетних христиан, производивших обряды «по жидовской вере», была исключена мера наказания в виде направления этих лиц в батальоны и полубатальоны военных кантонистов (теперь все малолетние отсылались на казенные фабрики). Наказание в виде лишения всех прав состояния и ссылки на поселение «в отдаленный край Восточной Сибири, с поручением их строжайшему надзору тамошнего гражданского начальства» устанавливалось по ст. 201 (ст. 211 в издании 1845 г.) и за оскопление самого себя^{[232] [233] [234]}. Кроме того, из этой и предыдущей 200 статьи (предусматривала ответственность за распространение ереси и раскола, сопровождавшееся насилием или иными увеличивавшими вину обстоятельствами) было исключено упоминание о телесных наказаниях.

Помимо вышеперечисленного была отменена статья 227 (по изданию Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1857 г.), которая касалась ответственности молокан, имевших в своих домах, на фабриках и заведениях лиц православного вероисповедания в услужении или в качестве работников, а равно молокан, поступавших в услужение. Также были исключены статьи 228 и 229 Уложения (ст. 216 и 217 в издании 1845 г.), предусматривавшие наказания для евреев, высланных из мест распространения «жидовской ереси» (учения субботников или иудействующих), а затем самовольно туда возвратившихся, и для лиц, давших пристанище этим евреям. Впрочем, указывалось на соответствие данных статей , соответственно, 63 и 64 статьям Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 года .

Возвращаясь к «Высочайше одобренным» заключениям Особого временного комитета 1864 г., следует отметить факт издания законов 1874 и 1883 г., в которых нашли отражение указанные заключения. В том числе связанный с введением всеобщей воинской повинности закон (или, более точно, Высочайше одобренное мнение Государственного совета) от 19 апреля 1874 г. «О правилах метрической записи браков, рождения и смерти раскольников» сыграл, согласно приводившейся выше точке зрения, определенную, весьма важную роль в процессе признания за «расколом» права на существование . Помимо прочего, он «прекратил действие нормы, предписывающей крестить детей раскольников по православному обряду, и признал действительными (правда, как гражданские) браки староверов»^{[235] [236] [237] [238]}.

В то же время в окончательной редакции данный правовой акт был сформулирован таким образом, что его действие распространялось только на старообрядцев. Браки же сектантов, если они совершались по правилам их учения, а не в православной церкви, по-прежнему признавались недействительными, а родившиеся от них дети не получали никаких прав «ни по происхождению, ни по имуществу». Т. е. рождение детей и смерть сектантов должны были регистрироваться только в православной церкви и не влекли без этого никаких юридических последствий^[239].

В целом предполагалось, что «раскольники, записанные в сказках десятой ревизии мужем и женою», признавались состоящими в законном браке супругами, а «показанные по ревизии» дети считались их законными детьми ^{[240] [241]. Брачные союзы, заключенные после десятой народной переписи, как и рожденные в таких браках дети записывались (при жизни обоих супругов) в соответствующие метрические книги, которые в городах и уездах должны были вестись местными полицейскими управлениями и т. д.}

В данном случае интерес для нас представляет в большей степени не рассмотрение конкретных правил осуществления записи «браков, рождения и смерти раскольников», а сам факт того, что браки «раскольников» приобретали «в гражданском отношении (курсив автора - И.А.) чрез записание в установленные для сего особые метрические книги» силу и последствия законного брака. Следует учитывать также то обстоятельство, что при определении степени вредности сект (в широком смысле) решался и вопрос об отрицании законного брака (т. е. церковного) теми или иными религиозными объединениями.

Что касается упоминавшегося пересмотра оснований классификации «раскольничьих сект» по степени общественной вредности, то с конца 60-х гг. XIX в. «стали раздаваться призывы обнародовать мотивы распределения Министерством внутренних дел сект на степени ..., что соответствовало бы новому “судебному порядку”» . Кроме того, в ходе деятельности созданной

в 1875 г. при Министерстве внутренних дел особой комиссии для разработки предначертаний комитета 1864 г. было составлено несколько экспертных записок, относящихся к рассматриваемой проблеме (их авторами выступили, в частности, П.И. Мельников, В.М. Лазаревский).

П.И. Мельников полагал, что степень вредности сект, старообрядческих согласий и толков оценивалась главным образом с церковной точки зрения, а не с позиций светской власти. Из всех приводившихся выше признаков только два последних («непризнание царской власти или монархического начала, составляющего основу государственного строя России, и непризнание брачного союза, составляющего краеугольный камень семьи и гражданского общества») целесообразно было бы использовать светской власти для классификации сект на более и менее вредные. Вместе с тем, указанный автор считал, что первый из этих признаков имеет лишь теоретическое значение, поскольку в Российской империи отсутствовали «секты», не признающие царской власти, а молокане и федосеевцы (причислявшиеся к беспоповщине) были отнесены к ним безосновательно. Соответственно, в качестве признака, имевшего прикладное значение, оставалось отношение рассматриваемых религиозных объединений к браку, а к отвергавшим его при-

245

числялись хлысты и скопцы .

С другой стороны, В.М. Лазаревский находил подход к определению степени вреда с церковной точки зрения единственно оправданным, поскольку непризнание царской власти носило теоретический характер, а использование такого признака, как непризнание брака, данный исследователь признавал неэффективным, т. к. в 1874 г. был принят вышеприведенный закон о гражданском браке «раскольников». В.М. Лазаревский подчеркивал, что «ереси не “безвредны в смысле государственном, Церковь русская есть национальная, государственная... [и] что вредно Православию, то вредно и православному обществу, православному государству”»^{[242] [243] [244]}.

В свою очередь, выводы этих авторов были направлены для отзыва ряду известных исследователей старообрядчества и сектантства. Так, архиепископ Макарий отмечал, что все существовавшие в России «секты вредны, однако одни из них вредны и Церкви и государству, а другие только Церкви, а государству опосредовано, как соединенному с Церковью». Также он не соглашался с утверждением об отсутствии в Российской империи «раскольничьих сект», не признававших царскую власть. По его мнению, все существовавшие секты повиновались власти по необходимости, поскольку существовавшие условия не позволяли открыто ей сопротивляться, но при возникновении возможности последователи этих объединений проявляли неповиновение (уклонялись от воинской повинности, прятали лиц, скрывавшихся от преследования властей). Поэтому сам архиепископ Макарий предложил отнести к более вредным сектам 1) молокан, отвергавших царскую власть; 2) скопцов и хлыстов, отвергавших брак; 3) «беспоповские секты» (в частности, федосеевцев, филипповцев, странников и др.), отвергавших царскую власть и брак. В качестве менее вредных были названы все «поповские секты», поморцы и нетовцы-отреченцы (принадлежавшие к беспоповщине^[245]). Секту иудействующих предлагалось отнести к числу «еврейских сект» с ее подчи-

248

нением соответствующим нормативным актам .

Иную точку зрения высказывал профессор Казанской духовной академии Н.И. Ивановский, указывавший на наличие недостатков и в светском, и в церковном подходе к решению вопроса об определении вреда соответствующих религиозных объединений. Например, он указывал, что понятие вреда для господствующей церкви не ограничивалось искажением ее учения со стороны сектантов или старообрядцев, но и включало силу осуществлявшейся ими пропаганды своих воззрений. По поводу непризнания какой-либо власти отмечалась возможность того, что «раскольники» теоретически могли признавать ее «богопоставленность», а на практике отрицать. «Отвержение церковного брака», по мнению Н.И. Ивановского, следовало использовать в качестве признака более вредных сект только вместе с указанием на связь такого рода непризнания с учением соответствующей «секты», разъяснявшим вопрос: почему подобный брак является «скверною»? Высказывалась мысль, что могут быть «раскольничьи секты», последователи которых живут «в блуде» (т. е. не заключая церковный брак), но такой союз является постоянным,

249

а не временным .

Таким образом, с учетом обозначенных сложностей, возникавших в процессе выделения признаков более вредных сект и, соответственно, их сравнением с современным понятием «деструктивное религиозное объединение», целесообразно рассмотреть некоторые сведения, содержащиеся как в дореволюционной и советской, так и в современной литературе, которые характеризуют учение и деятельность интересующих нас религиозных объеди- ли отказываться от самосожжений, безбрачия и др. Так, к концу XVIII в. приверженцы данного учения стали платить государственные налоги, которых раньше не признавали.

Странники (бегуны) - одно из разветвлений беспоповщины (один из крайних толков), возникшее в XVIII веке. Изначально одними из главнейших пунктов их учения были положения о том, что нужно скрываться, «убежать» от общества, отказаться от исполнения государственных повинностей как видимых знаков власти антихриста: военной службы, паспортов, присяги, платежа податей и налогов. Позднее «бегание» стало простой формальностью, не требующей действительного побега (См.: Большая Советская Энциклопедия (в 30 томах). Т. 27. Ульяновск - Франкфорт / гл. ред. А.М. Прохоров. - 3-е изд. - М: Советская энциклопедия, 1977. - С. 262, 405; Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. II. - Ст. 1844, 2104, 2120, 2236).

²⁴⁸ См.: Конь Р.М. Указ. соч. - С. 389, 390.

²⁴⁹ См.: Там же. - С. 390, 391.

нений. В этой связи еще раз подчеркнем, что представляется оправданным изучить соответствующие объединения (относившиеся в Российской империи к особенно вредным, более вредным и т. п. сектам) по отдельности с привлечением перечня тех признаков деструктивного религиозного объединения, которые были выделены в рамках первой главы.

В целом применительно к периоду правления Александра II можно говорить не столько о самих изменениях в рассматриваемом законодательстве, сколько о процессе подготовки данных изменений и реформ в области вероисповедной политики, которые только начали осуществляться в этот период. Обобщая рассмотренный ранее материал, целесообразно отметить следующее:

1) подчеркивалась необходимость детального исследования учений различных сект и старообрядческих толков. В частности, отсутствие такого рода исследований неблагоприятно сказывалось на обоснованности деления религиозных объединений на особенно вредные, менее вредные и т.д. Соответственно, также оказывалось влияние и на политику государства в отношении тех или иных сект, толков, согласий.

2) в процессе деятельности Особого временного комитета, созданного в 1864 г., были выработаны критерии классификации сект и старообрядческих толков на более и менее вредные. Те неоднозначные точки зрения, которые были высказаны применительно к пересмотру классификации «раскольнических сект» по степени их вредности, еще раз подчеркивают необходимость разграничения церковных и светских интересов в этой области.

3) заключения вышеназванного комитета нашли отражение в высочайше утвержденном мнении Государственного совета от 19 апреля 1874 г. «О правилах метрической записи браков, рождения и смерти раскольников». Несмотря на сложности, связанные с его применением, данный акт позволил произвести переоценку критериев вредности «раскольнических сект», которые касались браков «раскольников».