ЭПИЛОГ. АКСИОМЫ ПРАВА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Как мы отмечали в самом начале, Серебряный век, будучи проявлением кризиса рубежа XIX—XX вв. в России, в изначальном своем виде был бунтом деятелей искусства против рационализма.
Он принял форму «эстетических разногласий» с реалистическим искусством. Молодым поэтам надоели «ямбы и хореи», сдерживающие эмоции и свободу самовыражения, художникам «надоело» изображение неприглядной действительности, музыканты не желали сочинять изобразительную назидательную музыку. Это был один из тех периодов истории, когда «думать иначе» стало не только возможно, но и модно, современно. Модернистские течения в искусстве становились все более популярными.Названные процессы были вполне созвучны широко распространившимся умонастроениям, отвергавшим устоявшиеся воззрения на устройство мира, государства и общества. Только ленивый не говорил о «прогнившем царском режиме». Почти все молодое образованное поколение оказалось втянутым в политическую жизнь, в различные формы оппозиционной, пропагандистской и даже революционной деятельности. В возникшей полемике определились два основных взгляда на осуществление политических и социальных реформ — революционное и эволюционное. Наиболее яркими представителями этих двух направлений стали партии социал-демократов (большевиков) и социалистов-
128
революционеров, с одной стороны, и кадетов - с другой. Полемика вокруг будущего «справедливого» государственного устройства страны не могла не затронуть проблему будущего правового устройства, а значит, и правовых аксиом.
В понимании революционно ориентированных партий итогом преобразований должно стать разрушение государства как инструмента подавления одних классов другими, а вместе с ним и права, которое многие, включая и очень влиятельного мыслителя и писателя Л.Н. Толстого, считали злом. Поэтому поиски аксиом права их мало интересовали. Только когда большевики оказались перед необходимостью построить «первое в мире государство рабочих и крестьян», они озаботились этой проблемой.
Программной установкой партии кадетов было построение правового государства. В своих правовых теориях они опирались на позитивизм - философскую основу научного знания того времени. Однако поиски «универсальных» основ права на базе позитивизма натолкнулись на существенные трудности.
Как писал Б.А. Кистяковский, «ни в какой другой науке нет столько противоречащих друг другу теорий, как в науке о праве. При первом знакомстве с нею получается даже такое впечатление, как будто она только и состоит из теорий, взаимно исключающих друг друга. Самые основные вопросы о существе и неотъемлемых свойствах права решаются различными представителями науки о праве совершенно различно. Спор между теоретиками права возникает уже в начале научного познания права; даже более, именно по поводу исходного вопроса - к какой области явлений принадлежит право»[121].
129
Основным родовым недостатком позитивистского подхода оказалась его неспособность ответить на самый животрепещущий вопрос времени: где заканчивается право и начинается произвол? Именно неспособность позитивизма обосновать принудительный характер права вкупе с традиционным для России правовым нигилизмом порождали скепсис в отношении эволюционного развития страны в правовое государство.
Ситуацию попытались исправить философы и правоведы иррационалистического идеалистического направления. На базе эзотерических построений в духе Бога, Абсолюта и Мирового разума они попытались представить историю человечества как постепенное приближение к справедливому, моральному обществу, царству добра. При этом право, постоянно корректируемое изменяющимися представлениями о морали, должно служить важным средством такого приближения на основе государственного и морального принуждения к справедливости.
Однако, получив значительное большинство в Первой Государственной Думе, первом в истории страны такого рода институте правового государства, кадеты не смогли справиться с революционным зудом и стали слишком рьяно требовать невозможного от закоснелой царской власти, которая в полном соответствии с законом разогнала Государственную Думу и спровоцировала ббльшую часть Думы на беззаконие: кадеты подняли бунт, выразившийся в подписании Выборгского воззвания.
После того как лидеры партии были поражены в политических правах, влияние кадетов в последующих Госдумах практически сошло на нет, а к власти в итоге пришли большевики.Новая власть не нуждалась в мыслителях «буржуазного толка», и философы и правоведы Серебряного века наряду с другими представителями интеллектуальной элиты были
130
вытеснены из страны. Серебряный век в лице преимущественно литераторов, поверивших в революцию, в России постепенно угас.
Российские мыслители, разбросанные по всему миру, уже не представляли собой единого культурного феномена и либо продолжали свою работу в чужеродной среде, либо вливались в ряды иностранного научного сообщества.
Попытаемся подвести итог исканий аксиом права мыслителями Серебряного века.
Аксиомой, не вызывавшей возражений ни у одного из героев настоящего очерка, было утверждение, что право — это социальное явление. Однако вопрос о том, какая из сфер социальной жизни — материальная или духовная определяет право, уже вызвал разночтения. Марксисты и позитивисты этатистского и социологического направлений за аксиому брали материальную основу права, а представители иррационалистического идеалистического направления — духовную. Промежуточное положение занимало учение Л.И. Петражицкого, который, с одной стороны, говорил об эмоциональной природе права, а с другой — понимал эмоции в материальном, физиологическом контексте.
Марксистская аксиома исходила из представления о праве как о надстройке над экономическим базисом. Так что право бывает только буржуазным и определяется исключительно экономическими отношениями. Однако учение Маркса было опровергнуто его последователями — большевиками, сумевшими базис (экономику) полностью подчинить надстройке — точнее, ее «копью» — в лице руководства и аппарата КПСС. «Руководящая и направляющая сила» настолько деформировала экономику страны, что СССР не выдержал конкуренцию с капиталистическими странами и прекратил свое существование.
Аксиоматика «этатистов» и представителей раннего социологического направления не могла четко разграничить пра-
131
во и произвол и потому отторгалась не только некоторыми мыслителями, но и обществом.
Иррационалистическая концепция права хотя и решала эту проблему, также не могла претендовать на всеобщее признание просто в силу наличия значительного количества людей, придерживавшихся материалистических воззрений.
Психологическая теория права Петражицкого была чересчур оригинальной и отрицала многие понятия и определения, выстраданные многими поколениями правоведов, и также не могла претендовать на всеобщее признание ее аксиом.
Прорывным, на наш взгляд, оказалось предложенное П.И. Новгородцевым, Б.А. Кистяковским, Н.С. Тимаше- вым и П.А. Сорокиным понимание права как культурного явления. Культура, как мы говорили выше, представляет собой «хранилище» всех продуктов и результатов человеческой деятельности — как материальных, так и духовных. Как отмечал Киреев, наставник Сорокина и Тимашева, культура, собственно, и есть деятельность. Мы бы сказали, что это система, а точнее, гиперсистема деятельности, включающая в себя в качестве суперсистем, систем, подсистем и т.д. практически все стороны функционирования социума, а также их продуктов и результатов.
Если принять в качестве аксиомы, что право представляет собой ветвь культуры или, иными словами, одну из систем деятельности, входящую составной частью в гиперсистему культуры, наряду с такими системами деятельности, как управление, наука, искусство, военное дело и т.д. и т.п., то вся перечисленная выше аксиоматика становится уже следствием такого подхода, в том числе:
установление тесной связи права с социальными процессами, структурой общества и интересами разных групп (Муромцев, Шершеневич, Коркунов, Ковалевский);
132
понимание права как явления, определяемого доминирующими ценностями и моралью (Соловьев, Трубецкой, Новгородцев, Ященко, Тимашев, Сорокин, Гурвич);
понимание реализации права как перманентного процесса отношений между людьми (Петражицкий, Гурвич);
наконец, описание самого Серебряного века как исторической точки смены ценностной ориентации части общества (Сорокин), а также механизма изменения такой ориентации (Выготский).
Кроме того, если вместо эмоциональной психологии Петра- жицкого использовать результаты работ Выготского, согласно которым поведение человека определяется вовсе не эмоциями, общепринятого определения которых не существует до сих пор, а культурой и целеполаганием, то многие несуразности концепции права Петражицкого разрешаются сами собой. Например, его знаменитые «фантазмы», которые он выдавал за правовые нормы, на самом деле оказываются нормами культурными, и никакой загадки в том, что им следуют люди одной и той же культуры, нет. Именно культурным нормам, а не нормам закона, которых большинство из них не знает, следует поведение людей. Закон лишь конкретизирует эти нормы и устанавливает санкции за их нарушение. Так называемое интуитивное право и не право вовсе, а очень жесткий регулятор поведения в виде культурных императивов. Знаменитый «внутренний голос» - это набор культурных стереотипов, например «совести», и ничего мистического в нем нет.
С этих позиций становится ясно, почему у Петражицко- го «правовые отношения» становятся столь вездесущими - вплоть до детских игр и договора о продажи души дьяволу. Это неизбежный результат практического отождествления права и культуры.
В общем, если исключить подмену права культурой и внятно разделить культурные и правовые нормы, то под-
133 ход Петражицкого окажется вполне работоспособной версией. Именно этим путем — от психологии к социологии, а от нее — к культуре и шел в своих исканиях Тимашев.
О социокультурных аспектах права мы подробно, в исторической ретроспективе рассказали в наших предыдущих очерках1, так что любознательный читатель может самостоятельно ознакомиться с ними и при желании сделать для себя соответствующие выводы.
Мы лишь в качестве напутствия хотели бы обратить внимание на то, как расширившийся кругозор правоведов позволил им включить в свои исследования результаты других гуманитарных наук, особенно социологии, психологии и истории. Наряду с общефилософскими подходами это позволило заложить основы таких новых дисциплин, как философия права, социология права, психология права, история права. Думается, что со временем этот список может быть значительно расширен, и не только за счет исследования социокультурных аспектов права.
Вышеизложенное подсказывает нам, что юристам противопоказано замыкаться в рамках чисто правовой науки. Новые горизонты перед молодыми исследователями может раскрыть лишь расширение их кругозора на другие гуманитарные и даже на естественные науки. Собственно, именно эту задачу — побудить начинающих юристов к более широкому взгляду на право — мы и ставили перед собой, приступая к написанию наших очерков.
Крашенинников П. Времена и право, а также: Он же.12 апостолов права.