СОЦИАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И ГЕРМЕНЕВТИКА
Герменевтика (название происходит от Гермеса — древнегреческого бога письменности, а также от «герменеою» — «разъяснить, истолковывать» (древнегреч.)) как философское направление сформировалась во второй половине XIX в.
Возникновение ее связано с именем немецкого ученого Вильгельма Дильтея (1833— 1911).Основополагающий тезис социальной эпистемологии Дильтея выглядит следующим образом: отчасти соглашаясь с неокантианцами, он подчеркивает необходимость учета ценностей в познании социальных явлений; однако для него это лишь один из многих моментов процесса «включения» человека в переживание исследуемых им социальных явлений и фактов. Именно это переживание, согласно немецкому философу, позволяет ученому, изучающему подобные явления и факты, возвыситься до их герменевтического постижения, а если быть совсем точным, до понимания их. «Понимание» — это высшая ступень познания, а «объяснение» (в том числе «научное объяснение») Дильтеем истолковываются как предварительные (предшествующие «пониманию») ступени философского постижения социальной реальности.
Но позицию Дильтея нельзя также трактовать примитивно — будто он требовал какого-то мистического вчувствования в социальную реальность, как прошлую, так настоящую и будущую. Наоборот, он призывал к единству как субъективного, так и объективного в социальном познании, результатом которого должно было стать «герменевтическое знание».
Российский философ А.Ф. Зотов иллюстрирует позицию Диль- тея следующим размышлением:
«Историк вовсе не должен стремиться к простому описанию индивидуальных событий (к чему, кстати, призывали и неокантианские приверженцы идеографического метода — ведь без “отнесения к ценностям” не могло образоваться никаких понятий исторической науки); он стремится к общему пониманию событий и процессов. Об этом свидетельствуют и такие понятия, как “средневековое общество”, “национальная экономика”, “революции Нового времени”.
Даже когда историк занимается биографиями, тогда в роли сырого материала выступают события или документы (письма, воспоминания, дневники, сообщения современников и пр.). К примеру, историк хотел бы понять Бисмарка как великого политического деятеля, — что оказывало на него влияние, что было для него значимым, к каким целям он стремился и почему именно к ним; кто и почему был его союзником и противником, как он использовал сложившиеся условия или мог их изменить в своих интересах; почему в Пруссии и Европе сложились такие условия; какое значение имело государство в этой стране, и чем оно отличалось от других европейских странах, и т.д. и т.п. Для всего этого ему, историку, и нужны общие понятия. Поэтому задача не в том, чтобы каким-то образом “слиться” с Бисмарком психологически, “идентифицировать” с себя с ним как с личностью: историк, который хотел бы “разобраться” с Бисмарком, обязан изучить и государственную структуру Пруссии, и состояние ее хозяйства, и особенности и традиции внешней политики, и расстановку сил в Европе и в мире, и конституцию страны, и особенности религии, и многое, многое другое. Понимание исторической личности предполагает “опосредование” этого “общего знания”»[108].В своей значительной части идеи герменевтики оказались подхвачены социальной феноменологией — социально-философским учением, основателем которого принято считать австрийского философа и социолога Альфреда Шюца (1899—1959). У своего соотечественника, выдающего представителя феноменологии, Эдмунда Гуссерля, Шюц позаимствовал идею жизненного мира, и именно она стала центральной идеей социально-феноменологической концепции Шюца.
Жизненный мир — это сфера непосредственного, рефлексивного, интуитивно переживаемого жизненного опыта, который формируется и закрепляется на уровне здравого смысла. Другое важнейшее понятие феноменологии Шюца — понятие «повседневность» как напряженное, лишенное всякого сомнения внимание к жизни, предполагающее целостное «Я», и выдвижение разнообразных проектов воздействия на окружающую личность среду[109].
Собственная биография индивида конструирует, согласно Шюцу, его особенный «жизненный мир», его биографическую среду, где собственное «Я» индивида оказывается центром познающей перспективы, организующей каждый акт понимания и каждую интерпретацию внешнего факта. В результате не существует всеобщего познания социальной реальности, знание о ней оказывается социально распределенным и исключительно индивидуальным, т.е. знание одного индивида не сводимо к знанию другого субъекта.
«Знание социально распределено. .Но запас действительного наличного знания различен у различных индивидов, и повседневное мышление берет это в расчет. Не только то, что знает индивид, отлично от того, что знает его сосед, но также и то, как оба знают одни и те же факты. .Всякие индивидуальные запасы наличного знания в каждый момент структурируются как зоны различных степеней ясности, определенности и точности. .Знание этих индивидуальных различий есть само по себе элемент повседневного опыта: я знаю, к кому и при каких типичных обстоятельствах я должен обратиться за консультацией, как компетентному доктору или юристу. Другими словами, в каждодневной жизни я конструирую такие типы других сфер знакомств, масштабы и структуру знания другого»[110].
Поскольку познание социальной реальности строго индивидуально, перед Шюцем возникает следующая дилемма: как установить социальную, объективную связь между различными типами индивидуального социального познания и как организовать это социальное познание в нечто единое целое? Как превратить «повседневное познание» в «научное познание»?
Шюц скорее в этом пункте нащупывает решения, чем его предлагает:
«Все научные объяснения социального мира. должны соотноситься с субъективными значениями действий человеческих индивидов, из которых складывается социальная реальность»[111].
В результате социальная феноменология еще более, чем неокантианство и герменевтика, усилила элемент субъективного в познании мира социальных фактов и явлений и даже в некотором роде устранила из социального познания объективное. Примерно в таком же направлении работали и продолжают работать еще два философских течения — постструктурализм и постмодернизм.